и готова. Не виноват я...
Зайца, дважды подведшего группу, но теперь Ивановский смолчал. То что
Дюбин догнал остальных, слегка обрадовало его, хотя радость эта сильно
омрачалась общей их неудачей. Лейтенант намеренно старался отмолчаться, не
заводить о том разговор, он просто боялся того момента, когда обнаружится,
что этот их сумасшедший ночной бросок был ни к чему. Но долго
отмалчиваться ему не пришлось, хотя весь его сумрачный вид никак не
располагал к разговору, и это видели все. Тем не менее вопрос о базе,
видно, томил и других, а рядом во рву сидел, отдыхая, простодушный молодой
Пивоваров, к которому теперь и устремились взоры остальных.
за его спиной лыжники, и, долго не выдержав, сам поднялся на ноги.
Лукашов. Все остальные в крайнем удивлении, почти с испугом смотрели на
командира.
сплюнул на снег. Заяц все еще недоумевающе глядел в лицо Ивановскому.
засомневался Лукашов, по-прежнему стоя обращаясь к лейтенанту.
проволоки только.
бруствера напряженно смотрел в ров. Командир старался не видеть Лукашова,
но он чувствовал, как недобрая, злая сила распирала старшего сержанта, и
тот готов был начинать ссору.
Дюбин.
виноват, значит.
недалеко до ссоры, к тому же он не мог не чувствовать, что в значительной
степени старший сержант прав. Но зачем теперь много говорить об этом, без
того было тошно, каждый переживал эту неудачу. К тому же в таких случаях в
армии было непозволительно выражать свое недовольство или возмущение -
подобное всегда пресекалось с наибольшей строгостью.
лицо стало недобрым.
Разговор был не из приятных, но что-то томившее его с утра разом спало,
как-то само собой все разрешилось, хотя, может, и не самым наилучшим
образом. К нему больше не обращались, наверно, видели, что теперь он знает
не больше остальных. Бойцы молча ждали новой команды или решения, как быть
дальше, и он, поняв это, достал из-за пазухи карту. Он попытался все же
что-то найти на ней, что-то решить про себя, пытался понять, куда с
наибольшей вероятностью могла переместиться эта проклятая база. Но сколько
он ни вглядывался в карту, та не ответила ни на один из его вопросов,
красная линия шоссе скоро убегала за ее край, соседнего же листа у него не
было. И здесь, а наверное, и дальше удобных для складов мест была
пропасть: в лесах, перелесках, овражках. Где ее искать?
которой снежной крупой шуршал ветер. Он уже ничего не рассматривал на ней
- просто ушел от ненужных теперь разговоров с бойцами, их вопрошающих
взглядов. Он чувствовал, что незамедлительно нужно что-то решить, как
только стемнеет, отсюда надо убираться. Только куда?
обращаясь, сказал лейтенант, когда почувствовал, что недоброе молчание в
группе слишком затянулось. - Заяц!
снег, на заду сполз в ров. Поднятое им снежное облако обдало Дюбина,
который заворошился и встал на ноги.
понимал, что беспокоит старшину.
пойдет ли один или с кем еще, но что надо продолжить поиски, это он вдруг
понял точно. Он не мог возвратиться ни с чем, такое возвращение было выше
его возможностей.
себя своею решимостью. Но лейтенант молчал.
выход для него возможен только такой, он не мог рисковать всеми, его люди
сделали все, что должны были сделать, и не их вина, что цель оказалась
недостигнутой. Далее начинался особый счет его командирской чести, почти
личный его поединок с немецкой уловкой, и бойцы к этому поединку не имели
отношения. Тем более что шансы на успех пока были неясны. Отныне он станет
действовать на свой страх и риск, остальные должны возвратиться за линию
фронта.
преждевременными морщинами, темное от стужи лицо старшины было спокойно,
взгляд из-под маленького козырька краснозвездной буденовки
спокойно-выжидателен и ненавязчив, он как бы говорил сейчас: возьмешь -
хорошо, а нет - напрашиваться не стану. И лейтенанту почти захотелось
взять с собой старшину, наверно, лучшего напарника здесь не сыскать. Но
тогда старшим в отходящей группе он должен назначить Лукашова, а он
почему-то не хотел этого. Лукашова он уже немного узнал за время этого их
пути сюда, и в душе командира появилось устойчивое предубеждение против
него.
Хакимов, обратный их путь вряд ли окажется легче пути сюда, а лейтенанту
очень хотелось, чтобы они по возможности благополучно дошли до своих. В
этом смысле разумнее всего было положиться на опытного, уравновешенного
старшину Дюбина.
Поведете остальных. Со мной пойдет... Пивоваров.
Пивоварова, который при этих словах лейтенанта вроде засмущался и сел
ровно.
уладилось.
так неожиданно для него самого, почти бессознательно пал на этого молодого
бойца? Почему бы в помощники себе не выбрать сапера Судника или рослого
сильного Краснокуцкого? Неужели безропотная покорность слабосильного
паренька единственно определила его решение? Или тут повлиял на него их
сегодняшний совместный бросок через шоссе, где они вдвоем пережили
опасность и первое общее для всех разочарование.
помрачнел или посерьезнел и тихо сидел в истоптанном снежном сугробе.
выдвижным стержнем, пришлось старшине вырвать листок из замусоленного
своего блокнота, на котором лейтенант, недолго подумав, написал:
обратно. Сам с бойцом продолжаю поиски. Через двое суток предполагаю
вернуться. Ивановский. 29.11.41 г.".
Гранату давайте мне.
подвязал тесемкой к ремню.