Шмуэль Агнон
Во цвете лет
Рассказ ведется от лица девушки, а не ее поклонника. Она сама выбирает себе
взрослого кавалера -- вопреки установкам общества. Агнон выбрал форму не
дневника, но мемуара -- героиня по имени Тирца вспоминает и рассказывает о
том, что произошло с ней за несколько последних лет, с тех пор, как умерла
ее мать. Действие происходит в конце прошлого -- начале нашего века, в
австро-венгерской Галиции, в еврейском городке. Тирца ведет свой рассказ не
на разговорном еврейском (идиш), но на иврите, которому ее учили учителя, то
есть на книжном иврите Библии и славословий. Живого иврита в те времена не
было, отсюда архаичность и псевдобиблейский стиль повествования: рассказчица
просто не знает другого письменного языка. Его языковым эквивалентом были бы
французские дневники образованных русских барышень конца XVIII века или
латинские записи европейских девушек. Язык этой повести Агнона резко
отличается от языка прочих его произведений. Она написана на "женском
иврите". В то время как мужчины учили Талмуд и другие религиозные
произведения, написанные по-арамейски, женщины обходились Библией с ее иной
лексикой. (Так, в Японии времен Мурасаки Сикибу мужчины писали по-китайски,
а женщины -- по-японски.).
как стихи, а не сплошным текстом.
горьки(3) были дни ее жизни. Весь день сидела в дому и из дома не выходила.
Подруги и соседки не приходили навестить, и отец не кликал званых. Молча
пригорюнился дом наш, двери чужим не распахивал. На ложе лежала мать и рекла
мало. А в речах ея раскрывались чистые крыла и влекли меня в блаженные
чертоги. Сколь любила я ее глас. Часто открывала я дверь, чтобы она
спросила: кто это.
Сидит у окна, и одежды ея белы. Вовеки белы ея одежды. Приключился дядя отца
в город, узрел мать и счел ее сестрой милосердия, обманули его одежды, и не
понял, что больная она. Недуг ее, недуг сердечный долу примял ее жизнь.
Летом слали ее лекаря на целебные воды, но не успеет она уехать, как
возвращается, говоря, что от тоски нет ей покоя. И вновь сидит у окна или
лежит на ложе.
год толк весть со товарищи, ибо купец отец мой и бобами торгует, не поехал
отец на этот раз. В те дни и в то время забыл пути света. И возвращаясь в
вечерний час домой, сидел возле мамы. Левой рукой(5) подопрет голову, а
правая в ее руке. А иногда приложит она уста к руке его и поцелует.
вставала, лишь когда стелила Киля постель. На пороге положили ковер, дабы
поглотил ковер звук шагов. Запах целебных снадобий тек по всем комнатам, и
во всех комнатах тяжелая тоска. Лекари не отступались от дома. И без зова
приходили. Спросят их о ее здравии, скажут -- от Господа исцеление. То есть
иссякла надежда, целенья недугу нет. А мама не стонала и не жаловалась и
слезу не роняла. Молчком лежала мать на одре, и силы ее таяли как тень.
прошла, миновала(6), и дни весны пришли на землю. Мама будто забыла хворь.
Воочию зрели мы, как слабеет недуг ее. И лекаря утешали нас, мол, есть
надежда. Лишь придут весенние дни, и свет солнца оживит ее кости.
пророка Исаии (38:10). Синодальный перевод: "в преполовение дней".
повести, и оно указывает на дань юности.
заботилась, чтобы нехватки не было. Как хозяйка блюла(7) домашний очаг. И
новое платье справила себе.
новое платье надела. Мелькнули тени ее тела в зеркале, и свет жизни озарил
лик ее. Сердце мое ликовало. Прекрасен был ее облик в том платье. Но не
отличить новое платье от старого платья, оба белы, и платье, что сняла, было
как новое, затем что пролежала мама всю зиму и одежд не надевала. Не знаю, в
чем я узрела знак и надежду. Может, весенний цветок, что приколола у сердца,
издавал аромат надежды. И запах лекарственных снадобий прошел, миновал, и
сладость нового запаха пронизала дом наш. Много благоуханий узнала я, но
такого не нашла. Однако вновь обоняла я этот аромат в сновидении. Откуда
взялся этот запах? Ведь мать не умащала плоть женскими благовониями(8).
ларчик. Ларчик заперт на замок, и ключ к ларчику висел на шее мамы.
Беззвучно открыла мать ларчик и стопку рукописных листов достала и читала их
весь день. До вечера читала мать. Дверь открылась дважды и трижды, но не
спросила она: кто там, заговаривала я с ней -- не отвечала. А напомнили ей
испить лечебных снадобий, махом испила ложку снадобий. Лица не скривила и
слова не молвила, будто иссякла их горечь. А испив, вернулась к рукописи.
короткими строками писана. И видя, как мать читает, сказала я в сердце
своем, что навеки не оставит она эту рукопись. Снур ключа на шее соединял ее
с ларчиком и с рукописью. Но на исходе дня взяла мать рукопись и перевязала
ее нашейным снурком с ключом, поцеловала и бросила ее вместе с ключом в
печь. А вьюшка закрыта. Лишь уголья мерцали в печи. Язык пламени лизнул
тонкие листы, бумага вспыхнула -- и дом полон дыму. Киля ринулась в светлицу
распахнуть окно, но мать удержала ее. Рукопись пылает и дом полон дыму. А
мать сидела(9) у ларца и до вечера вдыхала дым рукописей.
что училась с ней вместе в девичестве у Акавии Мазала. Госпожа Готлиб села у
постели мамы. Два, три часа сидела. Минчи, сказала мать, дай напоследок
гляну на тебя. Минчи вытерла слезы и сказала: крепись, Лия, еще возвратятся
силы твои, как прежде, для жизни. Мама молчала, и грустный смешок витал на
ее пылающих устах. Вдруг взяла мать Минчи за руку и сказала: иди домой,
Минчи, справь нужды субботы и завтра пополудни проводи меня на погост. Был
вечер четверга, канун сретенья субботы(10). Госпожа Готлиб погладила ладонью
руку мамы, простерла персты и сказала: Лия. И сдавленные рыдания сдержали
речи ее, и пали мы духом.
его, и ее грустные уста тенью скользнули по его лицу. Госпожа Готлиб встала,
укуталась и вышла. Мать встала с одра, и Киля постелила ей постель. Рукава
белого платья забились в воздухе полутемной залы.
она. И взяла руку его, положила себе на сердце и сказала: спасибо. И брызги
слез и брызги снадобий текли по его руке. Мать собралась с духом и сказала:
ступай в столовую и вкуси вечернюю трапезу. И он ответил ей: нет, не в силах
я. Но она упросила его, и пошел он в столовую и со слезой ел хлеб свой и
возвратился.
отпустила сиделку и отцу велела, мол, пусть не заходит. И убавила свет лампы
и прилегла. И сказал отец маме: мог бы я спать, пошел бы, но Господь не дал
сна, посижу рядом, понадоблюсь и кликнешь. А нет, так буду знать, что мир
тебе. И не вняла мать речам отца, и пошел отец в опочивальню и прилег. Много
ночей сна не знал, как прилег отец, так и задремал. И я легла и уснула. И
вдруг пробудилась, перепугалась. Соскочила с постели глянуть на маму. И
вижу: мирно покоится она на одре, но дыхания уже не слышно. Разбудила я
отца. И горько крикнул он в голос: Лия!
возвратила душу Богу, и в канун субботы в предсумеречный час на погребение
унесли ее. В канун субботы(11) умерла мама, как праведница умерла.
собой, а на нем -- книга Иова и "Наставления скорбящим". Люди, которых я
отродясь не видала, пришли утешать нас. До поминальных дней не знала я, что
столько людей у нас в городе. Утешители толковали с отцом о надгробии, а
отец стих и слова им не сказал. На третий день пришел господин Готлиб и
сказал: принес я надгробную
часто появляется в рассказе, как и в "Песни Песней".
частности грамматические времена неортодоксальны.
полночь, по сказанному "И был вечер, и было утро" (Бытие, 1). Субботу
встречают в пятницу вечером, и беседа Лии и Минчи происходит в четверг
вечером.
праведники умирают на Рош ха-Шана (еврейский Новый год) или в Судный день
Иом Кипур. Но мать Тирцы умирает примерно на христианскую Пасху.
Чернецов Андрей
Ибсен Генрик
Лукин Евгений
Афанасьев Роман
Прозоров Александр