жизни мисс Мэнн. С той самой минуты, как она спустилась из своей спальни
вниз, она старалась настроиться на спокойный лад и уже погрузилась было в
приятное полузабытье, когда внезапный стук в дверь все испортил. При виде
мисс Хелстоун она не выказала особого удовольствия, сухо поздоровалась с
ней, холодно пригласила присесть и, как только гостья уселась, вперила в нее
свой холодный взгляд.
подвергся ему однажды и потом никак не мог забыть. По его словам, взгляд
мисс Мэнн был подобен взгляду Медузы; он высказывал опасение - не изменилась
ли его плоть под воздействием этого взгляда, не происходит ли в ней
какого-либо окаменения. Взгляд этот произвел на него такое впечатление, что
он поспешно покинул мисс Мэнн и сразу направился к церковному домику; там,
представ с расстроенным видом перед Каролиной, он немало позабавил ее
просьбой немедленно поцеловать его, чтобы разрушить действие злых чар.
украшают женщину. Большие, сильно навыкате, они смотрели на вас пристально,
не мигая, - ни дать ни взять два стальных шарика, впаянные в голову, - и
когда, уставясь на вас исподлобья, она принималась говорить своим глухим и
монотонным голосом, без малейшего выражения или изменения интонации, вам и
вправду начинало казаться, что перед вами каменный идол; но все это только
казалось. Угрюмой ведьмой она была только с виду, так же как многие
прелестницы - только по виду ангелы.
чувством долга; в свое время она взвалила на свои плечи такие тяжелые
обязанности, от которых в ужасе отпрянули бы нежные создания с шелковистыми
кудрями, ясными глазами и серебристым голоском. Ее не пугали самые страшные
картины человеческого горя, она была способна на самоотверженные поступки,
жертвовала и временем, и деньгами, и здоровьем, а заплатили ей за это черной
неблагодарностью; и вот теперь ее основным, вернее, ее единственным
недостатком была склонность осуждать весь род человеческий.
минут, как хозяйка дома, все еще не сводя с нее грозного взгляда Горгоны,
принялась разносить в пух и прах все соседские семьи. Она предавалась этому
занятию с самым рассудительным и холодным видом, словно хирург, кромсающий
ножом бесчувственное тело. Она никого не пощадила, разобрала по косточкам
всех своих знакомых, и всем было отказано в добрых свойствах. Когда ее
гостья время от времени отваживалась вставить слово-другое в их защиту,
хозяйка дома с презрением отмахивалась от нее. Но как ни жестоко
расправлялась она со своими соседями, ее все еще нельзя было назвать
злостной сплетницей: особого вреда она никому не желала, и сердце у нее, в
сущности, было совсем не злым.
несправедливом отношении к несчастной женщине; поэтому она постаралась
выразить ей свое сочувствие если не словами, то хотя бы ласковым,
приветливым тоном. Ей внезапно открылась вся горечь одинокой жизни, и
изможденное, некрасивое, мертвенно-бледное лицо показалось уже менее
отталкивающим. Девушка от всей души пожалела женщину, перенесшую столько
горя, и ее взгляд красноречиво говорил об этой жалости; а ведь милое личико
привлекательнее всего в те минуты, когда его оживляет сердечное участие.
Заметив это, мисс Мэнн была тронута; она оценила внимание, проявленное столь
неожиданно к ней, привыкшей встречать только холодность и насмешки, и
доверчиво отвечала собеседнице. Старая дева не отличалась словоохотливостью,
когда дело касалось ее собственной жизни, - ведь никому не интересно было ее
слушать; но сегодня ее уста разомкнулись, и гостья не могла удержаться от
слез, слушая горестное повествование о жестоких, медленно, но упорно
подтачивающих силы страданиях. Не удивительно, что мертвенно-бледная мисс
Мэнн походила на призрак; не удивительно, что она была угрюма и никогда не
улыбалась; не удивительно, что она всячески избегала волнений и жаждала
одного - покоя! Услышав историю ее жизни, Каролина вынуждена была признать,
что следовало скорее восхищаться душевным мужеством мисс Мэнн, чем порицать
ее за мрачность.
сможешь объяснить и она покажется тебе беспричинной, несносной, - знай, что
этот человек скрывает свою рану, и рана эта болит, хоть она никому и не
видна.
большего; ибо как бы мы ни были стары, некрасивы, унижены, раздавлены горем,
пока в нашем сердце сохраняется искорка жизни - чуть тлеющий уголек, в нем
не угасает и мучительная, острая жажда людского внимания и привязанности. Но
страдалец лишен даже крохи участия; и вот когда уста его уже ссохлись от
голода и жажды, когда все человечество, казалось, забыло об умирающем
обитателе полуразрушенного жилища, божественное милосердие нисходит к
несчастному и благодатная манна падает с небес на уста, которым уже отказано
в земном хлебе. Евангельские обещания, которым мы внимали равнодушно в дни
здоровья и юности, звучат теперь утешением у нашего ложа скорби; страдалец
чувствует, что милосердный Бог заботится о нем, всеми забытом; он вспоминает
о нежном сострадании Иисуса; потухающий взор смотрит за грань времени и
видит отчий дом, и друга, и прибежище в Вечности.
всех подробностях рассказывать ей о своей прошлой жизни. Она говорила одну
только правду, с большой простотой и сдержанностью; она себя не превозносила
и ничего не преувеличивала. Перед глазами Каролины вставал образ преданной
дочери и сестры, которая многие годы самоотверженно и неустанно посвящала
себя трудному уходу за неизлечимо больными, что, однако, не прошло для нее
безнаказанным, - теперь ее самое снедал мучительный недуг; многим был ей
обязан и один несчастный опустившийся родственник, - только ее помощь спасла
и все еще спасает его от окончательного падения и гибели.
Расставшись с мисс Мэнн, она дала себе слово не замечать впредь ее
недостатков и странностей, не смеяться над ней и, главное, не забывать и
навещать ее хоть раз в неделю, - несчастной приятно будет видеть участие и
уважение со стороны хотя бы одного человека; сейчас Каролина вполне искренне
готова была подарить обездоленной женщине эти чувства.
развлеклась, побывав в гостях, и очень рада, что послушалась ее совета. На
следующий день она отправилась с визитом к мисс Эйнли. Эта соседка
находилась в более стесненных обстоятельствах, чем мисс Мэнн, а между тем
мисс Эйнли, этой почтенной, но обедневшей женщине было не по средствам
держать служанку, она сама вела хозяйство, и только одна девушка с соседней
фермы иногда приходила помогать ей.
ранней молодости она, по всей вероятности, была нехороша собой; теперь же, в
пятьдесят лет, она выглядела просто безобразной. При первом взгляде на ее
отталкивающее лицо всякий, кроме очень воспитанного человека, невольно
отшатывался с чувством досады и неприязни и составлял себе о ней предвзятое
мнение. Кроме того, ее чопорность, манера держаться и разговаривать, одежда
и весь внешний вид не оставляли никаких сомнений в том, что она старая дева.
Каролиной, но та не обиделась, зная, какое любвеобильное сердце прячется под
ее накрахмаленной косынкой; все соседи, во всяком случае все соседки, знали
это, никто не мог сказать худого слова о мисс Эйнли, хотя случалось, что
какой-нибудь легкомысленный юнец или человек дурно воспитанный позволял себе
посмеяться над ее уродливой внешностью.
заботливая рука помогла ей снять шаль и шляпку и усадила ее на самое уютное
место - у огня. Обе женщины, юная и пожилая, вскоре дружески беседовали, и
Каролина невольно поддавалась тому влиянию, какое всегда оказывает на других
чистый, самоотверженный, отзывчивый человек. Мисс Эйнли никогда не говорила
о себе, всегда о других. Их недостатки ее не занимали; она стремилась помочь
им в их нуждах, облегчить их страдания. Она была глубоко набожна, - ее можно
было бы назвать "святой женщиной", - и, беседуя на религиозные темы, она
прибегала порой к несколько высокопарным выражениям, давая повод для шуток и
глумления недалеким насмешникам, неспособным правильно и справедливо судить
о человеке. Они впадали в глубокое заблуждение: искренность не может быть
смехотворной и всегда заслуживает уважения. Каким бы языком ни говорила
религиозная или нравственная истина - красноречивым или бесхитростным, - ей
следует внимать с благоговением. Тем же, кто не способен безошибочно
отличить искренность от ханжества, следует воздерживаться от насмешек, ибо
их смех может оказаться неуместным и они, полагая, что показывают свое
остроумие, выказывают только неблагочестие.
Брайерфилда только о них и говорили. Она не раздавала милостыню, для этого
старушка была слишком бедна (впрочем, она обрекала себя на всевозможные
лишения, чтобы вносить и свою посильную лепту); нет, она помогала людям как
самоотверженная, не отступающая ни перед какими трудностями сестра
милосердия, а не как дама-благотворительница. Она ухаживала за
тяжелобольными, стараясь облегчить их страдания, ухаживала за последним
всеми покинутым бедняком и всегда оставалась кроткой, скромной, ласковой и
ровной в обхождении.
привыкли к ее добрым делам и едва благодарили ее. Богатые только молча
дивились, - должно быть, стыдясь ничтожности своих пожертвований в сравнении
с этим подвигом самоотречения. Правда, многие дамы, - может быть, сами того
не желая, - глубоко уважали ее, но только один человек, один-единственный,
питал к ней самые дружеские чувства и ценил ее по достоинству; то был мистер
Холл, священник Наннли. Он говорил, что за всю свою жизнь не встретил
человека, который вел бы более святую жизнь, чем мисс Эйнли, и его суждение
было вполне справедливым. Не думай, читатель, что характер мисс Эйнли - плод
авторского воображения; нет, образец для ее портрета я взяла из реальной
жизни.
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Доценко Виктор
Земляной Андрей
Каргалов Вадим