идущую: у нее нет куртки, она одна не спешит.
влезаю на Гогин велосипед:
проезжаю мимо нее - руль пропадает куда-то: я погружаюсь в глухую полынь,
будто в слепоту колкого фантастичного ликования.
хлюпает, чавкает, майка липнет к телу.
знаю. Я не стал бы с ним спорить - до сегодняшнего дня...
кухне в напряженной рассеянности. Выглянул из комнаты Валтасар:
забывчиво замер.
Где ты это подхватил? Что ты понимаешь в душе?
белеющая фигура у куста. Черный Павел в своей ризе.
пиджак, меня выносит за дверь, иду не зная куда через кухню; в комнате
соседки, моей одноклассницы Кати - смех. Дверь прикрыта неплотно. Я
постучался и заглянул. Катя смеется:
босоножками.
стесняется - с восьми лет растем в одном бараке. Меня сейчас почему-то
поразило, какие у нее длинные ноги.
залюбовалась!
7.
темно - тишина, будто в уши ввинчивают буравы, и вдруг - краткий, рвущий
тебя с места гром. Мне чудится: исполинский старик сидит на корточках,
играет в ножички - сверкающие ножи с разящим грохотом вонзаются в землю все
ближе, ближе к школе; у старика гранитная голова, трепетные вспышки озаряют
согнутые в коленях ноги - не то скалы, не то водопады.
осмеливалась ходить по классу и выглядывать.
ослепительной белизной - я резко, до боли в шее, отвернул голову, оглох от
удара. Она стояла в дверях - сощурившаяся.
трясло от безумной нервозности - позавчера, в малиновых шортах, эта девушка
играла в волейбол. Теперь в темном платье ее не сразу узнаешь. Бордовый верх
платья, и волосы цвета сухих, будто лакированных стружек - я никогда не
представлял себе такого восхитительного контраста. Она от меня в метре.
Почудилось, молния попала мне в голову, потому что я услыхал мой незнакомо
наглый голос:
Густавовна.
недоумков. Потом классу:
из школы; черчение введено у нас в этом году.
Бармалем.
долго "отливал" маленькие карагачи, принося вечером под каждое деревце по
десять ведер воды. Теперь карагачи крепкие, высокие, раздавшиеся узловатыми
ветвями. Трясу один из них изо всех сил, на нас густо сыплются капли,
здоровенные, как виноградины.
по стволам...
непостижимо тянет к школе. На больной ноге - целое грязевое ядро: еле волоку
ногу, помогаю рукой. В луже на волейбольной площадке чуть не растянулся.
прикрученную к санкам проволоку: я опрокидывался от рывков на спину, передо
мной на плотном и черном, как смола, фоне оказывались крупные морозные
внимательные звезды. Мы глядели друг на друга, а дворняга Джесси, откуда-то
попавшая к Черному Павлу, который уверял, что это чау-чау и ее подарил ему
один генерал, на бегу то и дело через меня перескакивала...
нет Валтасар с Марфой? Сердце, до того как слух улавливал их беспокойное
дыхание, замирало и вдруг срывалось, взахлеб гоня тоскующую кровь. Я
дрожливо отодвигал занавеску, и, когда сквозь оконные шторы проникало
томление чуть заметного лунного света, воображение вседозволенностью страсти
усиливало его. Мне казалось, я вижу все-все... Но при этом чувствовалось
что-то, не поддававшееся дорисовке.
предположений, устремляясь на штурм неразрешимого. Становилось яснее и
яснее, насколько оно хорошо: это особенное - нежность Валтасара и Марфы друг
к другу.
Зависть сшиблась с восхищением, и восхищение одолело - так неистово желалось
нежного великолепия! и столь очевидной представала позорность той отрады
нищих, какая только и возможна в учреждении, все более безобразном в
воспоминаниях. Тамошнее с его нечистотой, которой угощались мальчики
постарше, настигало меня, доводя до внутренней гримасы плаксивого смеха.
Открытая мной нежность стала как бы моей собственностью, немыслимой для тех
обделенных, и я жадно проектировал ее в свое будущее.
лицом и идущей к нему косой челкой в коричневом школьном платье. Со временем
такой станет какая-нибудь из моих сверстниц, чьи попки пока что не развились
до дразнящей интересности, и я буду владетелем, как Валтасар.
Каменистый Артем
Шилова Юлия
Максимов Альберт
Зыков Виталий
Никитин Юрий
Каменистый Артем