науськали газеты. Было сфабриковано нелепое, постыдное дело. Все
факты, все документы - сплошь фальсификация. Но им было мало сделать
отца политическим мертвецом. Ему публично было нанесено оскорбление, а
когда он потребовал сатисфакции... - Граф безнадежно махнул рукой. Он
тяжело дышал, но сидел смирно. Прошло не меньше минуты, прежде чем он
смог говорить дальше: - Вот что я узнал в октябре... Отец заклинал
меня никогда не быть заодно с его убийцами - нацистами. Отец завещал
смыть позор с нашего имени. Этого я не мог в одиннадцать лет, но
сейчас мне двадцать один, и я нашел эту змею - Уго фон Хальдорфа! -
закричал граф и показал рукой в ту сторону, где за деревьями и лугом
был замок. - Это от вас зависит, господа. Я не прошу у вас ни помощи,
ни пощады. Только снисхождения прошу, господа! Дайте мне одни сутки,
только сутки! Этого мне будет довольно, а потом я вернусь к вам - и
делайте со мной, что хотите, раз уж вам непременно нужна именно моя
жизнь...
к капитану. - По-моему, сыграно неплохо. - Он достал из верхнего
кармана своего мундира мятую пачку немецких сигарет. - Прошу.
не возвратились на фронт? - Алексей Иннокентьевич спрашивал
механически: смутная мысль не давала ему покоя, как использовать графа
для выхода через него на людей, стоящих в Германии у власти. Вот для
чего он был бы им нужен, если бы они уже выполнили свое задание.
заметил, что обошел маленькую западню. - В отпуске я был неделю. Этого
оказалось мало, чтоб найти проклятого барона, но достаточно, чтобы
принять решение о выходе из игры. Видите ли, - уже совсем спокойно
объяснил он, - если б я оставался в армии, многое осложнялось бы
уставом и теми самыми погонами, армейской иерархией. Фон Хальдорф
вполне мог толкнуть меня под военный трибунал. По нынешним временам -
безрадостная перспектива.
чертовски везло. В один только день, пятнадцатого февраля, когда эти
варвары бомбили знаменитый Кассинский монастырь, я сам сбил три
"боинга". Но их были сотни, и, когда нас осталось меньше эскадрильи,
нас перебросили на север, и мы стояли почти без укрытия на каком-то
дурацком лугу на полдороге между Римом и Чивита-Кастеллана. Однажды
меня послали на разведку в район Неттунии, и все было подозрительно
спокойно. Мне дали сфотографировать порт, но уйти морем не позволили -
там стоял авианосец. Я чувствовал, что на обратном пути меня встретят,
и бросился в другом направлении - к запасному аэродрому в долине
Сакко. Не помогло. Их была целая эскадрилья. Я выбросился над нашими
позициями в Чистернади-Рома, и обе раны оказались пустяковыми, но
контузия была настоящая. Хороший повод. Милый Кессельринг был на
высоте, выпустил меня вчистую.
порвали справку у меня на глазах. Патриотический пыл, видите ли.
Получить копию было не легче, чем оригинал.
Предположим все же, что вы рассказали правду. Скажите, граф, если не
секрет: что вы собирались делать дальше, после того, как отомстите фон
Хальдорфу?
улыбнулся приятному воспоминанию. - У меня прекрасная коллекция на
вилле в Люцерне.
понадобится, и временами даже стал подремывать, сейчас вздрогнул,
выпрямился и глядел на графа во все глаза. Капитан вырос на войне и ею
был воспитан. И знал: жизнь здесь висит на тончайшей ниточке, тем
более - жизнь разведчика. И он никогда не думал о будущем и делал это
сознательно: ведь мечты - это сокровище, которому нет ни цены, ни
меры; и как подумаешь, что может ведь так случиться, что на одну чашу
весов ляжет выполнение задания, а на другую - твоя мечта... Нет! Он
был уверен в себе. Он знал, что выберет первое - свой долг. Но он не
хотел этой ненужной борьбы, не хотел, чтобы в нем хоть что-то могло
дрогнуть во время выполнения задания; не хотел, пока идет война, чтобы
у жизни появилась иная цена и смысл, кроме необходимости выполнить
задание.
ненависти спокойно рассуждал о будущем и не сомневался в нем; и для
него не существовало ничего, кроме этого будущего: "через неделю" и
"всегда потом"... и ничего, кроме личной жизни, личной ненависти и
личной судьбы...
И ни малейшего желания ему помочь.
сказал Алексей Иннокентьевич.
отойти в сторону от борьбы. Надеюсь, вы не считаете меня трусом... Но
не много нужно ума, чтобы пройти последний путь с истерзанной
отчизной! Это философия толпы, философия баранов, которые мчатся в
облаке пыли, не разбирая дороги, - туда, куда их гонят. Куда больше
мужества нужно тому, кто хочет остаться самим собой, кто хочет
перелезть стену и вырваться из сумасшедшего дома. Мне надоел этот мир,
отравленный политикой. Я хочу жить естественно, хочу жить честно. Я не
желаю никого убивать или быть подручным на эшафоте. Я сделал выбор - и
отошел в сторону. Я ничей, понимаете? Я ни с кем!..
наконец и Алексей Иннокентьевич не выдержал.
была ложна. Вторая разработана убедительней, однако опять - ни единого
документального подтверждения. Неприятно говорить такие вещи, но мы
вам по-прежнему не верим.
понял, что это означает подтверждение прежнего приговора, и вскочил.
прошу одного - сутки свободного времени. Сутки!
перекатился назад. Харитончук не ждал удара, полетел в кусты и
опрокинулся. Но граф не прельстился его автоматом. Он схватил
обломанную ветку бука, здоровенную, длиной метра в три, и, подняв ее
над головой, как палицу, бросился на офицеров. Алексей Иннокентьевич
весь напрягся и ждал, куда будет нацелен удар. Тогда увернуться,
сделать ложный выпад и положить. А вот капитан Сад будто и не видел
ничего. Он сидел все такой же прямой, обхватив руками одно колено, и
только в глазах появилось насмешливое выражение.
далеко в сторону, плюнул в сердцах под ноги и отвернулся, яростно
затолкав кулачищи в карманы галифе.
немцу; его макушка была чуть выше плеча графа. - Ладно. Ты свободен.
сожалению", - пояснил капитан Сад, - потому что с удовольствием
посмотрел бы, как долго тебе удастся играть в нейтралитет.
тоже собирал марки. Даже специально на почту устроился работать
разносчиком, в вечернюю смену. У меня их было много, марок-то, почти
тысяча.
нанят, чтобы следить за новинками и ездить по аукционам.
аукцион.
14
тянуть нечего - для военного времени час вполне приличный. Он был уже
в форме пехотного обер-лейтенанта, Сережа Сошников наряжен унтером.
Граф, как всегда, не скрывал своих чувств, - расхаживал по опушке
вперед-назад, чертыхаясь, сбивая прутиком головки цветов.
их намерения. А эту роль лучше меня не сыграть никому. Уж вы мне
поверьте.
произношение. - Малахов улыбнулся. - Кроме того, мы возьмем с собой
графа. Когда немцы увидят его, они позабудут все на свете. А мы с
Сережей повернемся - и восвояси...