осторожно, теперь уже не спеша. Иногда лейтенант останавливался и
прислушивался: вокруг стояла ветреная зимняя тишь. Однажды ветер принес в
ложбину далекий гул моторов, но, вслушавшись, Ивановский понял, что это с
шоссе. Рощица в отдалении удивительно немо, почти мертво молчала.
извилистый, с занесенными снегом склонами, он просматривался во всю длину,
и лейтенант не сразу понял, что это тот самый овраг, откуда Волох пошел в
снегопад к изгороди. Значит, надо было зайти еще дальше, по кустарнику
обогнуть базу на километр глубже. Уж там наверняка можно будет подойти к
ней ближе и рассмотреть обстоятельнее.
скрывал мокрый обвисший капюшон: парень изо всех сил работал палками, лыжи
по-прежнему глубоко зарывались в рыхлом снегу. Преодолевая в себе все
возраставшее напряжение от сознания близости цели, Ивановский молча дал
знак Пивоварову обождать, а сам обошел овраг и остановился за широким
ветвистым кустом орешника.
человека или больше, они заметно выделялись на зеленовато-снежном фоне
молодых сосенок. Но, удивительное дело, за ними пока все еще ничего не
было видно. Как он ни напрягал зрение, решительно нигде не мог обнаружить
знакомых штабелей из серых и желтых ящиков, которые так явственно стояли в
его глазах с того самого момента, как он впервые рассмотрел их в бинокль.
Не было видно и брезентов. Это обстоятельство снова недобрым предчувствием
обеспокоило лейтенанта, и он махнул Пивоварову - присядь, мол, замри. Тот
понял сигнал и опустился на лыжи, а лейтенант после минутного колебания
вышел из кустарника.
рисковать собой, но Ивановский уже был не в состоянии сдержаться. Недоброе
предчувствие целиком охватило его, что-то сдавив в горле, он сглотнул
комок обиды и, не сводя взгляда с близкой уже опушки, быстро и напрямую
пошел к ней.
начале этого пути лейтенант понял, что проволоки на столбах нет.
Проволока, некогда опутывавшая базу, была снята, и ее отсутствие самой
большой тревогой, почти испугом, отозвалось в сознании Ивановского. Уже
ничего не остерегаясь и не обращая внимания на то, что его легко могли
увидеть в открытом поле, он в несколько рывков достиг крайних сосенок
рощицы и остановился, пораженный, почти уничтоженный тем, что обнаружил.
желто-зеленых ящиков - под ногами ровно лежал нетронутый снег да по опушке
тянулся ряд белых столбов, единственно напоминавших о базе, - других ее
признаков здесь не осталось. Проволоку, видимо, аккуратно сняли со столбов
и увезли куда-то, наверное, в другое, более нужное место.
растерянностью, он постоял на чистом, свежем после ночной вьюги снегу,
потом прошел на лыжах к противоположной стороне, туда, где некогда был
въезд. Но и здесь ничего не осталось, лишь в чаще молодых сосенок под
снегом угадывалось несколько опустевших ям-капониров да на краю рощи у
столбов высилась куча присыпанных снегом жердей, наверное, бывших
подкладками под штабелями. Больше здесь ничего не было. Дорога, отсутствие
которой в поле удивило лейтенанта, белою пустой полосой лежала под снегом
- по ней давно уже не ездили.
комлю сосны, раздавленный пустотой и заброшенностью этой теперь никому уже
не нужной рощи. Базу переместили. Это было очевидным, но он не мог в это
поверить. В его смятенном сознании застряла и не хотела покидать упрямая
протестующая мысль, готовая внушить, что это ошибка, нелепое злое
недоразумение, и что нужно лишь небольшое усилие, чтобы это понять. Иного
он не мог представить себе, потому что он не в состоянии был примириться с
тем, что и на этот раз его постигла неудача, что огромные усилия группы
затрачены впустую, что напрасно они подвергли себя бессмысленному
смертельному риску, потеряли людей и совершенно измотали силы. Они
опоздали. Он не сразу поверил в это, но, постояв под сосной и отдышавшись,
все-таки понял, что никакого наваждения не было. Была жестокая, злая
реальность, еще одна большая беда из всех бед, выпавших за эту войну на
его злосчастную долю.
оттолкнулся палками. Лыжи скользнули в шуршащем снегу и остановились. Он
не знал, куда направиться дальше, впервые отпала надобность куда бы то ни
было спешить, и он оперся на палки. На сосновой ветке поблизости появилась
вертлявая сорока, все время сердито стрекотавшая на него, вспорхнув над
головой, с коротким писком нырнула в чащу синичка. Ивановский не замечал
ничего. Какое-то оцепенение сковало его расслабленные мышцы, он ни о чем
не думал, он только смотрел в пустоту рощи, ощущая в себе изнуряющую,
охватившую тело усталость, преодолеть которую, казалось, не было никакой
возможности.
и ненужной, и лейтенант в конце концов вынужден был встряхнуться: все-таки
его ждали бойцы. Прежде всего Пивоваров. Ивановский оглянулся - боец
терпеливо сидел за оврагом, там, где он и оставил его, и лейтенант
взмахнул рукой - давай, мол, сюда.
крепление лыж и шагнул в снег. Наверно, тут можно было не опасаться, в
пустом сосняке никого не было. Он присел на невысокий, обсыпанный снегом
пенек, вытянул в сторону ногу. Надо было решать, что делать дальше. А
главное - сообразить, как эту неудачу объяснить бойцам. Он не мог
отделаться от чувства какой-то своей вины, как будто именно он придумал
всю эту историю с базой и кого-то обманул. Хотя если разобраться, так
больше других был обманут он сам. А вернее, всех обманули немцы.
все ее ухищрения, использовались все возможности - в том числе время,
которое в данном случае сработало в пользу немцев, оставив Ивановского с
бойцами в безжалостном проигрыше.
непонимающе оглядывал рощицу, изредка бросая на лейтенанта вопросительные
взгляды. Наконец он догадался о чем-то.
нас с носом!
запальчивые, полные горечи слова.
лейтенант сам добивался в штабе этого приказа, который наконец и получил
на свою невезучую голову. Что ж, теперь давай выполняй приказ, лейтенант
Ивановский, ищи базу, зло подумал про себя лейтенант. Однако тон, которым
Пивоваров упомянул о приказе, все-таки понравился лейтенанту, и в душе он
даже обрадовался. В случае чего, наверно, бойцам долго объяснять не
придется - если это понимал Пивоваров, то, наверно, поймут и остальные.
рассеиваться, хотя, разумеется, он понимал, что справиться с ней непросто.
По всей видимости, базу переместили на восток, поближе к линии фронта, к
Москве, - там ее и следовало искать. Если идти вдоль шоссе, обшаривая
каждую рощицу, возможно, и удастся наткнуться. Но тут он вспомнил о тех,
за дорогой, о раненом Хакимове и подумал, что, видно, искать ее не
придется. Наверно, это потребовало бы массу времени, уйму сил, гораздо
больших припасов, чем те, которыми располагали они. Опять же далеко не
уйдешь с Хакимовым. Да и мудрено, не зная, отыскать в чащобе лесов
замаскированный, тщательно охраняемый объект, ставший теперь для них не
более иголки, затерянной в копне сена. Впрочем, вполне может случиться,
что ее и вообще уже нет - развезли по частям и расстреляли в боях, все до
последней мины.
ни одной гранаты? Опять тащить на себе чертовы бутылки с КС и дрожать,
чтобы какой-нибудь фриц, пустив сдуру очередь, ненароком не задел их
пулей. И это - потеряв половину группы. С тяжелораненым в волокуше. И в
итоге в таком отвратительном виде полного неудачника предстать перед
пославшим его генералом. Что лейтенант скажет ему?
бессонной ночи, во рту долго не проходил противный металлический привкус.
Почему-то слегка поташнивало. И даже вроде знобило. Хотя знобило,
возможно, от усталости и потери крови.
начал ощупывать брючные карманы, а лейтенант поднялся с пенька.
уж не имеет большого смысла скрывать нелепое свое ранение.
его ватные брюки - все было густо залито и перепачкано подсохшей кровью. С
внешней стороны бедра из небольшой касательной ранки быстро сползла к
колену темно-бурая струйка крови.
Смит Кордвейнер
Василенко Иван
Белогорский Евгений
Каменистый Артем
Роллинс Джеймс
Круз Андрей