Чтение 36–й страницы книги ~Три минуты молчания~

- Норвежец вон уже на порядке стоит, - третий заметил. - Спросить бы у
него, на сколько забрасывали?

- Я те спрошу! Ты еще чего придумай.

- А что - не ответят?

- Не полагается, и все.

Норвежец был весь оранжевый, золотистый, с белоснежной рубкой. Под цвет
бортов - шлюпки выкрашены и капы. На палубе, у лееров, стояли двое в черных
блестящих роканах, смотрели, как мы проходим. Почему бы и не спросить у них?
Я сам спрашивал, они всегда ответят. Надо только выйти на мостик, показать
пальцем вниз, нарисовать вопросительный знак. И любой норвежец сразу на
пальцах покажет, на сколько у них сети заглублены. Жалко им, что ли?

- Давай-ка сами проверим, - сказал кеп.

- Да неудобно, Николаич.

- Неудобно штаны надевать через голову.

Третий, по телеграфу, сбавил ход до малого и ушел к эхолоту. Справа по
ходу качались на зыбях норвежские кухтыли, красная цепочка длиной с полмили.
У них порядки покороче наших, да ведь и суда поменьше.

- Правее держи, - сказал кеп. - Пройдешь между кухтылями?

- Постараюсь.

- Не "постараюсь", а надо не задеть.

Всегда так делают на промыслах, если надо пройти через чужой порядок.
Но я так думаю, норвежцы-то поняли, что мы их проверяем. Для чего же мы курс
меняли? Те двое, что стояли на палубе, так весело переглянулись. Даже кеп
смутился.

Эхолот пискнул и смолк. Это мы прошли над их сетями.

- Восемьдесят, - сказал третий.

- Ну вот видишь, - сказал кеп. - И спрашивать не надо. Норвежцы глядели
на нас и скалились.

- Давай-ка полный, - сказал кеп.

Третий перевел ручку телеграфа. Но справа кто-то уже нас обгонял,
быстренько, как стоячих. По синему борту бежали белые буквы. Третий их
читал, шевелил губами:

- "Герл Пегги. Скотланд".

- Шотландец, - сказал кеп. - А ты - "Скотланд". То-то и видно, что
диплом у тебя не свой. Лицо у третьего пошло пятнами.

- А ходко идет, - кеп позавидовал. - И всего-то автомобильный движок у
него.

- Обводы зато хорошие.

- Обводы - мечта!

Шотландец нас обошел - стройный, гордый, как лебедь. Мы смотрели на его
корму с подвешенной шлюпкой - такой же синей, лаковой, как его борт. Из
камбуза вышел повар, в белом колпаке и фартуке, с ведром. Он на нас
посмотрел, чего-то крикнул кому-то в дверь и выплеснул с кормы помои. Это
было прямо у нас по курсу.

- Нахалы, - сказал кеп. - Нахалы, больше никто. А ты еще спрашивать у
них хотел.

- Я не у них. Я у норвежцев.

- Все хороши. Аристократы вонючие.

Из радиорубки в ходовую вышел "маркони". Чего-то он улыбался хитро,
смотрел вслед шотландцу, потом сказал, как будто между прочим:

- Николаич, радиограмму примите.

Кеп на него уставился грозно.

- От этого, что ли? От "Пегги"?

- Ага.

- А зачем принял?

- Случайно.

Кеп ее взял двумя пальцами, как лезвие.

- Детством занимаются. "Иван, селедки нет, собирай комсомольское
собрание". Хоть бы новенькое чего придумали.

Скомкал ее, кинул за борт, через окно.

- Больше мне таких не подавай. Делать тебе нечего.

- А я чего? - "Маркони" мне подмигнул. - Они на совет капитанов
настроились, знают волну.

- Врешь ты все. Сам на них настроился.

- Проверьте.

Кеп поглядел на часы. И правда, пять было, как раз совет капитанов. Он
ушел в радиорубку и там, слышно было, забубнил:

- Восемьсот пятнадцатый говорит. Здравствуйте, товарищи. Сегодня первая
выборка у нас. Взяли маловато, одиннадцать бочек. Глубина шестьдесят.
Сегодня думаю метнуть на восемьдесят. Есть у меня предположение...

Вышел мрачный, походил по рубке, снова пошел смотреть эхолот.

- Пишет все, пишет... Мелочь пузатую. Или планктон. Ладно, пойду к
себе. А ты позови, когда чего-нибудь дельное напишет. И следи, как
полагается, а то ты ему лекции читаешь...

Откуда он наш разговор слышал? Наверно, по трубе из своей каюты. Она
хоть и заткнута свистком, но услышать можно, если ухо пристроить.

- Ему не я читаю, - сказал третий. - Ему "дед" читает, в механики
зовет.

Кеп себя постучал пальцем по лбу, - мне видно было краем глаза.

- Чем бы дите ни тешилось...

Пошел было, потом опять вернулся, поскреб щеку.

- Между прочим, это мысль он подал, собрание тоже надо провести. Есть
кой-какие вопросы.

- Значит, не зря я вам радиограмму подал? - спросил "маркони".

Кеп рассердился:

- Делом займись, Линьков. Аппаратуру свою изучай, повышай квалификацию.
Тоже детством занимаешься.

Я потом спросил:

- Почему это он "деда" не любит?

- А кто кого любит? - спросил "маркони".

- Точней на курсе, - сказал третий. - Вправо ушел. Не ходи вправо.

Больше мы не говорили.

Потом я сменился и пошел глупыша проведать. Он уже всю селедку успел
сожрать, и поднагадил, конечно. Я ему все почистил, потом надергал из
шпигатов еще несколько селедин. Там они всегда застревают, никакой струей их
оттуда не вымыть.

Фомка поглядел на это богатство, одну заглотил сразу, а другие накрыл
крылом. Он уже меня совсем не боялся, не зарывался головой в перья, когда я
руку подносил. Но с крылом у него плохи были дела, я чуть задел случайно, и
он закричал, забился. И потом уже смотрел на меня сердито, только и ждал,
когда я уйду. Вся дружба наша полетела прахом...

11

Собрание мы в этот же день провели. Не комсомольское, правда, а
судовое. Рыбу все не могли найти, и кеп решил даром времени не терять.

Собираемся мы в салоне, - где же нам еще. Ну, летом в погожий день
можно и на палубе, а так - в салоне, это у нас самое большое помещение.
Почти все оно занято столом, с двумя лавками, на одном краю стоит
кинопроектор, а против него - простыня натянута вместо экрана. В камбузной
двери - окошко, оттуда кандей подает "юноше" миски и кружки, и в это же
окошко они смотрят фильмы.

Набились плотно, все пришли, кроме вахтенных. Кеп нам сделал доклад:
рейс у нас - сто пять суток, за это время мы пять раз должны подойти к базе,
сдать пять грузов, а шестой - повезем в порт. Всего план у нас - триста
тонн, за выполнение плана - премия двадцать процентов, за каждую тонну сверх
- по два процента премии... Каждую экспедицию мы это внимательно
выслушиваем.

- Ну, высказывайтесь, моряки, сколько берем перевыполнения?

Помолчали. Крепко помолчали. Потом Шурка высказался - он у
кинопроектора сидел и крутил ролик. С другой стороны ролик крутил Серега.

- Это как заловится, - сказал Шурка.

- Но обязательство-то взять - нужно.

Опять помолчали. Васька Буров попросил слова и брякнул, как в воду
кинулся:

- Триста одну тонну! Кеп усмехнулся.

- Всего-то одну? Ну, Буров, ты даешь стране рыбы!

- Да хоть четыреста, разве жалко. Только не заловится. Жора-штурман,
которого мы секретарем выбрали, разрешил наши сомнения:

- Об чем спор? В прошлый раз на триста двадцать взяли обязательство, а
вьшовили триста пять. И - что? Такие же сидим, не похудели.

Так и проголосовали - за триста пять. Кеп не стал спорить, записали это
в протокол.

Только прошу заметить, - кеп сказал. - Если мы как сегодня будем брать,
этак мы в пролове окажемся, как пить.

Дрифтер только того и ждал.

- А это уж не от нас зависит. Мы со своей стороны - все приложим. Но
кто ее ищет? Штурмана. А они должны искать по всей современной науке, чтоб
зря не метали бы, как вчера.

Третий заерзал на лавке, шрам у него побелел.

- Сколько нашел, столько и застолбил. Значит, не было косяка побольше.

Дрифтер на него не глядел.

- Вопрос у меня в связи с этим.

- Давай свой вопрос, - кеп сказал.

Лицо у дрифтера засияло, залоснилось.

- Вот у нас некоторые штурмана без дипломов ходят. Могу я им доверять,
когда они на мостике? И жизнь свою доверять, и рыбу.

- Кого имеешь в виду?