Грэм Грин

Сила и слава

Тесней кольцо; злой силой свора дышит,

И с каждым шагом смерть становится

все ближе.

Драйден

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1. ПОРТ

Мистер Тенч вышел из дому за баллоном эфира - вышел на слепящее
мексиканское солнце и в белесую пыль. Стервятники, сидевшие на крыше,
смотрели на него с полным безразличием: ведь он еще не падаль. Вялое
чувство возмущения шевельнулось в сердце мистера Тенча, он выковырял
расщепленными ногтями комок земли с дороги и лениво швырнул им в птиц.
Одна поднялась и, взмахивая крыльями, полетела над городом - над крохотной
площадью, над бюстом бывшего президента, бывшего генерала, бывшего
человеческого существа, над двумя ларьками с минеральной водой, к реке и к
морю. Там она ничего не найдет - в той стороне за падалью рыщут акулы.
Мистер Тенч пошел через площадь.

Он сказал "Buenos dias" [добрый день (исп.)] человеку с винтовкой,
который сидел у стены в маленьком клочке тени. Но здесь не Англия: человек
ничего не ответил, только неприязненно посмотрел на мистера Тенча, будто
он никогда не имел дела с этим иностранцем, будто не мистеру Тенчу он
обязан своими двумя передними золотыми зубами. Обливаясь потом, мистер
Тенч побрел дальше мимо здания казначейства, которое было когда-то
церковью, к набережной. На полпути он вдруг забыл, зачем вышел из дому -
за стаканом минеральной воды? Ничего другого в этом штате с сухим законом
не достанешь, разве только пива, но на пиво монополия, оно дорого, пьешь
его только по особым случаям. Мучительная тошнота сдавила желудок мистеру
Тенчу - нет, не минеральная вода ему нужна. А, конечно! Баллон эфира...
да, пароход пришел. Он слышал его ликующие свистки, лежа на кровати после
обеда. Он прошел мимо парикмахерской, мимо двух зубоврачебных кабинетов и
между складом и таможней вышел к реке.

Река тяжело текла к морю среди банановых плантаций. "Генерал Обрегон"
[Обрегон Альваро (1880-1928) - видный мексиканский военный и политический
деятель, установивший в стране режим "революционного каудильизма"; был
избран президентом (1920-1924) в обстановке кровопролитной политической
борьбы группировок; убит в 1928 г. после вторичного избрания президентом]
был пришвартован к берегу, и с него сгружали пиво - на набережной уже
стояли штабелями сотни ящиков. Мистер Тенч остановился в тени у таможни и
подумал: зачем я сюда пришел? Жара иссушила его память. Он харкнул,
откашливая мокроту, и апатично сплюнул ее на солнце. Потом сел на ящик и
стал ждать. Делать сейчас нечего. До пяти никто к нему не придет.

"Генерал Обрегон" был длиной ярдов в тридцать. Несколько футов погнутых
поручней, одна спасательная лодка, колокол на гнилой веревке, керосиновый
фонарь на носу - пароход, пожалуй, отслужит еще два-три года в Атлантике,
если не налетит на норд в Мексиканском заливе. Тогда ему, ясно, конец.
Впрочем, это не так уж важно - каждый, кто покупает билет, страхуется
автоматически. Несколько пассажиров, опершись на поручни, стояли среди
спутанных по ногам индюшек и глазели на порт - на склад, на пустую,
спаленную зноем улицу с зубоврачебными кабинетами и парикмахерской. Мистер
Тенч услышал скрип кобуры у себя за спиной и оглянулся. На него злобно
смотрел таможенник. Он проговорил что-то, но мистер Тенч не разобрал слов.

- Простите? - сказал мистер Тенч.

- Мои зубы, - пробормотал таможенник.

- А-а, - сказал мистер Тенч. - Ваши зубы. - Таможенник был совсем без
зубов и поэтому не мог говорить внятно - мистер Тенч удалил их все.
Мистера Тенча мучила тошнота; что-то с ним неладно - глисты, дизентерия...
Он сказал: - Протез почти готов, - и пообещал наобум: - Сегодня вечером. -
Выполнить это было, конечно, немыслимо, но вот так и живешь, откладывая
все в долгий ящик. Таможенника его ответ удовлетворил. Глядишь, он и
забудет, да и что ему еще делать? Деньги уже уплачены. Так шла жизнь
мистера Тенча - жара, забывчивость, откладывание дел на завтра; если
удастся, деньги на бочку - за что? Он посмотрел на медленно текущую реку;
в устье, как перископ, двигался плавник акулы. За долгие годы здесь сели
на мель несколько пароходов, и теперь они служили креплением речному
берегу, а их трубы косо торчали над береговым обрывом, точно пушки,
нацеленные куда-то далеко за банановые деревья и болото.

Мистер Тенч думал: баллон эфира, ведь чуть не забыл. Нижняя челюсть у
него отвисла, и он стал хмуро считать бутылки "Cerveza Moctezuma" [марка
пива]. Сто сорок ящиков. Двенадцать на сто сорок. Во рту у мистера Тенча
скопилась густая мокрота. Двенадцать на четыре - сорок восемь. Он сказал
вслух по-английски:

- Ишь ты, недурненькая! - Тысяча двести, тысяча шестьсот восемьдесят.
Он сплюнул, с вялым любопытством разглядывая девушку, которая стояла на
носу "Генерала Обрегона" - стройная, тоненькая фигурка, обычно они такие
толстухи, глаза, конечно, карие, а во рту уж обязательно поблескивает
золотой зуб, но свеженькая, молодая... Тысяча шестьсот восемьдесят бутылок
по одному песо бутылка.

Кто-то спросил его по-английски:

- Что вы сказали?

Мистер Тенч всем корпусом повернулся на голос.

- Вы англичанин? - удивленно проговорил он, но при виде широкоскулого,
исхудалого лица, как бы обуглившегося от трехдневной бороды, изменил форму
вопроса: - Вы говорите по-английски?

Да, ответил человек, он говорит по-английски. Весь сжавшись, он стоял в
тени - маленький, в темном, поношенном городском костюме, с небольшим
портфелем в руке. Под мышкой у него торчал какой-то роман; на обложке
виднелись детали грубо намалеванной любовной сцены. Он сказал:

- Простите. Мне показалось, вы заговорили со мной. - Глаза у этого
человека были немного навыкате, и в нем чувствовалась какая-то неуверенная
приподнятость, будто он только что отпраздновал свой день рождения... в
одиночестве.

Мистер Тенч отхаркнул мокроту.

- А что я говорил? - Он решительно ничего не помнил.

- Вы сказали: "Ишь ты, недурненькая".

- Разве? К чему это я? - Он уставился в безжалостное небо. Стервятник
висел там, точно наблюдатель. - К чему? А, наверно, вон про ту девицу.
Здесь хорошеньких не часто увидишь. На которую стоит посмотреть - одна-две
за год.

- Она еще совсем юная.

- Да я без всяких намерений, - устало проговорил мистер Тенч. - За
смотр денег не платят. Я уже пятнадцать лет живу один.

- Здесь?

- В здешних местах.

Они замолчали. Время шло, тень от таможни протянулась на несколько
дюймов ближе к реке; стервятник чуть передвинулся в небе, точно черная
часовая стрелка.

- Вы на нем приехали? - спросил мистер Тенч.

- Нет.

- Уезжаете на нем?

Маленькому человеку, видимо, хотелось уклониться от разговора на эту
тему, но потом, точно объяснение все-таки было необходимо, сказал:

- Просто так, смотрю. Наверно, скоро отойдет?

- В Веракрус [порт в одноименном мексиканском штате], - сказал мистер
Тенч. - Через несколько часов.

- Прямым курсом, без захода?

- Куда ему заходить? - Мистер Тенч спросил: - Как вы сюда попали?

Незнакомец ответил неопределенно:

- На лодке.

- У вас здесь плантация?

- Нет.

- Приятно послушать английскую речь, - сказал мистер Тенч. - Вы где
научились, в Америке?

Незнакомец подтвердил это. Он был не очень словоохотлив.

- Эх, я бы все отдал, - сказал мистер Тенч, - чтобы очутиться сейчас
там. - И проговорил тихо, опасливо: - У вас случайно не найдется в вашем
портфельчике чего-нибудь выпить? Те, что приезжают оттуда... я знал
двоих-троих... Немножко, в лечебных целях.

- У меня только лекарства, - сказал незнакомец.

- Вы врач?

Воспаленные глаза искоса, с хитрецой посмотрели на мистера Тенча.

- С вашей точки зрения, пожалуй... самозваный.

- Патентованные средства? Что ж! Сам живи и другим не мешай, - сказал
мистер Тенч.

- А вы уезжаете?

- Нет, я пришел сюда за... за... да неважно за чем. - Он приложил руку
к животу и сказал: - У вас ничего нет от... а, дьявол! Сам не знаю от
чего. Все эта проклятая страна. От нее вы меня не вылечите. Никто не
вылечит.

- Вам хочется домой?

- Домой? - сказал мистер Тенч. - Мой дом здесь. Знаете, как котируется
песо в Мехико? Четыре на доллар. Четыре. О господи! Ora pro nobis [молись