слишком глубоко закладывает зерно.
теперь пора спать.
потом говорит, что надо бы скосить здесь, в саду, траву, которая получше.
этим и пришел и что у него есть какие-то мысли на мой счет.
сам знаю, какая сила влечет меня в сирень? Помнится, я лежал на животе и
жевал травинку. В некой комнате на втором этаже горел свет, я глядел туда.
Больше ничего не было.
Нильса.
вот я и пошел за тобой. Какое тут может быть дело?
Рагнхильд, эта чертова девка! А у нее язык длинный, уж будьте уверены, она
наговорила куда больше, только Нильс не хочет мне все выкладывать. А что,
если сама фру увидела меня из своего окна?
как лед.
заглушает ее шаги, она может подняться наверх, когда захочет, а если
понадобится, в два счета бесшумно спуститься.
радоваться, что вернулась домой, а она все плачет да тоскует. Сегодня
капитан ей сказал: "Ловиса, ну будь же благоразумна!" - так сказал капитан,
"Прости, я больше не буду", - ответила фру и расплакалась оттого, что была
неблагоразумна. Но она каждый день твердит: я больше не буду, а сама
продолжает в том же духе. Бедная фру, сегодня у нее так болели зубы, она
плакала навзрыд...
Некогда нам разговоры разговаривать.
бы не пророс сжатый хлеб, и предпочитает убрать его, не досушив. Ладно! Но
это значит, что мы должны в один присест обмолотить большую часть зерна и
рассыпать его для просушки по всем полам; даже на полу в людской лежит
толстый слой зерна. Думаете, у нас только и дел, что просушка? Как бы не
так, полным-полно, и все неотложные. Наступило ненастье, погода может стать
еще хуже. Значит, время не ждет. Покончив с молотьбой, мы изготовили сечку
из сырой соломы и заквашиваем ее в силосных ямах, покуда не попрела. Теперь
все? Какое там все, по-прежнему невпроворот. Гринхусен с девушками копают
картофель. Нильс использует драгоценное время после ведреных дней, чтобы
засеять озимой рожью еще несколько аров, мальчик идет вслед за ним с
бороной. Ларс Фалькенберг все пашет. Добряк Ларс стал послушней овечки, до
чего усердно он пашет, с тех пор как вернулись хозяева. Когда земля
раскисает от дождей, Ларс распахивает луговину, после ведреных дней
возвращается в поле.
вывозим последнее зерно.
него умные. Капитан свозит просушенный овес. Вот он обернулся с первым возом
и приехал за вторым.
сияют. Должно быть, она рада видеть мужа за работой.
говорит, приходится переспрашивать. Это раздражает обоих.
его каким-нибудь веселым словцом, но не получает ответа.
картофельном поле ты уже побывала?
меня видеть.
своего неодобрения. Тут я вспоминаю, что по некоторым причинам уже дал себе
зарок быть холодным, как лед. Вспомнив это, я еще сильней хмурю брови.
бросается бежать вдоль сушилок, подавшись всем телом вперед и громко
всхлипывая на бегу.
дело - мы оба не можем понять.
что-то сказать. - Какая-то осенняя лихорадка. Я это на почте слышал.
болезнь. Должно быть, ты заразилась.
дальше, по мере того как мы приближаемся к ней. Вот мы разобрали ее
последнее укрытие, и она стоит перед нами, словно застигнутая врасплох.
После рвоты она ужас как бледна.
хоть немного доброй воли с обеих сторон, как посоветовал бы им каждый
разумный человек, это были непреодолимые разногласия, разногласия в самой
основе. В результате фру открыто презрела свои супружеские обязанности и по
вечерам запиралась у себя в комнате. Рагнхильд слышала, как оскорбленный
капитан объясняется с женой через дверь.
к себе в комнату, где и состоялся крупный разговор. Оба были исполнены самых
лучших намерений, оба жаждали примирения, но задача оказалась неразрешимой,
примирение запоздало. Мы сидим на кухне и слушаем рассказ Рагнхильд, мы -
это Нильс и я, - и должен сказать, что еще ни разу я не видел Нильса таким
растерянным.
думалось, что наша фру заслужила хорошую взбучку; теперь-то я понимаю, что
ее бес попутал. А она не говорила, что уйдет от капитана?
Сначала капитан спросил у фру, не подцепила ли она эту заразную хворь. А фру
ему ответила, что ее отвращение к нему вряд ли можно назвать хворью. "Я
внушаю тебе отвращение?" - "Да. Хоть караул кричи. Твой порок в том, что ты
чудовищно много ешь..." - "Так уж и чудовищно? - спрашивает капитан.- Разве
это порок? Это скорее свойство, ведь голод не признает границ".- "Но когда я
долго смотрю на тебя, меня начинает тошнить. Вот почему меня тошнит".- "Зато
теперь я не пью,- говорит он,- значит, все стало лучше, чем прежде". - "Нет,
нет, гораздо хуже". Тогда капитан говорит: "По правде сказать, я надеялся на
большую снисходительность в память о том... ну хотя бы в память о том, что
было летом".
я не упрекнул тебя ни единым словом".- "Не упрекнул",- повторяет она и
плачет еще горше. "А кто, как не я, попросил тебя вернуться?" - спрашивает
он. Но тут фру, должно быть, решила, что он приписывает себе слишком много
заслуг. Она сразу перестает плакать, вскидывает голову и говорит: "Да, но
если ты звал меня только за этим, мне лучше было бы не приезжать". - "За
чем, за этим? - переспрашивает он.- Ты поступала и поступаешь так, как тебе
заблагорассудится, ты ни о чем не желаешь думать, ты не подходишь даже к
роялю, ты бродишь, словно тень, и к тебе нельзя подступиться, и на тебя
никак не угодишь. А по вечерам ты запираешь передо мной свою дверь. Ну что
ж, запирай, запирай..." - "Нет, если хочешь знать, это к тебе нельзя