третьего. Он встал, весь красный.
выписали, если не сдано?
выписали.
у тебя не сданы?
сдам.
доверять. А экзамены ты можешь на базе сдать, там преподаватели имеются.
фильмы смотреть. Откажись от кое-каких соблазнов, а сдай, всей команде на
радость.
второй - практику.
бытом... Прямо скажем, хреново у нас с этим бытом... Сегодня в салон вхожу -
Чмырев какую-то историю рассказывает Бурову и матерком ее перекладывает, как
извозчик дореволюционный. Салон у нас все-таки, портреты висят, а не
сапожная мастерская.
себя уже не контролируем. Вношу лично предложение - отказаться от
нецензурных слов.
для оздоровления быта - не ругаться в нерабочее время.
отказаться. Но языки все же попридержим.
выпустить.
матросы. Как они, согласны?
звучное.
что-нибудь этакое?..
12
надо.
валяло с боку на бок, а вот выбирать ли - они там, наверное, долго с кепом
совещались, что-то не будили нас до света, как обычно.
оказалось. Считайте - все восемь.
обязательство давали подписывать - после шести не выходить на палубу. Просто
запрещается.
эти обязательства подписываем, а и в девять, бывает, работаем. Кандею не
варить можно после шести, только сухим пайком выдавать, а варит. Да и никто
их, эти бумажки, не вспоминает в море, иначе и плана не наберешь. Рыба-то их
не подписывает, а знай себе ловится в шторм, и еще как. И подумать, тоже она
права: этак у нас не работа будет, а малина. А надо - чтоб каторга.
различались, да и наш наполовину за водяной завесой. Я выглянул из трюма -
стоят зеленые солдатики по местам, как приговоренные, плечи согнули, только
роканы блестят. Под зюйдвесткой не каждого и узнаешь, все одинаковые, и у
всех на лицах - жить не хочется.
подолгу, вожак шел медленно. Я и Ваську Бурова вспомнил: "Тебе там теплее
всех в трюме." Разве что из люка попадало за шиворот. Но уже на четвертой
сетке дрифтер ко мне заглянул:
кто-то сидит и перекуривает. Хоть он свое дело сделал, - звереешь от одного
его вида. А тем более тут еще на подвахту вышли - "маркони", старпом и
механики. Не много от них помощи - сгребают рыбу гребком, которую мы же им
сапогами отшвыриваем, подают не спеша сачками на рыбодел, а на тряску никто
из них не становится. А самое трудное - тряска.
вся серебряная, вся шевелилась. Серега и дрифтеров помощник с двух сторон
цепляли ее под храпцы барабанов - за подбору, которой она окантована, а
посередине тащило ее рифленым ролом, и сеть переваливалась через рол,
рыбьими головами к небу, прямо к нам в руки.
горстями и - вверх, выше головы, все тело напрягается, ноет от ее тяжести, а
ветер несет в лицо чешую и слизь, и в глазах щиплет: потом - вниз, рывком -
и рыба плюхается тебе под ноги, рвешь ей жабры, головы, брызжет на тебя ее
кровь. Всю ее сразу не вытрясти, но это уже не твоя забота, твоих только два
рывка, а третьего не успеваешь сделать, пропускаешь с полметра и снова
берешь обеими горстями, - и вверх ее, и - рывком вниз. Сначала только плечи
перестаешь чувствовать, и спина горит, как сожженная, и ты даже воде рад,
что льется за шиворот. Потом начинают руки отниматься. А рыбы уже по колено,
не успевают ее отгрести, и как успеешь - мотает ее с волной от фальшборта до
трюмного комингса, и нас мотает с нею, ударяет об сетевыборку, друг об
друга, и ногу не отставишь, стоишь, как в трясине. А если еще икра -
скользишь по ней, как по мылу, а держаться не за что, только за сеть.
серовато-розовые, сапожища посеребрились и окровавились. И самое
удивительное - мы в такие минуты еще покуривать успеваем в рукав, по одной,
по две затяжки, потом "беломорину" кидаешь в варежку и так передаешь
другому, иначе ее залепит, - и потравить успеваем, кто о чем. Вон я слышу -
Васька Буров сказку рассказывает: "Жил на свете принц распрекрасный, и любил
он одну красивую бичиху..." Боцман какой-то анекдот загибает, который я вам
тут не перескажу, дрифтеров помощник Геша долго в соль вникает и ржет, когда
уже все оторжались, и все уже над ним ржут.
такая работа, после тряски, - сеть идет уже легкая, пять-шесть селедок
невытрясенных на метр, и кое-где еще головы оторванные застряли, это чепуха
вытрясти, можно и рукой выбрать, времени хватает. Потом она идет на
подстрельник, переливается и ложится складками на левом борту. Там ее трое
койлают - один посередине, себе под ноги, двое по краям, за подборы. Но это
уже просто отдых, а не работа, и тем, кто поводцы отвязывает и крепит их на
вантине, тоже отдых - можно и посидеть на сетях, пока следующую подтягивают.
Туда посылают, когда дойдешь на тряске. Всех, кроме вожакового. Ему - опять
в трюм.
девяносто восемь. Никогда нечетного числа не бывает. Не знаю, почему.
Говорят, "рыба чет любит, а от нечета убегает". Суеверие какое-то. Много у
нас суеверий. И сотню она не любит, нужно сто две тогда, сто четыре.