поздняя любовь. Я не принимала никаких предохранительных мер, абсолютно
никаких.
"Олбани". Мы впервые встретились вечером в понедельник возле Фуке. Он
пригласил меня выпить с ним чашечку кофе, а в четверг мы уже поселились в
"Олбани" - все очень естественно, любящая пара, у нас сразу же
установились прекрасные отношения со швейцаром и горничной. Меня ничуть не
беспокоило, что мсье Дамбрез женат: я ведь начисто лишена чувства ревности
и, кроме того, мне доставалась львиная доля его любви - так, во всяком
случае, я тогда думала. Он рассказал мне, что у него есть загородный дом
под Тулузой, где живет его жена с шестью детьми - она вполне счастлива и
поглощена семейными хлопотами и потому не требует к себе внимания с его
стороны. Он уходил от меня утром в субботу после завтрака и возвращался
вечером в понедельник, как раз перед сном. Очевидно, для того чтобы
доказать мне свою преданность, он был особенно любящим в эту ночь с
понедельника на вторник, так что середина недели проходила спокойно. Это
соответствовало моему темпераменту - я всегда предпочитала редкие
вакханалии еженощной рутине. Я действительно любила мсье Дамбреза - быть
может, без той нежности, какую я испытывала к Каррану, но зато беззаботно,
чего никогда не бывало с мистером Висконти. Самая сильная любовь не значит
самая беззаботная. Сколько мы хохотали с мсье Дамбрезом! Потом-то я,
конечно, поняла, что ему было над чем посмеяться.
тетушкиного рассказа?
Ни в какую Тулузу. На самом деле он был парижанин. Истина, когда она
раскрылась, заключалась в том, что его жена и, кстати, _четверо_ детей
(один был уже пристроен в почтовое ведомство) жили совсем рядом, на улице
Миромесниль, в десяти минутах ходьбы, если обойти сзади "Сент-Джеймс" и
выйти на улицу Сент-Оноре, и что у него была еще одна любовница в номерах
на первом этаже, точно таких же, как наши (он был человек справедливый),
но только в "Сент-Джеймсе". Уик-энд он проводил с семьей на улице
Миромесниль, а вторник, среду, четверг и пятницу, когда я думала, он
работает, - за садиком, в "Сент-Джеймсе", с девушкой, которую звали Луиза
Дюпон. Надо отдать ему должное, это был своего рода подвиг для человека,
которому было сильно за пятьдесят и который отказался от полной нагрузки
(он был одним из директоров какой-то металлургической фирмы) по причине
слабого здоровья.
говорю.
знала о том, что у него в Тулузе жена, но ей, естественно, и в голову не
приходило, что у него есть любовница, можно сказать, в том же отеле. Он
был человек широкой фантазии и любил женщин критического возраста. Это
было очень счастливое время. Иногда он напоминал мне немного твоего отца -
периоды сонливости сменялись у него буйным взрывом энергии. Позже, когда
все раскрылось, он говорил мне, что всегда думал обо мне как о своей
ночной красавице. Он сказал, что я хороша при ярком электрическом
освещении. А ту, другую, он называл дневной подружкой, хотя она была всего
на год или на два моложе меня. Он был большой распутник и, мне думается,
совсем не на месте в своей металлургической компании.
месяцев. Если мне надо было сделать покупки, я всегда шла на улицу Риволи,
а на обратном пути, купив все, что нужно, я заходила выпить чашку чаю к
"Смиту" [английские книжные магазины фирмы "У.Х.Смит", торгующие также
канцелярскими товарами, грампластинками, видеокассетами, в которых обычно
имеются маленькие кафе]. Луиза в это время, как правило, была занята. Она
ходила за покупками утром, когда была занята я, так как мсье Дамбрез
никогда не вставал раньше одиннадцати, а из отеля она выходила на улицу
Сент-Оноре. Но однажды его будто бес попутал. Был уик-энд, он повел жену и
двух младших детей в Лувр показать им Пуссена. После музея его семейство
захотело чаю, и жена предложила зайти в "Риц". "Там очень шумно, - сказал
он ей. - "Риц" напоминает клетку, где вместо попугаев множество знатных
чванливых старух. Я знаю одно кафе в саду, где почти всегда пусто". И как
на грех, в тот день мы обе пришли туда - Луиза и я. До этого я никогда не
пила чай в садике между "Сент-Джеймсом" и "Олбани", Луиза тоже, но как
будто чья-то рука - я иногда думаю, хотя я и католичка, что это было
предопределение, - привела нас обеих в тот день в садик. Кроме нас, там
никого не было, а ты сам знаешь, как общительны француженки: вежливый
кивок, "Bonjour, madame" [добрый день, мадам (франц.)], несколько слов о
погоде, такой упоительной, - и буквально через минуту мы уже сидели за
одним столиком, предлагая друг другу сахар и бутерброды, обе очень
довольные тем, что можем поболтать после шести месяцев, проведенных в
номере отеля исключительно в мужском обществе, точнее, в обществе одного
мужчины.
мужьях. Нам показалось, что это всего лишь совпадение, когда выяснилось,
что оба работают в одной и той же металлургической фирме.
всегда предпочитал говорить правду, когда было можно, и в этом отношении
он был надежнее многих мужчин, которые часто лгут без всякого повода, из
одного лишь тщеславия. "Интересно, знакомы ли они", - произнесла Луиза в
ту самую минуту, когда в сад вошел мсье Дамбрез, а следом за ним весьма
дородная супруга с двумя великовозрастными детьми; ребенок женского пола
слегка косил и явно страдал сенной лихорадкой. Луиза крикнула: "Ахилл!", и
даже сейчас, когда я вспоминаю выражение его лица после того, как он,
обернувшись, увидел нас обеих, сидящих за одним столиком, я не могу
удержаться от улыбки. - Тетушка приложила платочек к глазам. - И от слез
тоже, - добавила она, - потому что это был конец идиллии. Мужчина не
прощает, если оказывается в дурацком положении.
согласилась бы делить его. Что же касается мадам Дамбрез, я не уверена,
что она поняла ситуацию. Его действительно звали Ахилл, и он представил
нас ей как жен своих коллег, директоров металлургической фирмы. Но сам
мсье Дамбрез так и не смог вновь обрести самоуважение. Теперь, когда он
бывал вялым в середине недели, он понимал, что я догадываюсь о причине, и
это его смущало. Его нельзя было назвать распутным человеком - просто ему
хотелось иметь свою маленькую тайну. А тут он, бедняга, почувствовал, что
его раздели донага и выставили на осмеяние.
обнаружилось, что он столько месяцев вас обманывал?
она меня ударит.
был настоящий мужчина. Тебе никогда в жизни таким не стать!
Иногда у меня вдруг появляется ужасное чувство, будто на всем белом свете,
кроме меня, не осталось людей, которые получают хоть какое-то удовольствие
от жизни. Вот поэтому я и всплакнула, как раз когда ты пришел. Я сказала
мсье Дамбрезу: "Ахилл, мне по-прежнему нравится с тобой, хоть я и знаю,
где ты бываешь днем. Это ничего не меняет". Но для него-то разница была
огромная - его лишили тайны. Именно в ней заключалась вся соль, и поэтому
он нас обеих покинул для того, чтобы где-нибудь найти новую тайну. Не
любовь, нет. Именно тайну. "Во всем Париже не найти другого такого отеля,
как "Сент-Джеймс и Олбани", и это было самое грустное из всего, что он
когда-либо мне сказал. Я спросила его, не может ли он снять два номера на
разных этажах в отеле "Риц", на что он ответил: "Лифтер будет знать. И
тогда это не будет настоящей тайной".
опасность меня подстерегает. У меня было чувство, будто меня, независимо
от моей воли, кто-то заставляет следовать за тетушкой в ее рыцарских
странствиях, как Санчо Панса за Дон Кихотом, но только в ее подвигах слово
"рыцарство" подменялось словом "удовольствие".
Каррана, - ему теперь было бы под девяносто. А мистер Висконти, бедный мой
глупый мистер Висконти, ему тоже уже теперь по меньшей мере восемьдесят
пять, это возраст, когда особенно нужно женское участие. Ходили слухи, что
он после войны вернулся в Венецию и что его утопили в Большом Канале после
драки с гондольером из-за женщины, но мне что-то не верится. Не тот он был
человек, чтоб драться из-за женщины. В каких только передрягах он не
побывал - и всегда выходил сухим из воды. Какую же долгую я прожила жизнь
- прямо как дядя Джо.
голову, что, быть может, одних георгинов недостаточно, чтобы заполнить
досуг человека, ушедшего от дел.
порыву.
совершенно для нее не характерной.
Орловский Гай Юлий
Орлов Алекс
Андреев Николай
Сертаков Виталий
Никитин Юрий
Пехов Алексей