выносить у себя над ухом тихое воркованье. Лучше оставьте меня.
все ее услуги; во всяком случае она их больше не предлагала. В течение дня
ее легкие шаги часто слышались в коридоре, однако она ни разу не
остановилась перед дверью Луи Мура и ее "тихое воркованье" ни разу больше не
нарушило безмолвия в комнате больного. Впрочем, она недолго оставалась
комнатой больного: крепкий организм Луи Мура быстро справился с недугом.
Через несколько дней он уже совершенно выздоровел и вернулся к своим
обязанностям воспитателя.
и над ученицей. Это было видно по тому, с какой легкостью учитель
преодолевал разделявшее их расстояние, которое Шерли старалась сохранить, и
по тому, как спокойно и твердо он укрощал ее гордую душу.
прогулку подышать свежим воздухом. Шерли, никогда не упускавшая случая
избавиться от их общества, рада была остаться дома под предлогом каких-то
дел. С делами - ей всего-то нужно было написать несколько строк - она
справилась, едва коляска скрылась за воротами, а потом мисс Килдар вышла в
сад.
по лугам; порыжелые перестоявшиеся леса еще не сбросили свой наряд; увядший,
но еще не поблекший вереск красил пурпуром холмы. Ручей стремился через
примолкшие поля к лощине, и ни одно дуновенье ветерка не подгоняло его и не
шелестело в листве на его берегах. Печать грустного увядания легла уже на
сады Филдхеда. Подметенные с утра дорожки вновь покрылись желтыми листьями.
Пора цветов и плодов миновала; лишь последние яблоки кое-где еще держались
на ветках и запоздалые бледные цветы выглядывали кое-где из-под опавшей
листвы на газонах.
удалось составить из них тусклый букетик без всякого запаха, и она как раз
прикалывала его к платью, когда из дома, прихрамывая, вышел Генри Симпсон.
Он хочет, чтобы ты ему почитала по-французски, если ты не очень занята.
было ничего особенного.
Симпсон-Гроуве. Помнишь, как приятно проходили наши уроки?
изменилось, но вслух этого не сказала. Секунду поколебавшись, она молча
последовала за Генри.
склонила перед учителем голову, сняла шляпку и повесила ее рядом с фуражкой
Генри. Луи Мур сидел у стола, перелистывая книгу и отмечая отдельные места
карандашом. В ответ на ее поклон он только кивнул, но с места не встал.
вечер я не мог вас послушать. Сегодня я к вашим услугам. Небольшая практика
во французском языке вам не повредит: я заметил, что ваше произношение
начинает портиться.
"Отрывков об Амазонке".
Мура. Теперь их разделяла только книга на столе, и девушка склонилась над
ней так низко, словно хотела закрыть страницы от учителя своими длинными
локонами.
исподтишка взглянула на учителя. Если бы он смотрел на нее сурово или робко,
если бы она уловила в его чертах хоть тень нерешительности, Шерли наверняка
взбунтовалась бы и урок тем и кончился. Но он просто ждал, что она
повинуется, и лицо его было спокойно и холодно, как мрамор. Шерли покорно
откинула длинные пряди. Хорошо, что у нее был такой приятный овал лица и
упругие гладкие щеки, - другое лицо, лишившись смягчающей теня кудрей, могло
бы потерять свою прелесть. Впрочем, перед кем ей было красоваться? Ни
Калипсо{427}, ни Эвхарис{427} не стремились очаровать Ментора{427}.
Дыхание ее сбивалось, она спешила, и во французскую речь то и дело врывались
английские интонации. Наконец она остановилась.
переняла его произношение.
femme savante"?*
но мы даем его в переводе, чтобы не затруднять читателей.
сыны Божий увидели дочерей человеческих, что они красивы, и брали их себе в
жены, какую кто избрал".
на небесах.
сумерках, чуть забрезживших сквозь мрак, не разглядеть обычаев, не различить
пейзажа, не узнать тех мест. Достаточно сказать, что мир в те времена уже
существовал и люди уже населили его: их страсти и привязанности, их
страдания и наслаждения уже наложили отпечаток на лицо Земли и вдохнули в
нее душу.
племя - неведомо, что за страна - неизвестно. Когда вспоминают о тех
временах, обычно говорят о востоке; но кто может поручиться, что точно такая
же жизнь не кипела тогда на западе, юге, севере? Кто поручится, что племя
это обитало не под азиатскими пальмами, а кочевало в дубравах на одном из
островов наших европейских морей?
оазис. Я вижу лесистую долину среди скал, где деревья смыкают кроны сплошным
шатром, где царит вечный сумрак. Вот истинное обиталище существ
человеческих! Но их здесь так мало, шатер листвы так плотен и густ, что их
не видно и не слышно. Можно ли их назвать дикарями? Несомненно. Их орудия -
пастушеский посох и лук; они наполовину пастыри, наполовину охотники; и
стада их так же дики и свободны, как стаи зверей в лесах. Счастливы ли они?
Нет. Во всяком случае, не счастливее нас. Добры они? Нет. Они не лучше нас,
ибо у них, как и у нас, одна природа - человеческая. И всех несчастнее в
племени маленькая девочка, круглая сирота. Никто о ней не заботится; иногда
ее кормят, но чаще забывают. Живет она то в старом дупле, то в холодной
пещере и лишь изредка находит пристанище в чьей-нибудь хижине. Всеми
покинутая, никому не нужная, она больше времени проводит среди зверей и
птиц, нежели среди людей. Голод и холод стали ее неразлучными спутниками,
печаль витает над нею, ее окутывает одиночество. Беззащитная и беспомощная,
она должна была бы давно погибнуть, но она живет и растет: зеленая дикая
чаща питает ее, как мать, то сочными ягодами, то сладкими кореньями и
орехами.
Майер Стефани
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Орлов Алекс
Шилова Юлия
Браун Дэн