рождения, но все это не имело значения, истинной причиной встречи была
общность профессии, территориальная близость, клуб интересов.
голландского. Использован нежный зеленый цвет молодого лука и салата на
теплой медовой поверхности из чистых струганых сосновых досок. Разбросаны
с тщательной небрежностью золотые деревянные ложки, золотые плетеные
туеса. Цветут жостовские подносы, синеют кувшины Гжели. Дешевое вино
разлито по огромным бутылям. Изобилие, но не богатство. Кто-то принес
коричневых, с костра и дыма рыбешек и свалил кучей. Катя хотела разложить
их на блюде, ей не дали.
для тех, кто не боится отравиться. Никто не боится. Главное украшение
стола - моченая брусника, пахнущая северным лесом, откуда и все мы, все
они, лесные, бородатые, голубоглазые, путешественники, обитатели
двенадцатого этажа.
мозаика, которую составили века, и в то же время свежая, как написанная
вчера. В ней беспокоящая странность, требуется к ней сторожиха - старушка
в меховой телогрейке, чутко спящая на стуле у входа, или ей место в музее
подделок, если таковой существует?
и не хотела ругать его икону.
бы они ни были, должны висеть в церкви, а не в мастерских художников и в
их квартирах и в квартирах их друзей.
прекрасны сами по себе, ни от кого, ни от чего не зависят. Дерево дано
нам, и эта икона дана. Чтобы мы восхищались и чувствовали себя
счастливыми. Я смотрю на нее и думаю: кто из нас, из вас, товарищей моих,
мог бы так написать? О, я верю, я верую в вашу талантливость, в ваше
предназначение, а эта божественная картина в ее наивности пусть будет
напутствием и предостережением...
товарищи, добрые люди, не умеющие говорить, хотя умеющие рисовать, слушали
ее и не прерывали. Никто потом не мог пересказать ее выступлений и
докопаться до смысла. Никому и не требовалось. Двенадцатый этаж проживал
этот год в терпимости и снисходительности, в свободном развитии
индивидуальностей, под особым сочетанием звезд и знаков.
очередную невыполнимую задачу - разделить и это его заблуждение.
Объясни.
прекрасно зная, что Арсений скорее проглотит язык, чем назовет
талантливыми те букеты цветов, которые рождественскими и пасхальными
открытками время от времени легко, несмущенно и серийно вылетали из рук
автора в руки покупателя.
что понять могли лишь мужчины. Это составляло их тайное знание и тайное
братство, причиняло страдания первой жене художника, но не особенно
тревожило вторую. Первая, легковерная, неизменно попадалась на эту
дешевку. Катя же считала, что грешники грешат и молчат, а хвастаются
болтуны с комплексами неполноценности. Она ничего не выясняла в отличие от
первой, которая стремилась доискаться правды и на этом погорела.
составляет, как говорится. Верно?
требовала, чтобы ее развлекали, разговаривали с нею. По ее милости он
рисковал показаться смешным и жалким в глазах обитателей двенадцатого
этажа. Тут жен держали на расстоянии. Двенадцатый этаж - место для работы,
для творчества, не башня из слоновой кости, но бункер из стекла и бетона и
уважения к личности. Его мадам на словах все признавала, клялась, что
готова уважать двенадцатый этаж и его права, а на деле? Та первая тоже
воевала и бесконечно нарушала и ничего не добилась.
она сидела в кресле-качалке и качалась, не стремясь ни к кому приклеиться,
разговориться, не ища дружб и общений, не подлаживалась под общий тон. Но
он человек двенадцатого этажа, ей придется с этим смириться.
лицо, с упорством и однообразием, которые отличают великих проповедников,
повторяла одно и то же:
нет, только немного времени, сколько его отпущено, кто знает... категория
времени... единица богатства, часть позади и капля впереди... капля
времени... капля крови...
диспропорциональность, грудь красивой сельской девушки, и узкие бедра
подростка-спортсмена, и кастрюльно-медные волосы, нейлоновое происхождение
которых осталось для него неразгаданным.
стояло одно местоимение "я", и заскучала, затосковала, сползла по стене на
пол и там затихла с сигаретой.
откровенно своих претензий, хотя, расставив столы и набив в стены тучи
гвоздей, многие начали задумываться о будущем.
полки, пришпиливали фотографии кинозвезд и собак, другие работали. В
первый год существования двенадцатый этаж уже знал своих работников и
своих лодырей, своих коммерсантов, своих донжуанов. Сложнее было
разобраться с талантами. Все были живые, молодые, делали гимнастику с
гантелями, выпрашивали авансы, громко смеялись, говорили глупости... До
персональных выставок им было далеко.
художниках Монмартра и других, рисующих углем на тротуарах иных столиц.
Двенадцатый этаж означал рубеж.
бородой и ясными синими глазами, подошел к Ларисе. Наверно, его привлекло
то, что она сидела на полу. Он нагнулся к ней и вежливо поздоровался.
Лариса обрадовалась. Где-то в видимом ею будущем уже существовал
коричневый и белый период творчества этого мальчика, он был талантлив.
помешает. Меня целый день дома нет. Квартира двухкомнатная.
красиво, лилово одетой, считая ее каким-то начальством. Он только не
совсем представлял себе, почему они так хорошо знакомы, когда и где это
случилось, и конечно уж совсем не мог объяснить, почему эта незнакомка
показалась ему трогательной и беспомощной девочкой, которую он должен
спасти. Он помог ей подняться с пола.
вторую пару ключей дать.
но ему казалось, что это ошибка, женщина эта ему незнакома и неприятна. Но
в следующий миг он видел ее белое серьезное лицо, оно молило о спасении.
Лиловое гляделось фоном человеческой драмы.
надо.
похожей на маму любого из присутствующих и даже на бабушку, которой пришла
оригинальная мысль посмотреть, как веселится молодежь. Эту молчаливую
добродушную женщину двенадцатый этаж уважал. Ее называли "наша Соня" и
"наша радость" и даже "наша мама". Секрет ее успеха заключался в том, что,
согласно легенде, она пришла в мастерскую к мужу один или два раза за все
время. Мечты двенадцатого этажа об идеальной жене стихийно воплотились в
этой усталой, рано состарившейся Соне, у которой от былой прелести и
юности сохранились только крутые лихие брови, как знак качества.
свою собственную немудрую, на крошечного испуганного и бесстрашного,
глухого, слепого офицерика, из тех, которые не сдаются. - Помню, как вы
жили еще на Рогожке, в одной комнате, близнецы орут, Эжен тут же
прикнопливает свои листы, Софа в лыжном костюме, всегда народ, все
веселые. На стенах у вас висели театральные афиши, помню эти афиши... На
обед каждый день макароны с сыром... хорошие были макароны...
разобраться, да поздно. Все уже решено, постановлено, других кандидаток на
Буджолд Лоис
Сертаков Виталий
Василенко Иван
Акунин Борис
Громыко Ольга
Сертаков Виталий