поддержу...
сонной, слегка парившей реки, и Янинка сбежала еще ниже - по голым камням
к воде.
матейки. Знаешь матейки? Пахнут на рассвете - страх!
лодке, где она уже орудовала веслом, подталкивая ее ближе к берегу. Он
вскочил в лодку и едва успел ухватиться за борт, как Янинка развернула ее
по течению.
единственным веслом к берегу, и скоро они подплыли к какому-то забору под
толстенными комлями верб.
соскочила на берег, и они вытащили лодку на траву.
перейдем картошку, и там, под костелом, на берегу наш домик. Ты не очень
устал? - вдруг заботливо спросила она, преданно заглядывая ему в глаза.
руках свои туфли, на ходу слегка касаясь его плечом, и он чувствовал тепло
ее тела, проникавшее сквозь тонкую материю кофточки, ее близкое дыхание,
непонятный, волнующий запах ее волос и думал, как ему невероятно здорово
повезло сегодня. Он уже был благодарен своей невоспитанности, позволившей
ему ту нелепую шутку в Барановичах, благодарен этому городу с его
древностями и этой ночи, такой непохожей на все множество прожитых им
ночей.
лишь торопливо прибавила шагу.
спохватится...
и пошли быстрее. Начинало светать. Рядом в густом мраке садов еще дремало
ее Занеманье. Хорошо утоптанная стежка вывела их на край зацветавшего
белыми звездочками картофельного поля, где сильно запахло молодой ботвой и
свежей землей. Янинка быстро шла впереди, и он, путаясь в ботве сапогами,
едва поспевал за ней. Уже совсем близко на светлеющем фоне неба были видны
островерхие купола костела, за которым где-то в теплой речной воде тихо
плескались ее плоты. Оставалось пройти еще, может, сотню шагов, отделявшую
ее от костельной ограды, как в ночную тишь еще не проснувшегося города
вторгся странный, чужой, поначалу тихий, но быстро крепнувший звук. Янинка
впереди остановилась.
не вовремя начинается то самое страшное, что последние недели скверным
предчувствием жило, угнетало людей. Цепляясь за слабенькую надежду, он
зажал в себе испуг, страстно желая, чтобы это страшное все же не сбылось,
прошло мимо.
холодеющими руками обнял ее, как близкие могучие взрывы бросили их на
твердые стебли картофеля. Тугие горячие волны ударили в спину, густо
забросав их землей...
Янинка с разметанными по плечам волосами, в испачканной кофточке, зачем-то
стараясь надеть на грязную ногу туфлю. Оглушенный взрывами, он не сразу
услышал ее до странности слабый голос:
и иначе поступить не мог.
помчался на мост, унося в горячечном сознании едва схваченный зрением
испуганный образ девушки с туфлей в руках, оставшейся среди росистой,
зацветающей ботвы картофеля...
показалось: это случайные выстрелы в здешней деревне, но, обеспокоенно
прислушавшись, он понял, что доносились они с другой, противоположной
деревне, стороны. Именно с той стороны, откуда они приволоклись сюда ночью
и куда ушел Пивоваров. Мертвея от скверного предчувствия, Ивановский
перестал дышать, вслушался, но никакого сомнения не оставалось - стреляли
оттуда.
спохватился, только когда звучно ударила винтовка и в тишине длинно
протрещал автомат. Ну, конечно, это был его автомат - немецкие стреляли
иначе, это он чувствовал точно. Ивановский оперся на локоть, но в груди
что-то сдавило, от боли перехватило дыхание, он закашлялся, сплюнув
запекшиеся кровяные сгустки, и снова без сил откинулся на скамье. Пока он
кашлял, кажется, там затихло и, сколько он ни вслушивался потом, ничего
больше не было слышно.
лавки часы - было сорок минут восьмого, значит, Пивоваров отсутствовал
около двух с половиной часов. Если до той деревни лишь километр, пусть
два, то он уже должен был возвратиться. Но если его нет, значит... Значит,
он пробрался в деревню, но не сумел уйти незамеченным, и вот его
подстерегла та же участь, что и вчера Ивановского.
брезжившее в черной стене окошко, но не дотянулся до него, сел на скамью.
Ему было дурно, огненно-красные круги плыли перед глазами. Рукой он
нащупал ставшую удивительно тяжелой винтовку. Но к чему теперь была
винтовка - в баньке его пока никто не тревожил, никого поблизости не было.
Вряд ли он мог что сделать, чтобы облегчить участь Пивоварова, явно
попавшего в беду в деревне, но и ничего не делать он тоже не мог. С
огромным усилием, хватаясь рукой за стены, он вышел в предбанник и ногой
толкнул дверь.
беззвездным небом, тусклым, в сутеми утопавшим пространством. Снег лежал
свежий, чистый, и на нем ясно было видно несколько глубоких следов
Пивоварова, они вели вдоль стены бани и сворачивали за угол.
вслушиваясь в глухую тишину ночи, но ни выстрелов, ни шагов, ни криков -
ничего больше не было слышно. Тогда, не прикрывая двери, он опустился у
порога, прислонясь к бревнам, и сидел так час, а может, и больше. Он весь
был во власти тягостного, болезненно-напряженного ожидания, ясно сознавая,
что если Пивоваров в ближайшие минуты не явится, то он не явится уже
никогда. Но он не явился ни в ближайшие минуты, ни в ближайшие за ними
часы. Когда уже ждать стало невмочь, Ивановский, не поднимаясь, на
четвереньках дотянулся до кубика своих часов за порогом - было без десяти
минут десять.
Какие тут, к чертям, лыжи? Какой штаб? Лишь погубил его, да и себя
тоже..."
обречен, то следовало подумать, как спасти хотя бы бойца. А он послал его
на такое дело, где на удачу приходился один шанс из тысячи. Немцы могли
устроить засаду, посадить в поле секреты и наверняка усилили охрану в
деревне - не так просто было пролезть между ними. Если не удалось это ему
прошлой ночью, когда штабисты были еще не пуганы, то тем более не удастся
нынешней.
Ивановский, скрючившись сидя возле двери бани. Впрочем, он уже знал, что -
он только тянул время, до последней возможности надеясь, что Пивоваров,
может, придет. Но когда уже стала совершенно отчетливой вся тщетность его
надежды, лейтенант, опираясь о стены, поднялся на ноги.
способен уже ни на что. Хотя и с трудом, но держаться на ногах он еще мог,
особенно если иметь дополнительную под руками опору. Теперь опорой ему
служили стены, а в поле он сможет опираться на приклад винтовки. Ноги
кое-как повиновались ему, хуже было с дыханием и с головой тоже. Но он
подумал, что голова, быть может, отойдет на ветру в поле, а с дыханием он
как-нибудь сладит. Если помаленьку, с частыми остановками, экономно
расходуя силы...
рассовал по карманам обоймы из подсумков. Вещмешок он не смог поднять на
себя и оставил его на скамейке, зато взял с собою гранату. Дольше он уже
не мог оставаться здесь ни минуты и, хватаясь за двери, вышел наружу.