вспомнилась его последняя выпивка, когда он сидел в темноте на кровати,
слушая начальника полиции, и видел при вспышках электричества, как
исчезают остатки вина. Это воспоминание, точно рука, снимало с него
доспехи и оставляло его беззащитным. От запаха бренди он почувствовал
сухость во рту. Он подумал: какой я комедиант! Мне нечего делать здесь
среди хороших людей. Он повертел стакан в руке и вдруг вспомнил и все
остальные выпитые им стаканы. Он вспомнил, как зубной врач говорил о своих
детях и как Мария вынула из тайника бутылочку, сбереженную для него - для
пьющего падре.
отношениях по ту сторону границы было, пожалуй, лучше. Страх и смерть -
еще не самое плохое. Жизнь порой тянется впустую.
нагнулся над стойкой и сказал: - Ну а полдюжины, отец, за двадцать четыре
песо? - И добавил с хитрой улыбкой: - Ведь придется крестить, отец.
Он слышал свой голос, свои беседы на улице и эту консепсьонскую интонацию,
как будто бы ничего не было - ни смертного греха без покаяния, ни
постыдного бегства. Бренди приобрело противный привкус - привкус порока.
Господь прощает малодушие и страсти, обуревающие человека, но можно ли
простить благочестие, которое всего лишь привычка? Он вспомнил женщину в
тюрьме и ее несокрушимое самодовольство. Вот и он такой же. Он проглотил
бренди, будто испил проклятие. Метис еще может спастись: спасение молнией
ударяет в злые сердца, но благочестие, ставшее привычкой, освобождает тебя
от всего, кроме молитвы на сон грядущий, кроме участия в собраниях
церковных обществ и прикосновения смиренных губ к твоей руке в черной
перчатке.
слушать мессу.
бренди в стакан, но аккуратно - так, чтобы не переусердствовать. Он
сказал:
Гвадалупа-стрит. У него харчевня - ближайшая к церкви. Хороший человек.
Казначей "Общества святого причастия" - я ведь тоже был здесь казначеем в
прежние добрые времена. Он продаст недорого все, что вам нужно. Ну-с, а
несколько бутылок в дорогу возьмете?
привычку так же, как набожность и назидательный тон. Он сказал:
бренди и вышел на улицу. В домах светились огни, и широкая улица
расстилалась между освещенными окнами, как прерия. Он оступился, попав
ногой в ямку, и почувствовал чью-то руку у себя на локте. - А, Педро!
Кажется, так тебя зовут? Спасибо, Педро!
месте крыша у церкви просела, штукатурка над входом осыпалась. Священник
покосился на Педро, задерживая дыхание, чтобы Педро не почуял запаха
бренди, но разглядел только смутные очертания его лица. Он проговорил
вкрадчиво, точно хотел обмануть лихоимца, притаившегося у него в сердце:
- Ничего, на бренди хватит, хотя, конечно, в Лас-Касас он приедет как
нищий. Молчание длилось секунды две, а потом хитрый крестьянский голос
затянул:
трое детей. Нельзя ли, отец, по семьдесят пять сентаво?
слетались жуки. Она сказала:
на коленях; в тот день им доставили почту. Священник сочувственно хмыкнул,
как в прежние дни, но это был неудачный ход. Мисс Лер замолчала и потянула
носом. - Странно! Мне почудилось, будто пахнет спиртным.
здесь тихо, как спокойно. А ведь некоторые горожане не могут спать в таких
местах из-за тишины; тишина иной раз, как шум, назойливо гудит в ушах.
ведь очень дороги. Дай, думаю, куплю газету, все равно какую - новости
везде одни и те же. Но когда я ее развернула... Называлась она, кажется,
"Полис ньюс". Кто бы мог подумать, что такие вещи печатают! Я, конечно,
прочла всего несколько строк. Ничего страшнее со мной в жизни не
случалось. Это... Это открыло мне глаза.
изменил бы мнение обо мне.
нагнулась и убавила фитиль - точно пригасила единственный огонек на мили
вокруг. Священник снова почувствовал вкус бренди во рту - так запах эфира
напоминает человеку о недавней операции, пока он не привыкнет к тому, что
жив. Бренди связывало его совсем с другим существованием. Он еще не свыкся
с этим глубоким покоем. Пройдет время, и все наладится, сказал он себе, я
подтянусь - ведь заказано всего три бутылки. Больше я пить не стану, там
мне это не понадобится. Он знал, что лжет. Мистер Лер вдруг проснулся и
сказал:
президент (1929-1933), известный своей реакционной политикой].
наверно, устал... после всех этих исповедей, - добавил он с чуть заметным
отвращением.
всем дурным, что сотворила за три года такая маленькая деревушка. Зла было
не так уж много - город мог бы блеснуть и худшим. Впрочем... Человек
ограничен в своих поступках. Пьянство, прелюбодеяние, безнравственность.
Чувствуя вкус бренди на языке, он сидел в качалке в одном из стойл и не
смотрел на тех, кто стоял рядом с ним на коленях. Остальные дожидались
своей очереди в соседнем стойле, тоже опустившись на колени. Конюшня
мистера Лера уже давно пустовала. У него осталась только одна старая
лошадь, которая хрипло отфыркивалась в темноте под покаянный шепот.
только у закоренелых осторожных преступников да у святых. Эти люди
выходили из конюшни чистыми; один он не принес покаяния в грехах, не
исповедался, не получил отпущения. Вот этому человеку ему хотелось
сказать: "В любви ничего дурного нет, но любовь должна быть счастливой,
открытой. Дурно, когда она тайная и не приносит счастья... Что может быть
хуже такой любви? Только если теряешь Бога. А это и есть потеря Бога.
Незачем налагать на тебя епитимью, дитя мое, ты и так много страдал". А
другому хотелось сказать: "Похоть - это еще не самое дурное. Но вот
настанет день, настанет час, и она может перейти в любовь - вот почему мы
должны страшиться похоти. А если кто возлюбил свои грехи, тот уже несет на
себе проклятие". Но привычная манера исповедника взяла свое: он будто
опять сидел в душном, похожем на гроб ящике, где люди хоронят с помощью
священника свои пороки. И он говорил:
что-то значили. Он говорил: - Прочитай три раза "Отче наш" и три раза
"Богородицу". - Он устало шептал: - Пьянство лишь начало... - И понимал,
что ему нечего противопоставить даже этому обычному пороку, когда от него
самого несет спиртным по всему стойлу. Он налагал епитимью наспех, сухо,
машинально. Человек уйдет от него, не дождавшись ни чуткости, ни
поддержки, и скажет: "Плохой священник".
можешь соблюдать пост, тогда ешь, вот и все. - Старуха болтала и болтала
без удержу, исповедники рядом в стойле беспокойно переминались с колена на
колено, лошадь фыркнула, а старуха все болтала, что постных дней она не
соблюдает, что вечернюю молитву не договаривает до конца. И вдруг с
чувством острой тоски он вспомнил заложников во дворе тюрьмы, и как они
стояли в очереди к водопроводному крану, не глядя на него - на священника.
Сколько страданий, сколько мужества по ту сторону гор! Он яростно перебил
старуху: - Исповедуйся толком. Мне не важно знать, продается ли в вашей
лавке рыба и клонит ли тебя ко сну вечером. Говори о своих настоящих
грехах.