совсем понятен, так как она не подозревала, что оскорбила его, вытерев
машинально щеку. В сущности, она стерла поцелуй, насколько это было
физически возможно. Смутно сознавая, что он рассержен, она упорно смотрела
вперед, пока они ехали рысью, и вдруг с ужасом заметила, что им предстоит
еще один спуск.
снова занося хлыст. - Если только не согласитесь добровольно на
повторение... Но на этот раз без носовых платков.
отнюдь не медленно. Д'Эрбервилль остановил лошадь и сказал, что поднимет
шляпу, но Тэсс уже выпрыгнула из экипажа.
он, глядя на нее поверх спинки кабриолета. - Ну, садитесь! В чем дело?
зубами. - Теперь уж я не сяду!
так, чтобы с вас сорвало шляпу? Готов поклясться, что это так!
за эту хитрость. Неожиданно дернув вожжами, он направил лошадь на Тэсс,
чтобы зажать ее между изгородью и кабриолетом. Но этого он не мог сделать,
не рискуя ее искалечить.
верхушки изгороди, на которую взобралась. - Вы мне совсем не нравитесь! Я
вас ненавижу! Я вас терпеть не могу! Я вернусь домой, к матери!
расхохотался.
мир. Больше я никогда не буду этого делать против вашей воли. Клянусь
честью!
возражала против того, чтобы д'Эрбервилль ехал рядом с ней; и так, шажком,
приближались они к деревне Трэнтридж; время от времени д'Эрбервилль бурно
выражал отчаяние, видя, что своим поведением принудил ее идти пешком.
Теперь она действительно могла бы ему довериться, но один раз он обманул
ее - и сейчас она упорствовала и шла задумчиво, словно размышляя о том, не
благоразумнее ли вернуться домой. Однако решение было принято, и отступать
от него теперь без более веских причин казалось чуть ли не ребячеством.
Могла ли она, руководствуясь такими сентиментальными соображениями,
забрать свой сундучок, вернуться к родителям и разрушить план
восстановления семейного благополучия?
уютном уголке, - птичий двор и домик, предназначенный для Тэсс.
9
поставщика, няньки, врача и любящего друга, обитала в старом, крытом
соломой домике, на обнесенной оградой утоптанной песчаной площадке, где
когда-то был сад. Домик зарос плющом, и дымовая труба, увитая его густыми
плетями, казалась разрушенной башней. Нижний этаж: целиком был отдан
птицам, которые с видом собственников разгуливали по комнатам, словно дом
был построен ими, а не какими-то арендаторами, ныне покоящимися на
кладбище. Потомки этих прежних владельцев почувствовали себя глубоко
оскорбленными, когда дом, который они любили, который стоил таких денег их
предкам, в котором жило несколько поколений их семьи задолго до того, как
здесь появились д'Эрбервилли, - когда этот дом миссис Сток-д'Эрбервилль,
едва утвердившись в правах собственности, равнодушно превратила в
курятник. "В дедовские времена дом был достаточно хорош и для людей", -
говорили они.
постукивание вылупливающихся из яиц цыплят. Клетки с курами помещались
там, где некогда стояли стулья степенных земледельцев. Камин, в котором
прежде пылал огонь, был заполнен перевернутыми ульями - в них неслись
куры; а перед домом, где поколения прежних владельцев заботливо вскапывали
участок лопатой, земля была отчаянно изрыта петухами.
только через калитку.
улучшениями этого хозяйства, руководствуясь своим опытом - она ведь была
дочерью куровода-профессионала, - как вдруг калитка распахнулась, и во
двор вошла служанка в белом чепце и переднике. Явилась она из господского
дома.
сказала она, но видя, что Тэсс не совсем поняла ее, пояснила: - Хозяйка у
нас старая и совсем слепая.
указанию служанки, взяла на руки двух самых красивых птиц гамбургской
породы и последовала за девушкой, тоже захватившей двух птиц, в господский
дом, фасад которого, хотя красивый и внушительный, свидетельствовал о том,
что кто-то из его обитателей питает любовь к домашней птице: тут всюду
летали перья, а на траве стояли клетки.
свету, сидела владелица и хозяйка усадьбы - седая женщина лет шестидесяти,
не больше. У нее было подвижное лицо человека, которому зрение изменяло
постепенно и который пытался его сохранить, - ведь у людей, давно ослепших
или слепых от рождения, лицо бывает застывшее. Тэсс приблизилась к ней, не
выпуская свою пернатую ношу, - птицы сидели на обеих ее руках.
- сказала миссис д'Эрбервилль, услышав незнакомые шаги. - Надеюсь, вы
будете ласковы с ними. Мой управляющий говорит, что на вас можно
положиться. Ну, где же они? А, это Гордец! Но сегодня он, кажется, не так
весел, как всегда? Должно быть, испугался, попав в чужие руки. И Фина
тоже... да, они немножко испуганы. Правда, мои миленькие? Но они скоро к
вам привыкнут.
посадили птиц к ней на колени, и она оглаживала их с головы до хвоста,
ощупывая клювы, гребешки, воротнички у петухов, крылья их и лапы.
Прикасаясь к ним, она тотчас же их узнавала и немедленно обнаруживала
каждое сломанное или запачканное перышко. Она щупала им зоб и
догадывалась, что они ели и не слишком ли мало или много; на лице ее живо
отражались все ее впечатления.
двор, их сменили новые, и процедура осмотра продолжалась до тех пор, пока
старухе не были предъявлены все любимые петухи и куры - гамбурги, бантамы,
кохинхины, брамы, доркинги и другие породы, бывшие тогда в моде, - и когда
птицу сажали к ней на колени, старуха, опознавая ее, редко ошибалась.
куры - конфирмующейся молодежью, а она сама и служанка - священником и
викарием прихода, провожающими свою паству в церковь. По окончании
церемонии миссис д'Эрбервилль, морща лицо и пожевывая губами, вдруг
спросила Тэсс:
считала, что этим искусством не хвастаются в приличном обществе. Однако
она вежливо ответила, что свистеть умеет.
служил мальчик, который очень хорошо свистел, но он ушел. Вы будете
свистеть моим снегирям; видеть их я не могу, но мне приятно их слушать, а
так они учатся петь. Покажите ей, где находятся клетки, Элизабет. Вы
должны начать завтра, а то они забудут все, чему выучились. Вот уже
несколько дней, как с ними никто не занимался.
Элизабет.
слова.
родственницей, и куры были отнесены в птичник. Обращение миссис
д'Эрбервилль не слишком удивило девушку - увидав, как велика усадьба, она
и не ждала другого приема. Однако она и понятия не имела о том, что старая
дама ничего не слышала об их так называемом родстве. Она решила, что
слепая женщина и ее сын отнюдь не связаны крепкими узами любви. Но и в
этом она также ошиблась. Миссис д'Эрбервилль была не единственной матерью,
которой суждено питать к своему отпрыску любовь, окрашенную обидой и
горечью.