Чтение 22–й страницы книги ~Путешествия с тетушкой~

- Нет, но тетя у меня, кажется, католичка. Впрочем, я не совсем в этом
уверен.

- Я один раз чуть не перешла в католичество. Из-за Кеннеди. Но потом,
когда убили обоих... Ну, в общем, я суеверна. А Макбет был католик?

- Этот вопрос никогда не приходил мне в голову... Думаю... В общем, я
точно не знаю.

Я поймал себя на том, что говорю такими же бессвязными, отрывистыми
фразами, что и она.

- Может быть, мы закроем дверь и откроем окно? В какой мы сейчас
стране?

- Судя по всему, подъезжаем к итальянской границе. Точно не знаю.

- Тогда быстро откройте окно, - приказала она.

Я подчинился требованию, хотя и не понял его смысла. К этому времени я
уже докурил сигарету. Она выбросила свой окурок, а затем опорожнила
пепельницу в окно. И тут я вспомнил Вордсворта.

- Что мы курили? - спросил я.

- Травку, естественно, а что?

- Вы сознаете, что нас могут отправить в тюрьму? Я не знаю швейцарских
законов и итальянских, но...

- Меня не отправят. Я несовершеннолетняя.

- Ну а если меня?

- А вы можете сослаться на то, что делали это в неведении, - сказала
она и рассмеялась. Она все еще смеялась, когда открылась дверь и в купе
вошли представители итальянской полиции.

- Ваши паспорта, - потребовали они. Но они даже не успели их раскрыть,
так как сквозняком у одного из полицейских сдуло шляпу. Я надеялся, что
вместе со шляпой ветер унес в коридор и запах конопли. Вслед за
полицейскими явились таможенники, которые вели себя тоже вполне тактично,
хотя один из них вдруг потянул носом воздух. Но все обошлось, и через
несколько минут они уже стояли на перроне. Я прочел название станции:
Домодоссола.

- Мы в Италии, - сказал я.

- Тогда возьмите еще одну.

- Ни в коем случае. Я и понятия не имел, Тули, что это... Бога ради,
уничтожьте все до вечера. Югославия - коммунистическая страна, и они без
колебаний сунут за решетку даже несовершеннолетнюю.

- Меня всегда учили, что югославы - хорошие коммунисты. Мы продаем им
стратегические материалы, правда ведь?

- Но не наркотики.

- Вот видите, снова ирония. А я думала... Я хотела поделиться с вами
своей бедой. Но разве поговоришь, когда вы так ироничны?

- Вы только что сказали, что ирония - ценное литературное качество.

- Но вы ведь не в романе, - сказала она и расплакалась.

За окном мелькала Италия. Это, наверное, анаша вызвала безудержный смех
и теперь была причиной слез. Мне тоже стало не по себе. Я закрыл окно и
смотрел сквозь стекло на горную деревушку, охристо-желтую, словно
вылепленную из дождевой влаги и земли; у самой линии появилась фабрика,
жилые дома из красного кирпича, потом городская шоссейная дорога,
автострада, реклама кондитерской фирмы "Перуджина" и сеть проводов -
символ бездымного века.

- Какие у вас неприятности, Тули?

- Я забыла проглотить эту чертову таблетку, и у меня задержка шестую
неделю. Я едва не рассказала вчера вечером об этом вашей матери.

- Тете, - поправил я ее. - С ней вам бы и следовало поговорить. Я очень
невежествен в таких делах.

- Но мне хочется поговорить именно с мужчиной. Я, вообще-то, стесняюсь
женщин. Мне с ними гораздо трудней, чем с мужчинами. Но все горе в том,
что они нынче очень несведущи. Прежде девушка не знала, что в таких
случаях делать, а теперь ничего не знает мужчина. Джулиан сказал, я сама
во всем виновата - он полагался на меня.

- Джулиан - это и есть ваш друг? - спросил я.

- Он разозлился из-за того, что я забыла принять таблетку. Он хотел,
чтобы мы автостопом добирались до Стамбула. Он сказал, это мне поможет.

- Мне казалось, он хотел ехать третьим классом.

- Это было до того, как я ему сказала. И до того, как он познакомился с
парнем, у которого грузовик, и уехал в Вену. Он поставил ультиматум. Мы
сидели в кафе - вы, наверное, знаете - на площади Сен-Мишель. Он сказал:
"Решай, сейчас или никогда". Я отказалась, и он тогда сказал: "Ну и езжай
без меня на своем говенном поезде".

- А где он сейчас?

- Где-то между Италией и Стамбулом.

- А как вы его найдете?

- В Гульханэ скажут, там знают.

- А где это?

- Возле Голубой мечети. Там, в Гульханэ, все про всех знают.

Она стала тщательно промакивать слезы. Затем поглядела на свои огромные
часы с четырьмя цифрами.

- Уже время завтракать. Я голодная как собака. Все же, надеюсь, я не
кормлю двоих. Хотите шоколаду?

- Я подожду до Милана.

- Хотите еще сигарету?

- Нет, спасибо.

- А я выкурю еще одну. Вдруг поможет. - Она снова улыбнулась. - Мне все
время приходят в голову какие-то нелепые мысли. Я все думаю - а вдруг
поможет. Я пила в Париже коньяк с имбирным пивом, в школе у нас говорили,
что имбирь помогает. И ходила в сауну. Глупо, конечно, надо просто сделать
curetage [выскабливание (франц.)]. Вордсворт обещал найти мне доктора, но
на это ушло бы несколько дней, а потом мне пришлось бы немного полежать, и
что толку тогда ехать в Гульханэ, если Джулиан за это время уедет. И куда
уедет, бог знает. Я познакомилась с одним парнем в Париже, он сказал, что
нас всех выгонят из Катманду, так что остается только Вьентьян. Но он не
для американцев, конечно, из-за всех этих военных дел.

В середине разговора мне иногда начинало казаться, что весь мир только
и делает, что путешествует.

- В Париже я спала с одним парнем, после того как Джулиан уехал без
меня. Думала таким образом расшевелить все там внутри. Вообще-то, месячные
иногда могут начаться во время оргазма, но оргазма так и не было. Я,
наверное, была расстроена из-за Джулиана. Обычно у меня все идет хорошо,
осечки не бывает.

- Мне кажется, вам надо ехать прямо домой и сказать обо всем родителям.

- В единственном числе. Мать не в счет, а где отец - точно не знаю. Он
ужасно много путешествует. Секретные миссии. Не исключено, что он во
Вьентьяне, до меня доходили сведения. Говорят, сейчас с ЦРУ дело швах.

- А нет такого места, которое вы называете домом? - спросил я.

- У нас с Джулианом было чувство, будто у нас есть дом, а потом он
рассердился из-за того, что я забыла принять таблетку. Он очень
вспыльчивый. Он говорит: "Если я буду вынужден все время напоминать тебе
об этом, я лишусь свободы самопроявления, ты разве этого не понимаешь?" У
него есть теория о том, что женщина всегда хочет кастрировать мужчину, и
один из способов - лишить его возможности самопроявления.

- А вам с ним было просто?

- Мы могли обсуждать все что угодно, - сказала она с блаженной улыбкой,
которую вызвало воспоминание - травка, видно, снова возымела действие. -
Искусство, секс, Джеймса Джойса, психологию.

- Вам не следует курить эту гадость, - попытался я увещевать ее.

- Травку? Но почему? Ничего дурного в ней нет. Кислота [лизергиновая
кислота (ЛСД) - наркотическое средство] - другое дело. Джулиан хотел,
чтобы я попробовала кислоту, но я сказала ему, что не желаю. Ну, в смысле,
не желаю калечить мои хромосомы.

Временами я ни слова не понимал из того, что она говорила, и однако мне
казалось, что я могу слушать ее до бесконечности и мне не надоест. В ней
была какая-то мягкость и женственность, и этим она напоминала мне мисс
Кин.

Непонятно, как такое дикое сравнение родилось у меня в голове, но,
может быть, это и было следствием того, что Тули называла "балдеть".

13

Когда поезд въезжает в большой город, мне каждый раз это напоминает
завершающие такты увертюры. Все сельские и городские темы нашего долгого
путешествия зазвучали вновь: фабрика сменилась лугом, лента автострады -
деревенской просекой, газовый завод - современной церковью; дома начали
наступать друг другу на пятки, все чаще стали появляться рекламы
автомобилей "фиат"; проводник, тот, что принес мне кофе, пробежал по
коридору, спеша разбудить важного пассажира; наконец исчезли последние
поля и остались одни лишь дома - дома, дома, бесконечные дома, и вдруг
замелькало слово "Милан".

- Вот мы и приехали, - сказал я Тули. - Хорошо бы нам позавтракать. Это
последняя возможность сытно поесть.

- А ваша мать... - начала было Тули.

- Тетя, - сказал я. - Вот и она сама...

Она шла вслед за проводником по коридору. Мне давно следовало бы
догадаться, кто был этот важный пассажир. Она подошла к дверям купе, где
мы сидели, и сморщила нос.

- Чем вы тут занимались? - спросила она.

- Курили и разговаривали, - сказал я.

- Ты как-то необыкновенно оживлен, Генри. Совсем на тебя не похоже. -
Она снова понюхала воздух. - Я готова поверить, что бедный Вордсворт все