Чтение 15–й страницы книги ~Завтра утром, за чаем~

высадке на "ноль четыре восемьсот двадцать три дробь шесть", пребывает в
известном напряжении. Группа космонавтов-освоителей уже обучена и прошла
физиопсихическую подготовку: эти люди - самое ценное звено всей идеи! -
могут перегореть. Огромные средства летят в трубу из-за этого простоя.
Позвоните сыну и подробно поговорите с ним.
- Я надеюсь, - сказал папа сухо, - что и вы меня поймете, если я
позволю себе вам напомнить, что это не телефонный разговор. Результат беседы
с сыном до завтра никому не нужен, иначе я бы просто поехал для этого домой.
Прошу извинить меня, на космодроме меня ждет машина для полета на Аякс "Ц" -
надо подчищать другие расчеты.
- Не кажется ли вам, что, раз возникла такая ситуация, всей группе
"эль-три" следует на время позабыть понятие "рабочий день"?
- Это уже вам решать.
- Разумеется. Поэтому я советую вам все же съездить и поговорить с
мальчиком и, если он одобрит замысел, задержаться всей группе и посчитать.
- К сожалению, "Аргусом" или "Снежинкой" здесь не обойдешься, в других
же машинах мы слабы, а спецпрограммисты заняты в испытательном полете, - я
уже думал об этом.
- Если я все верно понял, завтра утром, до работы, вы поговорите с
мальчиком?
- Да, завтра утром, за чаем.
- Договорились, спасибо.
- Алло! Алло! - сказал через секунду папа, очень громко и прямо мне в
ухо (я чуть ли не прилип к трубке). Растерявшись, я закашлялся, сказал, что
это я, что у мамы суп убежал и что она сейчас подойдет.
- Я не успеваю, - сказал он. - Бегу. Поцелуй ее. - И повесил трубку.
Странно, то, что я услышал, я вроде бы знал, вполне догадывался о
сложившейся ситуации, но я не могу толком объяснить, как это на меня
подействовало: кто-то взял и ускорил особым катализатором все события,
поддал напряжения, и мой мотор заработал почти на износ, и папин, я думаю,
тоже.
Я снова лег, опять мне вдруг стало плохо, я даже забредил слегка или от
внезапно подскочившей температуры, или от усталости этих двух дней вполне
может быть, что мой грипп никуда и не делся, просто улизнул ненадолго, когда
я завелся от звонка Зинченко, а может, меня, нежную куколку, слегка продуло,
пока я гонял на "Пластик". Не знаю.
Я лежал и тихонечко бредил. Настойчиво во мне повторялись слова: "Так и
не позвонил Натке, а обещал. Так и не позвонил Натке, а обещал! Так и не..."
Потом мне стало казаться, что через равные интервалы звонит телефон,
Натка, я приподнимался с постели, и каждый раз оказывалось, что это липа,
моя бредовая ошибка. Я перестал подыматься и лежал тихо, но телефон звонил
каждую минуту, а мама почему-то не подходила. После началась легкая
карусель: то телефонный звонок, то звонок в дверь, то один, то другой, то
икс, то игрек, икс - игрек, икс - игрек, икс - игрек... Пи в кубе. Икс -
игрек - пи в кубе икс - игрек - пи в кубе. Пи-пи в павильоне в "Тропиках".
Фирменный морковный сок в специальном прозрачном кувшине на голове у
заблудившейся в дебрях Натки. Полный восторг.
- Тебе нравится "Восторг"? - не размыкая губ, спросил я, не зная еще,
долетит ли до нее мой голос. Она засмеялась. Тихий колокольчик!
- А нравится мчаться в "амфибии" с моей гениальной приставкой - прямо к
звездам в черном небе, обгоняя тяжеловозы-патрули?
Она опять засмеялась и сказала среди легкого звона:
- Эта вода такая же прохладная, как в колодце. Она тебе поможет. Я
спросил:
- Тебе нравятся фиолетовые купальники фирмы "Дельфин"? Тебе очень идет
фиолетовый купальник фирмы "Дельфин". Я помню, ты была в нем, когда мы в
бассейне "Факела" сдавали плаванье, это еще до того, как мы летали на Аякс
"Ц", до того, как я в тебя влюбился.
Колокольчики звенели не переставая.
- Пи логическое в четвертой фазе неминуемо стремится к нулю. Так? -
спросил я, почувствовав вдруг на своем лбу что-то холодное.
- Не обязательно, - сказала она.
- Какая приятная у тебя рука, - сказал я.
- Это не рука, это компресс с водой, прохладной, как в колодце.
- А на ней рука? Да? Я не ошибаюсь? Твоя ладошка?
- Не ошибаешься.
- Не убирай ее, пожалуйста.
- Хорошо. Не буду. А ты не прыгай, скоро все пройдет.
Дзинь-ля-дзинь колокольчики, все тише и тише.
- Я не буду прыгать, мне уже лучше, только Ты не убирай ладошку.
Я приоткрыл глаза и спросил:
- Что это было со мной? Вдруг совершенно внезапно накатило.
- Не знаю, - сказала она. - Накатило и укатило - какой-то легкий
приступ. Микропереутомление в кубе. Она тихо засмеялась.
- Мама просила передать, что поехала на космодром отвезти папе перед
полетом на Аякс "Ц" пирожки с картошкой. Она открыла мне дверь уже в пальто.
- Хорошо, что она не заглянула ко мне, - сказал я, снова закрывая глаза
и жутко боясь, что Натка уберет ладошку с моего лба. - Она бы разволновалась
и раскудахталась. Она, знаешь ли, парит надо мной, когда я болею. Когда мне
было пять лет, у меня температура подскочила однажды до сорока пяти и пяти
десятых градуса.
- Завиральные идеи, - сказала Натка. - Так не бывает.
- Вру. Мне было шесть лет, а температура была сорок шесть и шесть
десятых градуса.
- По-моему, у тебя уже все прошло, - сказала Натка и сняла ладошку и
теплый влажный компресс у меня со лба. Но я уже не осмелился просить ее не
убирать руки.
- Дай-ка я встану, - сказал я. - Все нормально.
- Цыц! - сказала Натка. - Молчать. Лежать. Не шевелиться. Поправляться.
Понял?
- Да мне вполне сносно, - сказал я.
- Задачка на догадливость, - сказала Натка. - Ну, слушай. Чем
занимается Н. Холодкова в течение дня, минус время занятий в школе,
учитывая, что учится она спустя рукава.
- Ноль информации, - сказал я. - Не знаю.
- Спокойно! Ты подумай, предположи.
- Фабрика дамских причесок, - сказал я.
- Глупышка! - она засмеялась. - Очень, очень редко.
- Сидишь одна у колодца.
- О-о-о! Низкий балл за поведение. Сто щелчков по носу. - И уже
серьезно: - И пожалуйста, я тебе тогда сказала - и все! Не надо трепать эту
тему.
- Ой, ну что ты! - Растерялся я ужасно. - Ты прости, что я ляпнул, я
думал, что...
- Все, все, забыли. Мчимся дальше. Что еще?
- Ну, читаешь, - сказал я, сбитый с толку тем, что сам только что
ляпнул: подслушанный телефонный разговор крепко сидел во мне, да и этот
идиотский приступ гриппа неизвестно какого названия - тоже, и что-то еще, я
пока не знал - что именно.
- Читают почти все, не подходит, - сказала Натка.
- Плаваешь на "Факеле", в фиолетовом купальнике.
- О, какая память! Снимается, не в счет. Я не занимаюсь хозяйством, не
шью, не вяжу, не участвую в радио- и телевикторинах и конкурсах, не хожу в
кружки самообразования, не посещаю студию живописи, клуб любителей
иностранных языков, зооуголок, курсы изучения проблемы языковой связи в
космосе, общество "Друзья дельфинов", секцию космоспелеологов и тэ дэ и тэ
пэ. Мысль ясна?
- Вполне.
- Так чем я занимаюсь?
- Не знаю.
- Вот и я не знаю. Слышал, наверное, историю о том, как славненькая
малышка с бантиками, Наташенька Холодкова из четвертого "д", получила
специальную премию Высшей Лиги за расчет малого биоускорителя. Слышал?
- Было дело.
- Обхохочешься. А ведь я с тех пор ни черта толкового не сделала.
- Ну и что? Понаделаешь!
- Болтушка ты! - Она пощекотала мне ухо. Дико приятно. - На тебя опять
накатывает? Как ты себя чувствуешь? Я, честно говоря, напугалась, когда
вошла.
- Сейчас как будто нормально.
- Умница. "А я расту, расту, расту!" - запела она модный вариант
французской песенки "Нас в галактике только двое". -За год я махнула на
шесть сантиметров.
- Тебе идет. Рост Дины Скарлатти.
- Ерунда! Ты читал Борисоглебского: "Химия мозга - память, интуиция,
гениальность"?
- Не-а.
- Глупочка! Я расту, а что-то там происходит с клетками мозга, что-то
меняется.
- Само собой.
- Во-во! И я вполне, вполне, вполне, может быть, может быть, может
быть, уже другая, другая, другая, чем в четвертом "д" - уже бездарь среднего
уровня.
- Спорно.
- А вдруг?! И кто-то уже хихикает, что меня держат в школе из-за
великого папы...
- Перегиб!
- И, допустим, это правда. Занимаю чье-то место. Я расту, расту, расту,
а сама об этом не знаю, не знаю, не знаю. Ужас как неловко. Ты когда-нибудь
думал об этом? Была мысль?