Игорь Акимов

Баллада об ушедших на задание

Об авторе

АКИМОВ ИГОРЬ АЛЕКСЕЕВИЧ родился в 1937 году в Киеве. Учился в
Киевском институте инженеров водного хозяйства, работал в
республиканских и центральных газетах и журналах.

Много ездит по стране в качестве журналиста. Первая книга
художественной прозы И. Акимова "И стены пахнут солнцем" (повесть и
рассказы) вышла в 1963 году в издательстве ЦК ЛКСМУ "Молодь". С 1965
года выступает в печати в соавторстве с В. Карпеко. Ими написаны
повести о советских разведчиках - "Осечка" и "Неоконченное дело". По
одной из них ("Осечка") был поставлен телевизионный фильм.

И. Акимов - активный автор журнала "Сельская молодежь".
Приключенческая повесть "Баллада об ушедших на задание", публикуемая в
настоящем томе, впервые увидела свет на страницах "Сельской молодежи"
в 1968 году. Вскоре писатель создает новое произведение - "Дот",
напечатанное в четвертом томе приложения "Подвиг" за 1970 год под
названием "Легенда о малом гарнизоне". В этой повести нашли отражение
героизм и мужество советского солдата в самый трудный - начальный
период Отечественной войны, обусловленный всей тяжестью и внезапностью
вражеского удара.

Над "Балладой об ушедших на задание" И. Акимов не оставлял работы и
после опубликования повести в журнале. Вновь написаны целые главы,
характеры многих героев углублены, некоторые эпизоды насыщены новыми
подробностями.

И. Акимов принадлежит к поколению молодых писателей, войны не
увидевших, а пишущих о войне так, как они ее представляют по имеющимся
архивным и другим материалам. Тем не менее примечательна
достоверность, которою веет от событий, описываемых в его
произведениях. В ходе этих событий раскрываются лучшие черты,
наследуемые и нынешним поколением молодежи от участников великой битвы
за свободу и независимость нашей Родины. Это прежде всего смелость,
находчивость, взаимовыручка и готовность к самопожертвованию во имя
выполнения боевого задания. Творческая манера И. Акимова отмечена
лиричностью повествования, динамичностью сюжета, романтической
приподнятостью.

Р. Виновен

x x x

Но сначала о том, как они умирали.

Их убивали пули. Их убивали пули и осколки гранат - из засады или
при внезапной встрече, когда враги - вот они, рядом, в десяти шагах,
когда уже не спрятаться, не убежать, и видишь цвет их глаз, и пегую
щетину на подбородке, и во взгляде оторопь, и растерянность, и
отчаяние, а автоматы грызут и грызут в упор - в живот, в лицо, - а
вокруг тишина! а вокруг тишина! - только белые от пламени рыльца
грызут и грызут в упор, и белые мотыльки огня оплавляют взорванное
пулями сукно и гаснут, гаснут...

Их убивали пули, и тогда это считалось, мол, повезло парню, не
долго мучился, потому что они были разведчики. Потому что редко кто из
них так умирал. Потому что была у них иная жизнь, и судьба иная, и
иные счеты со смертью. Потому что никто не видел их могил, и дождь не
смывает сурик с их безымянных дощатых обелисков.

Да, сначала о том, как они умирали.

Ведь может так случиться, что однажды придет и твой час. Судьба
явится тебе в лице мальчишки - командира дивизионной разведроты. Он
будет медленно идти мимо вашего серого строя и на миг заглянет тебе в
лицо, но выберет других; но когда им, перешедшим в новое качество, он
прикажет: "Разведчики, два шага вперед", - ты тоже сделаешь эти два
шага. И вся прошлая жизнь уйдет далеко-далеко. У тебя останется только
сегодняшний день и твое задание, и ты узнаешь, как шаги часовых
отдаются прямо в сердце, и хрип рукопашной, и лай собак, которые идут
по твоему следу; и однажды ты скажешь, что сможешь задержать их минут
на десять, уж десять минут - это наверняка, и у тебя не станут
оспаривать твое право - уйдут, чтобы выполнить задание, а ты
пересчитаешь патроны и отложишь один отдельно, и заставишь себя не
думать о том, что возможна осечка, потому что нет на земле такой муки,
которую не испытают на тебе враги.

И настанет твой самый длинный день.

1

Масюра был раскрыт на второй месяц пребывания в спецшколе. Раскрыл
его Язычник, преподаватель немецкого, который, впрочем, языку не
обучал, - это делали другие; он подключался лишь время от времени:
"ставил" курсантам произношение. Язычником прозвали его курсанты еще
довоенных выпусков, и не столько за специальность, сколько за
увлечение мифологией варваров. Сейчас об этом уже никто не помнил, но
кличка держалась крепко, хотя внешность ей никак не соответствовала.
Он был весь какой-то дряблый и нескладный, однако таким он был не
всегда. Прежде это был статный и довольно полный человек; однажды он
пережил тяжелое потрясение и сдал в одночасье. С тех пор глаза его
погасли, кожа на лице висела тонкими безжизненными складками, и фигура
была столь беспомощна, что самый лучший костюм выглядел на ней ужасно.

После второго занятия с Масюрой он попросил начальника школы
принять его. Кабинет генерала был узкий и потому казался небольшим;
почти всю торцовую стену занимало высокое окно; кроме двухтумбового
письменного стола, здесь были стулья для посетителей (кресел в рабочих
помещениях генерал терпеть не мог) - и более ничего. Два сейфа были
встроены в правую стену, над ними висел портрет Сталина. Всю левую
стену занимала огромная карта Германии.

Еще год назад в этом кабинете висела и карта Советского Союза -
сбоку от генерала, рядом с письменным столом, очень удобно; чуть
повернулся - и все отлично видишь. Но после ремонта генерал не велел
ее вешать; он обзавелся прекрасным экземпляром, отпечатанным в
Лейпциге, изумительно подробная карта и в то же время компактная: она
вся целиком умещалась на письменном столе, там и лежала под листом
плексигласа; правда, разглядеть на ней что-либо можно было лишь через
сильную лупу, но и в этом была своя прелесть; лупа всегда лежала на
столе - комиссионная штучка, цейссовская работа самых первых лет; она
была массивна, щедро закована в медь, с удобной медной ручкой, стекло
лежало в оправе бесцветное, как вода в блюдце. Генерал редко брал ее в
руки.

На прежней карте генерал отмечал синими и красными угловыми
скобочками все перипетии войны, утраченные и взятые населенные пункты;
теперь он к этому занятию охладел, может быть, потому, что ему было
жаль новой карты. Кроме того, рядом с его кабинетом в коридоре висела
преотличная карта мира, на которой дежурный после каждой сводки
Информбюро передвигал флажки на всех фронтах: в России, в Африке, в
Италии, в Азии и на Тихом океане.

- Мне бы не хотелось, товарищ генерал, поднимать напрасную
тревогу...

Они были знакомы много лет, причем знали друг друга довольно
близко, так что Язычника не смущали ни чин собеседника, ни обстановка.
Просто он все еще оставался глубоко гражданским человеком и потому,
даже стараясь выразить какую-либо мысль коротко, должен был сделать
хоть небольшой разгон.

- ...и я вовсе не стремлюсь узнать лишнее, хоть одним глазом
заглянуть в вашу кухню. Помилуй бог! Мало ли что у вас на уме, что вы
там готовите. Но если я вижу несоответствие, я должен предупредить, не
так ли?

Добродушно улыбаясь, генерал кивнул.

- Я по поводу курсанта Масюры...

Он опять сделал паузу; и вдруг генерал понял, что видит перед собой
преобразившегося человека: его бесцветные глаза светились энергией, и
весь он был так похож на профессора. Когда же это было? В те годы
профессор любил и умел одеться, у него были элегантные светлые
костюмы, один даже в крупную коричневую клетку, вспомнил генерал,
очень броский был костюмчик. Но вот уже несколько лет я вижу его в
одной и той же тройке из темно-синего бостона. Генерал пригляделся.
Нет, костюм выглядел неплохо, нигде не потерся, не лоснился. Может
быть, профессор заказал сразу два одинаковых костюма? Вряд ли. Значит
- лицованный. Бостон неплох, довоенная работа, не то что нынешнее
гнилье "мейд ин ингланд"...

- Как вам известно, товарищ генерал, на каждого курсанта я получаю
карточку с данными о его родном языке, месте рождения и самых
значительных географических переездах, если таковые были. Все это мне
необходимо знать, чтобы заранее подготовиться к работе с курсантом.
Когда "ставишь" человеку определенный диалект, не мешает сразу знать,
что окажется лишним, а что пригодится.

- И что же Масюра?