две фигуры и бегом пустились по открытой местности. Гай вспомнил заповедь
своего инструктора стрелкового дела: "На расстоянии двухсот ярдов все
части тела человека видны отчетливо. На расстоянии трехсот ярдов очертание
лица человека расплывчатое. Четыреста ярдов - лица уже совершенно не
видно. На расстоянии шестисот ярдов голова становится точкой, а тело
сходит на конус". Он поднял бинокль и узнал нелепую пару. Первым из ним
был Ритчи-Хук. Он неистово подавал знаки, призывая на штурм находившихся
позади него и уже повернувших назад солдат; генерал бежал медленной и
неуклюжей рысью вперед - к тому месту в стене, где ракеты разворотили
кладку. Он не оглядывался и потому не видел, следует ли кто-нибудь за ним.
Он не замечал, что за ним бежит всего один человек - Снейфель. Подобно
терьеру, подобно карлику-шуту, которому позволено болтаться под ногами
владетельного средневекового принца, Снейфель носился вокруг генерала со
своим фотоаппаратом, то припадая к земле, то вприпрыжку забегая со всех
сторон, такой маленький и увертливый, что избегал огня снайперов со стен.
Первая пуля попала в Ритчи-Хука, когда он находился приблизительно в
двадцати ярдах от стены. Он развернулся на триста шестьдесят градусов,
припал на одно колено, но тут же поднялся и медленно снова заковылял
вперед. Он уже приблизился к стене и стал нащупывать опору, как выпущенная
сверху пулеметная очередь уложила его наповал. Снейфель остановился на
мгновение, достаточное для того, чтобы запечатлеть последнюю позу
генерала, затем стремглав помчался прочь от стены; защитники форта были
настолько поражены всем происшедшим, что не возобновили стрельбу до тех
пор, пока Снейфель не нырнул в ряды партизан.
разведывательные бронемашины, вызванные по телефону, когда прозвучали
первые выстрелы, - прибыл к блокгаузу и обнаружил только следы взрыва
ракет и тело Ритчи-Хука. С дороги они не съезжали. Лес, куда попали ракеты
с первого, не поразившего цели самолета, осмотрело отделение домобранов.
Они нашли там дымящиеся стволы деревьев и тела четырех убитых партизан.
Озадаченный немецкий капитан составил донесение об этом происшествии,
копии которого были приобщены ко всем соответствующим делам и картотекам
разведывательной службы; скептические толки вокруг этого события
продолжались до тех пор, пока разведывательный отдел, занимавшийся
Балканами, не прекратил свою деятельность. Атака укрепленной позиции
одиноким британским генерал-майором, сопровождаемым, по одним данным,
маленьким мальчиком, а но другим - карликом, не имела прецедента даже у
Клаузевица. В данном случае, считала немецкая разведка, видимо, имел место
какой-то глубоко скрытый мотив, который остался для них тайной. Возможно,
это был труп не настоящего Ритчи-Хука - им была известна его полная
биография, - а какой-то готовой на смерть жертвы. Значит, настоящий
Ритчи-Хук был предназначен для какой-то секретной операции. Во все концы
"европейской крепости" были разосланы оповещения, требовавшие усилить
бдительность и не упустить одноглазого человека.
драму. Оснований для взаимных обвинений хватало, но факт смерти заставил
молчать даже комиссара.
который заполнит полдюжины страниц иллюстрированного еженедельника:
детальное фотографическое повествование об уникальном событии.
наблюдавшему боя, - но цель всего этого представления достигнута. Генерал
Спейт доволен, что партизаны - это люди дела и что они хорошо разбираются
в тактике партизанской войны. Некоторое время он был настроен довольно
скептически, но действия Ритчи-Хука все изменили. Это скорее решение
сердца, чем рассудка. Странная вещь. За всю войну я только дважды принимал
какое-то участие в операциях. Обе позволили создать классические истории о
героизме. Вы никогда бы не подумали, что Триммер и Ритчи-Хук имеют много
общего, правда ведь?
хозяина.
тяжелой утрате.
он с благоговением перед великодушной акцией провидения, - лежать бы мне
сейчас там вместе с ним. За последние три года, доложу я вам, сэр, мне
пришлось побывать не в одной жуткой переделке. И все из-за него. Он просто
напрашивался на пулю. Вы же помните, сэр, он всегда был очень откровенным
и не раз так прямо и заявлял мне: "Докинс, как бы мне хотелось, чтобы эти
мерзавцы стреляли более метко. Возвращаться домой у меня нет никакого
желания". Конечно, с генералом я шел куда угодно. Обязан был, и он был
отличный человек, этого у него отнять нельзя. Так вот как оно все
обернулось - по-хорошему и для него" и для меня: Плохо, конечно, что мы не
смогли похоронить его как подобает, но фрицы сделают как надо. В этом
можно не сомневаться, он всегда был уверен в этом. Он ведь был не очень-то
набожным. Ему бы только, чтобы его могила не затерялась, а большего он и
не желал.
истребителей, чтобы вывезти генерала Спейта и остатки его группы. Когда
Гай и де Сауза возвратились с аэродрома домой, они обнаружили, что
девушки-партизанки уже выносят оттуда буржуазную мебель.
теперь займемся, "дядюшка", чтобы не соскучиться?
одного. Посещая партизанские лагеря, де Сауза провез Гая на джипе по всему
освобожденному району.
настоящее время. Если они намерены предпринять летнее наступление, пора бы
начинать его.
Сауза. - Вы, наверное, заметили, что как только войска получают
снаряжение, их отправляют отсюда. Они перебрасываются в Черногорию и
Боснию. Оттуда они будут преследовать немцев по пятам и войдут в Сербию
раньше, чем ее смогут занять четники. Теперь это очень важно. Бигой свое
предназначение выполнил. Они оставят здесь солдат столько, сколько надо,
чтобы справиться с местными фашистами. У меня предчувствие, что и мне уже
недолго оставаться здесь. Зимой вы вполне справитесь здесь один, правда
ведь, "дядюшка"? Как только выпадет снег, посадочная полоса выйдет из
строя, правильно?
ограды до ограды простираются занесенные снегом лужайки, и огороды;
дорожки прослеживаются только там, где их протоптали. Гай ежедневно брал
пригоршню раскрошенных сухарей и выходил во двор кормить белок в клетке.
отзыве. Соединение, в которое он входил, переименовывалось и подвергалось
реорганизации. Он должен был прибыть в Бари с первой оказией.
сэра Роджера. Его карьера алебардиста закончилась. Все топанье на
казарменном плацу и "уничтожение и уничтожение" воображаемых твердынь
завершилось еще одним актом милосердия. Он покинул Бигой без прощальных
слов, если не считать формального обращения в партизанский штаб за
разрешением на проезд. Свой небольшой штат он взял с собой.
ехать на джипе. Она проходила по опустошенному плато Лика, где все селения
были разрушены и дома стояли без крыш, и спускалась вниз, к роскошным
берегам Адриатики. Через сорок восемь часов после выезда из Бигоя Гай и
его солдаты прибыли к стенам дворца Диоклетиана в Сплите, где обнаружили в
гавани английский крейсер, команде которого было запрещено сходить на
берег. Партизаны навели на крейсер орудия береговых батарей. Это больше,
чем что-либо другое, виденное в Югославии, поразило подчиненного Гаю
сержанта: "Кто бы мог подумать, что флот заслужит такое обращение, сэр?
Это все политика, вот что это такое".
пришедший для него приказ следовать в Дубровник, где находились британские
силы, главным образом полевой артиллерии, которые, высадившись, оказались
в положении связанных по рукам и ногам. Гая назначили туда для поддержания
связи между этими силами и партизанами.
передовой группой. Он сошел на берег в Бриндизи и добрался до Бари на
автомобиле ровно через год после своего первого прибытия туда. Снова цвел
миндаль. Гай явился с докладом к майору Марчпоулу, когда тот обедал в
клубе.
последней возможности. Бригадир уже уехал. Ответственным остался Джо
Каттермоул. Вы возвратитесь в Соединенное Королевство, когда захотите.
согласно телеграмме он когда-то начал работу по освобождению перемещенных
лиц.
силах, имел квартиру в Посиллино и пригласил Гая остановиться у него. Для
путешествия, которое предстояло совершить Гаю, чтобы попасть домой, важно
было все время находиться около летчиков, чтобы воспользоваться местом на
самолете, от которого в последнюю минуту внезапно могла отказаться
какая-нибудь шишка поважнее Гая.
Сертаков Виталий
Сертаков Виталий
Херберт Фрэнк
Херберт Фрэнк
Афанасьев Роман
Шилова Юлия