знаме-нитого ныне народного артиста В. И. Качалова, и когда, тогда еще
молодой, первый раз он приехал в Москву, то он привез из Вильны мне письмо
от Кости.
Москву, и в разговоре напоминал о Карганове.
упустил, а потом добил его.
Карганов, наш Карганов! И почти слово в слово я прочитал у Льва Николаевича
его рассказ, слышанный мной в 1877 году на позиции Муха-Эстата от самого
Карганова, моего командира.
давно не было. Только впереди от-ряда бывали частые схватки охотников. Под
палящим солнцем учили присланных из Саратова новобранцев. Я как-то перед
фронтом показал отчетливые ружейные при-емы, и меня никто не беспокоил.
Ходил к нам Николин, и мы втроем гуляли по лагерю и мне они рассказывали
расположение позиции.
мы раз в июне ее заняли да нас от-туда опять выгнали, а рядом с ним полевее
вот эта лес-ная гора в виде сахарной головы, называется "Охотни-чий курган",
его нашли охотники-пластуны, человек два-дцать ночью отбили у турок без
выстрела, всех перере-зали и заняли... Мы не успели послать им подкрепления,
а через три дня пришли наши на смену и там оказалось 18 трупов наших
пластунов, над ними турки жестоко над-ругались. Турок мы опять выгнали, а
теперь опять там стоят наши охотники, и с той поры курган называется
"Охотничьим"... Опасное место на отлете от нас, к тур-кам очень близко... Да
ничего, там такой народец подо-брали, который ничего не боится.
пластунов-охотников: выстроили отряд и вызвали желающих умирать, таких, кому
жизнь не дорога, всех готовых идти на верную смерть, да еще предупредили,
что ни один охотник-пластун родины своей не увидит. Много их перебили за
войну, а все-таки охотники нахо-дились. Зато житье у них привольное, одеты
кто в чем, ни перед каким начальством шапки зря не ломают и крестов им за
отличие больше дают.
сапоги выдали, и мне мундира рядового так и не пришлось надеть. Как-то
вечером за-шел к Карганову его друг и старый товарищ, начальник охотников
Лешко. Здоровенный малый, хохол, с про-седью, и только в чине поручика: три
раза был разжало-ван и каждый раз за боевые отличия производился в офицеры.
На черкеске его, кроме двух солдатских, белел Георгий уже офицерский,
полученный недавно. Карганов позвал пить вино меня и Попова. Сидели до утра,
всякий свое рассказывал. Я разболтался про службу в полку, про крючничество
и про бурлачество и по пьяному делу силу с Лешко попробовали да на "ты"
выпили.
звал.
распростился со своими друзьями и очутился на охотничьем кургане.
патронами, которые при переправе через реку намокали и в ствол не лезли, а у
нас легкие берданки с медными патронами, 18 штук которых я вста-вил в мою
черкеску вместо щегольских серебряных газы-рей. Вместо сапог я обулся в
поршни из буйволовой ко-жи, которые пришлось надевать мокрыми, чтобы по ноге
сели, а на пояс повесил кошки -- железные пластинки с острыми шипами и
ремнями, которые и прикручивались к ноге, к подошвам, шипами наружу. Поршни
нам были необходимы, чтобы подкрадываться к туркам неслышно, а кошки -- по
горам лазить, чтобы нога не скользила, особенно в дождь.
куда, но серьезный и молчаливый. Мы подружились, а там я сошелся и со всеми
товари-щами, для которых жизнь копейка... Лучшей компании я для себя и
подыскать бы не мог. Оборванцы и удальцы, беззаветные, но не та подлая
рвань, пьяная и предатель-ская, что в шайке Орлова, а действительно,
"удал-добры молодцы". Через неделю и я стал оборванцем, благодаря колючкам,
этому отвратительному кустарнику с острыми шипами, которым все леса кругом
переплетены: одно спа-сенье от него -- кинжал. Захватит в одном месте за
сук-но -- стоп. Повернулся в другую -- третьим зацепило и ни шагу. Только
кинжал и спасал, -- секи ветки и иди смело. От колючки, от ночного лежания в
секретах, от ползанья около неприятеля во всякую погоду моя но-венькая
черкеска стала рванью. Когда через неделю я урвался на часок к Карганову и
Попову, последний даже ахнул от удивления, увидя меня в таком виде, а
Карганов одобрительно сказал:
неприятельскими цепями, лежим по кус-там за папоротникам, то за цепь
переберемся, то часо-вого особым пластунским приемом бесшумно снимем и
живенько в отряд доставим для допроса... А чтобы часового взять, приходилось
речку горную Кинтриши вброд по шею переходить, и обратно с часовым тем же
путем пробираться уже втроем -- за часовым всегда охотились вдвоем. Дрожит
несчастный, а под кинжалом лезет в воду. Никогда ни одному часовому пленному
мы никакого вреда не сделали: идет как баран, видит, что не убежишь. На эти
операции посылали охотников самых ловких, а главное сильных, всегда вдвоем,
а иногда и по трое. Надо снять часового без шума. Веселое занятие-- та же
охота, только пожутче, а вот в этом-то и удовольствие.
где по неделям, а то и по месяцам не было никаких сражений, офицеры играли в
карты, сол-даты тайком в кустах в орлянку, у кого деньги есть, а то валялись
в балаганах и скучали, скучали... Особенно, когда осенью зарядит иногда на
неделю, а то и две, дождь, если ветер подует из мокрого угла, от Батуми. А у
нас задумываться было некогда. Кормили хорошо, уси-ленную порцию мяса на
котел отпускали, каши не впроед и двойную порцию спирта. Спирт был какой-то
желтый, говорят, местный, кавказский, но вкусный и очень креп-кий. Бывало
сгоряча забудешь и хватишь залпом стакан, как водку, а потом спроси, "какой
губернии", ни за что не ответишь. Чай тоже еще не был тогда введен в
войсках, -- мы по утрам кипятили в котелках воду на костре и за-пускали в
кипяток сухари -- вот и чай. Питались больше сухарями, хлеб печеный
привозили иногда из Озургет, иногда пекли в отряде, и нам доставляли
ковригами. Как-то в отряд привезли муку, разрезали кули, а в муке черви
кишат. Все-таки хлеб пекли из нее.
нюхать не станет.
x x x
кабулетским.Вправо от Муха-Эстаты и Хуцубани, которую отбили у турок, до
самого моря тя-нулись леса и болота. Назад, к России, к северу от Озур-гет
до самого моря тянулись леса на болотистой почве, бывшее дно моря. Это
последнее выяснилось воочию на посту Цисквили на берегу моря близ глубокой
болоти-стой речки Чолок, поросшей камышами и до войны быв-шей границей с
Турцией. Цисквили была тогда пограничным постом, и с начала войны там стояли
две роты, чтобы охранять Озургеты от турецкого десанта. Кругом болота, узкая
песчаная полоса берега, и в море выдава-лась огромная лагуна, заросшая
камышом и кугой, обне-сенная валами песку со стороны моря, как бы краями
чаши, такими высокими валами, что волны не поднима-лись выше их, а весь
берег вправо и влево был низким местом, ниже уровня моря, а дальше в
непроходимых ле-сах, на громадном пространстве на север до реки Риона и
далее до города Поти, в лесах были огромные озера болота, место зимовки
перелетных птиц. Эти озера зи-мой кишели гусями, утками, бакланами, но
достать их было невозможно из-за непроходимых трясин. В некото-рых местах,
покрытых кустарником, особенно по берегу Чолока, росли некрупные лавровые
деревья, и когда сол-даты в начале войны проходили этими местами, то наби-ли
свои сумки лавровым листом.
посту Цисквили и болели маля-рией в этом болоте, дышавшем туманами. Это была
ужасная стоянка в полном молчании. Солдаты развле-кались только тем, что из
растущих в лесах пальм дела-ли ложки и вырезали разные фигурки. Раз только и
бы-ло развлечение: как-то мы со своего кургана увидали два корабля, шедшие к
берегу и прямо на нас. В отряде тре-вога: десант. Корабли шли на Цисквили,
остановились так в верстах в двух от нее, сделали несколько выстре-лов по
посту и ушли. Огромные снаряды не рвались, по-падая в болото, разорвались
только два, да и то далеко от солдат. Странно, что в это время наши
противники в своих окопах сидели без выстрела, и мы им тоже не от-вечали. Но
все-таки это нас заставило насторожиться, а командир батальона гурийцев,
кажется князь Гуриели, знающий местность, доложил начальнику отряда
генера-лу Оклобжио, что надо опасаться десанта немного север-нее Цисквили,
на реке Супси, впадающей в море, по ко-торой можно добраться до самого
Кутаиса и отрезать Озургеты и наш отряд. А на Супси до сих пор и поста не
было. Позаботились об этом: послали поручика Кочетова со взводом, приказали
выстроить из жердей и болот-ной куги балаганы, как это было на Цисквили и
кое-где у нас в лагере. Кроме того, в помощь Кочетову назначили из нашей
пластунской команды четырех, под моей командой. Но мы ушли только через 10
дней, так как турки как-то вели себя непокойно и ни с того, ни с сего
начинали пальбу то тут, то там. Пришлось усилить сек-реты и разведку, и вся