Чтение 18–й страницы книги ~Шерли~

- В триктрак или в шашки?

- Нет, нет, оба мы не любим таких игр, когда приходится молчать.

- Пожалуй, вы правы; так посплетничаем?

- О ком? Мы никем не интересуемся настолько, чтобы разбирать его по
косточкам.

- Что верно, то верно. Может быть, это звучит нелюбезно, но должен
признаться, меня никто не интересует.

- И меня тоже. Но вот что странно: хотя нам не нужен сейчас третий, то
есть я хочу сказать четвертый, - она поспешно бросила смущенный взгляд на
Гортензию, - как все счастливые люди, мы эгоистичны и нам нет дела до
остального мира, все же нам приятно было бы кинуть взгляд в прошлое, вызвать
к жизни тех, кто проспал не один век в могилах, - хотя и от их могил,
наверное, давно уже не осталось и следа, - услышать их голос, узнать их
мысли, их чувства.

- Кого же мы выберем в собеседники? И на каком языке будет он говорить?
На французском?

- Нет, ваши французские предки не умеют говорить таким возвышенным,
торжественным и в то же время волнующим сердце языком, как ваши английские
праотцы. На сегодняшний вечер вы станете чистокровным англичанином. Вы
будете читать английскую книгу.

- Старинную книгу?

- Да, старинную книгу, любимую вами, а я выберу в ней то, что созвучно
вашей натуре. Книга эта разбудит вашу душу и наполнит ее музыкой, подобно
искусной руке, коснется струн вашего сердца, и струны эти зазвучат; ваше
сердце, Роберт, - это лира, но жребий ваш не исторгает из него сладостных
звуков, подобно менестрелю; оно часто молчит; пусть же великий Вильям
коснется его, и струны зазвучат прекрасными английскими мелодиями.

- Вы хотите, чтобы я читал Шекспира?

- Вы должны приобщиться к его мыслям и услышать его голос своим
сердцем; вы должны принять в свою душу частицу его души.

- Словом, это чтение должно сделать меня чище и возвышеннее? Должно
повлиять на меня так, как влияют проповеди?

- Оно должно взволновать вас, вызвать в вас новые чувства; вы должны
увидеть себя во всей полноте: не только свои хорошие, но и дурные, темные
стороны...

- Dieu! Que dit-elle!* - воскликнула Гортензия. Она считала петли, не
прислушиваясь к разговору, но эти два слова неожиданно резанули ей слух.

______________

* Что такое она говорит! (франц.)

- Оставь ее, сестра, пусть говорит свободно все, что ей хочется, - она
любит пожурить твоего брата, но меня это очень забавляет, так что не мешай
ей.

Каролина тем временем взобралась на стул, порылась в книжном шкафу и,
найдя нужную книгу, снова подошла к Роберту.

- Вот вам Шекспир, - сказала она, - и вот "Кориолан". Читайте, и пусть
чувства, которые он пробудит в вас, откроют вам, как велики вы и как
ничтожны.

- А вы садитесь рядом со мной и поправляйте меня, если я буду
неправильно произносить слова.

- Я буду вашей учительницей, а вы моим учеником?

- Ainsi, soit-il!*

______________

* Пусть будет так! (франц.)

- А Шекспир - предмет, который нам предстоит изучить?

- По-видимому, так.

- И вы откажетесь от своего французского скептицизма и насмешливости? И
не будете думать, что ничем не восхищаться - признак высокой мудрости?

- Ну, не знаю...

- Если я это замечу, я отниму у вас Шекспира и, оскорбленная в своих
лучших чувствах, надену шляпу и тут же отправлюсь домой.

- Садитесь, я начинаю.

- Подожди минутку, брат, - вмешалась Гортензия. - Когда глава семьи
читает, дамам следует заниматься рукоделием. Каролина, дитя мое, бери свое
вышивание; ты успеешь вышить за вечер две-три веточки.

Лицо Каролины вытянулось.

- Я плохо вижу при свете лампы, глаза у меня устали, да я и не способна
делать два дела сразу. Если я вышиваю, я не слышу чтения; если слушаю
внимательно, я не могу вышивать.

- Fi, donc! Quel enfantillage!* - начала было Гортензия, но тут Мур, по
своему обыкновению, мягко вступился за Каролину:

______________

* Фу! Говоришь как маленькая!! (франц.)

- Позволь ей сегодня не заниматься рукоделием; мне хочется, чтобы она
как можно внимательнее следила за моим произношением, а для этого ей
придется смотреть в книгу.

Мур положил книгу между собой и Каролиной, облокотился на спинку ее
стула и начал читать.

Первая же сцена "Кориолана" захватила его, и, читая, он все больше
воодушевлялся. Высокомерную речь Кая Марция перед голодающими горожанами он
продекламировал с большим подъемом. Хоть он и не высказал своего мнения, но
видно было, что непомерная гордость римского патриция находит отклик в его
душе. Каролина подняла на него глаза с улыбкой.

- Вот сразу и нашли темную сторону, - сказала она. - Вам по душе
гордец, который не сочувствует своим голодающим согражданам и оскорбляет их.
Читайте дальше.

Мур продолжал читать. Военные эпизоды не взволновали его; он заметил,
что все это было слишком давно и к тому же проникнуто духом варварства;
однако поединок между Марцием и Туллом Авфидием доставил ему наслаждение.
Постепенно чтение совершенно захватило его; сцены трагедии, исполненные силы
и правды, находили отклик в его душе. Он забыл о собственных горестях и
обидах и любовался картиной человеческих страстей, видел, как живых, людей,
говоривших с ним со страниц книги.

Комические сцены он читал плохо, и Каролина, взяв у него книгу, сама
прочла их. Теперь они, видимо, ему понравились, да она и в самом деле читала
с тонким пониманием, вдохновенно и выразительно, словно природа внезапно
наделила ее этим даром. Да и вообще, о чем бы она ни говорила в этот вечер:
о вещах незначительных или серьезных, веселых или грустных, - в ней
светилось что-то своеобразное, непосредственное, самобытное, порывистое,
что-то неуловимое и неповторимое, как неповторимы огнистая черта падающей
звезды, переливный блеск росинки, очертание и окраска облачка в лучах
закатного солнца или струящаяся серебристая рябь ручейка.

Кориолан в блеске славы; Кориолан в несчастье; Кориолан в изгнании, -
образы сменяли друг друга подобно исполинским теням; образ изгнанника,
казалось, потряс воображение Мура. Он мысленно перенесся к очагу в доме
Авфидия и видел униженного полководца, - еще более великого в своем
унижении, чем прежде в своем величии; видел "грозный облик", угрюмое лицо,
на котором "читается привычка к власти", "могучий корабль с изодранными
снастями". Месть Кая Марция вызвала у Мура сочувствие, а не возмущение, и
Каролина, заметив это, снова прошептала: "Опять сочувствие родственной
души".

Поход на Рим, мольбы матери, длительное сопротивление, наконец,
торжество добрых чувств над злыми, - они всегда берут верх в душе человека,
достойного называться благородным, - гнев Авфидия на Кориолана за его, как
он считал, слабость, смерть Кориолана и печаль его великого противника -
сцены, исполненные правды и силы, увлекали в своем стремительном, могучем
движении сердце и помыслы чтеца и слушательницы.

Когда Мур закрыл книгу, наступило долгое молчание.

- Теперь вы почувствовали Шекспира? - спросила наконец Каролина.

- Мне кажется, да.

- И почувствовали в Кориолане что-то близкое себе?

- Пожалуй.

- Вы не находите, что наряду с величием в нем были и недостатки?

Мур утвердительно кивнул головой.

- А в чем его ошибка? Что возбудило к нему ненависть горожан? Почему
его изгнали из родного города?

- А как вы сами думаете?

- Я вновь спрошу:

То гордость ли была, что при удачах

Бессменных развращает человека;

Иль пылкость, неспособная вести

Весь ряд удач к одной разумной цели;

Иль, может быть, сама его природа

Упорная, не склонная к уступкам,

Из-за которой на скамьях совета

Он шлема не снимал и в мирном деле

Был грозен, словно муж на поле брани?*

______________

* Перевод под редакцией A.A.Смирнова. Остальные стихи даны в переводе
Ф.Л.Мендельсона.

- Может быть, вы сами ответите, Сфинкс?

- Все вместе взятое; вот и вам не следует высокомерно обращаться с
рабочими; старайтесь пользоваться любым случаем, чтобы их успокоить, не
будьте для них только неумолимым хозяином, даже просьба которого звучит как
приказание.

- Так вот как вы понимаете эту пьесу! Откуда у вас такие мысли?