уникальный состав веществ в воде, происходящие процессы. Евсей занимался
математической частью.
Хочется кому того или нет, но повседневность планомерна! Разлад с
рациональным оборачивается нолями и минусами.
сковороды: рагу из баранины, поджаренную на сале лапшу. Последствие моих
слов нашло себя в общем желании подстраховаться: включили магнитофон, чтобы
упредить возможность сомнений - у нас, под предлогом моего дня рождения,
нормальная бытовая гулянка.
держалось после сказанного мной, поднял стопку жестом, полным достоинства и
приятности:
немного аффектированно: - Чтобы ты так жил!
промасленные кольца лука. Мне и трехлетнему Родьке дали компота из
сухофруктов - понемногу, чтобы сладкое не перебило аппетит. Магнитофон
выдает исполняемое с деланной заунывностью, кем-то безголосым:
Мои нервы еще гудели, но не так воспаленно. Евсей скосил на меня глаза и,
намазав кусок мяса горчицей, уклончиво улыбаясь, взял рюмку:
собой, - дозированная, она разгружает, чтобы не было крена в сторону
невозможного...
однажды, уже в зрелую пору, я уловлю в себе то, что облеку в образ: пролито
вино, и короткая струя разбилась бесформенно... Всплеск преобразуется в
мысль, что не случайности редки в жизни, а редко понимание их
естественности. По смыслу совершенно никак не связанное со всей этой
историей, выступит на первый план место в Книге пророка Даниила: "Валтасар
царь сделал большое пиршество..."
легким".
10.
школа; беспрестанно кивая знакомым, двигаемся к нашему месту - неудобному
глинистому обрывчику: там меньше народа. Гога знает - я стесняюсь моей ноги.
Два-три года назад не так стеснялся, хотя носил тогда аппарат: друзья по
очереди (делать это каждому так нравилось!) помогали мне его снимать и
надевать - чужие мальчишки, гомозливо теснясь вокруг, ненасытно созерцали
процедуру.
кажется, наш обрывчик недостаточно удален от толпы. Сколько купальщиков!
Взгляд скользит по полуобнаженным фигурам, скользит - задерживается на
одной: я прикусываю губу. С прикушенной до крови губой смотрю на стоящую
шагах в двадцати, по щиколотку в воде: восхитительно сложенная, ко мне
вполоборота, она еще не увидела меня.
будто передавленном горле катается комок. - Она же голая, Гога!.. Такие
узкие трусики - два пальца...
болтлив, цепляюсь к ней, трепливо переспрашивая, стараясь, чтобы выходило
комичнее, чтобы потешался весь класс. Она скажет: "Возьмем рейсфедер". -
"Какой Федя?" - недоумеваю я. "Угольник..." Демонстрируя смелую развязность,
щиплю Бармаля: "Больно? Вы сказали, ему больно?" Бармаль добродушно
ухмыляется моему острячеству, прощает щипок. Я чувствую, как глуп и жалок,
но я бессилен самообуздаться. Нахально смотрю ей в глаза - бередяще хочется,
чтобы она взбешенно крикнула: "Шут!" Тогда я брошу в лицо ей что-нибудь
предерзкое.
в классе, я мщу ей. Мщу не только за тот взгляд, а как-то вообще - за то,
что мне и самому непонятно... Иногда она на меня смотрит со сквозящим
требованием встревоженной мысли - как мне тогда беспокойно! Едва не корчусь,
точно мне льют воду за шиворот.
что вечно сидит на рынке с мешком семечек.
разглаживая, решительно и мягко, без всплеска, вбегает в протоку, умело
плывет. Гога следит восхищенно.
будто смертельно боясь не успеть, скребу глину ногтями. Солнце плавится,
засыпая протоку искристыми блестками, нестерпимыми для глаза, даль видится
плохо, сизовато-смуглая из-за рассеянной в воздухе тонкой пыли. В давящем
дремотном зное слышен стойко-плотский запах преющей тины.
взглядами. Я заерзал на искрошенной глине, колкой, как толченое стекло. Небо
излучало сухой, резкий, оттенка красной меди свет, и приходилось щуриться и
терпеть, чтобы, глядя на нее, не прикрывать ладонью глаза.
усмешка у меня, должно быть, получилась кривенькой.
просто; в умных, все понимающих глазах - ни тени раздражения.
я не в силах немудряще сдаться.
наглость спасует.
видит, как я не хочу переходить.
она пошла, выступая гибко и плавно, было донельзя мило. Гога, не взглянув на
меня, покатил за ней велосипед.
заковылял за ними. Как враждебен мне весь свет! Как ненавижу я всех, кто на
меня смотрит!
плечу - в этот миг вожделенно для меня интимным, - пригласила:
слышал. Я удивился ему, но еще раньше, чем удивился, - лег.
готовностью, с охотой сорвал с меня брюки.
наверно, я был кошмарно красен.
первое словечко жалостливое - крикну: - Ну, все услыхали? Разузнали?
Довольны? - И обязательно сплюну!"
ладонях.
сказала:
вся моя жизнь, сжимаясь в мытарствах, одним угрюмо восстающим усилием шла к
тому, что только что случилось. Я обессилел счастливым бессилием, выговорил
бестолково невнятицу:
двоих.
Лондон Джек
Корнев Павел
Белов Вольф
Свержин Владимир
Шилова Юлия
Бажанов Олег