канаву.
вычерпывать воду?
Так что лучше убрать отсюда инструменты. Вы понимаете, я хотел бы, чтобы
это выглядело как несчастный случай.
Чушь, Уоллес, трубы лопаются только зимой!
бумажками? Ох, Уоллес!
вас, они где-то здесь. Я знаю своего отца. Он умеет прятать. А какая ему
теперь польза от этих денег? Ведь он все равно не смог бы признаться, что
они у него есть, даже если бы...
будто он собака на сене.
принадлежу к совершенно другому поколению. У меня никогда не было никакого
чувства собственного достоинства. Совершенно другой набор изначальных
данных. Никакого врожденного уважения ни к чему. Пожалуй, я действительно
разговнял эти трубы.
только остановиться, обернуться и поглядеть, что они еще натворят. Они не
обманут ожиданий. Сэммлер подставил второе ведро под трубу. Уоллес,
ходивший к чердачному окну опорожнить свое ведро, вернулся, отряхивая
грязные мокрые руки; черные волосы на его голой груди аккуратно
расходились двумя симметричными полукружиями, напоминая нагрудник рясы.
Руки у него были длинные, плечи белые, бесполезно широкие. Он улыбался
себе самому слегка опущенными уголками рта. Как не раз уже бывало, он
вдруг опять напомнил созданный его матерью образ прелестного мальчика - с
крупным детским черепом на длинной шее, с четко вычерченной линией бровей,
с пушистыми волосами и красивым прямым носом. Но, как на старинных
картинах, где наверху изображен иной мир, над головой Уоллеса можно было
изобразить символы вечного беспокойства: дым, пламя, блуждающие черные
предметы. Внезапные решения, запечатанный разум.
было бы оплатить ремонт после этого потопа. Но мне он не скажет, а вы его
не спросите.
дал на обзаведение. Это его последняя возможность показать, что он в меня
верит. Желает мне добра. Дает мне как бы свое благословение. Вы думаете,
он меня любил?
думает. "Или если бы ты его любил, Уоллес. Ведь это дело взаимное.
Приходится быть гибким".
наверное, устали.
чувствовать усталость.
способ подсознательно выразить свое Я?
подсознание на тюремный паек.
Все равно вылезет наружу. Я сам это в себе ненавижу.
трубу, из которой яростно хлещет вода.
установить фальшивые трубы.
должна быть толстой.
совершенно неправильное представление. В нем уйма научного хладнокровия.
Он вполне мог выбрать эту трубу. Знаете, как туго могут быть скатаны
банкноты? Ведь он же хирург. Умения и терпения у него хватает.
- сказал Уоллес.
выяснять, откуда в дом подается вода. Оказывается, для этого нужен
колодец. Подумать только! А ведь мы тут живем давно, мне было десять лет,
когда мы сюда переехали. Восьмого июня сорок девятого года. Я ведь родился
под знаком Близнецов. Мой цветок - полевая лилия. Вы знаете, что полевая
лилия весьма ядовитый цветок? Мы переехали как раз в мой день рождения.
Никакого праздника не устраивали; фургон с вещами в тот день застрял в
воротах. Да, значит, это не муниципальный водопровод, никогда бы не
подумал. - Он пустился в общие рассуждения со свойственным ему
легкомыслием. - Говорят, для среднего человека характерно, что он не
способен отличить явления природы от результатов человеческой
деятельности. Он думает, что дешевые бытовые удобства - водопровод,
электричество, метро и горячие сосиски того же происхождения, что чистый
воздух, солнечный свет и листва на деревьях.
потоп, и вызову уборщицу.
в жизни держал тряпку в руках. Но я, пожалуй, могу разостлать газеты. В
подвале полно старых подшивок "Таймс". Но, дядя знаете что?
очень хотелось, чтобы вы были обо мне хорошего мнения.
получить эти денежки. Поскольку она не замужем, она его просто продаст. У
нее нет никаких сантиментов насчет семейного гнезда. Насчет корней. Да и у
меня, впрочем, тоже, если подумать. Отец ведь не так уж любит этот дом.
Нет, я не чувствую никаких угрызений совести по поводу наводнения. Все
можно восстановить. По безумным ценам. Но ведь счета будет оплачивать
агентство, что, конечно, редкое жульничество. Но на то и страховка. Чтобы
собственнические чувства постепенно угасали. И я думаю, они и впрямь
угасают. - Уоллес умел неожиданно становиться серьезным, но его
серьезность была какая-то легковесная. Серьезность, возможно, и была
идеалом Уоллеса, его естественной потребностью, но он был неспособен
понять, что ему нужно. - Я скажу вам, дядя, чего я боюсь, - сказал он. -
Если мне придется жить на точно определенный процент с капитала, я человек
конченый. В этом случае я никогда не найду себя. Вы что, хотите, чтобы я
заживо сгнил? Я должен вырваться из будущего, которое мне уготовил отец. В
противном случае со мной может случиться что угодно, и все, что случится,
для меня - гибель. Мне нужно иметь собственные стремления, а я пока не
вижу ничего впереди. Все, что я вижу, - это десять тысяч в год, как
пожизненный приговор, произнесенный мне отцом. И я должен выскочить из
этой клетки, пока он еще жив. Если он умрет, я впаду в такую меланхолию,
что буду не в силах и пальцем шевельнуть.
может быть, принесем газеты и расстелим на полу?
в копеечку. Знаете, дядя, мне кажется, у меня мозгов вдвое меньше, чем
надо для осуществления моих затей, и поэтому я всегда останавливаюсь на
полпути.
корни, тебе они ни к чему?