Чтение 63–й страницы книги ~Три минуты молчания~

- А поближе никого нету?

- Ну, есть один. Из рижского отряда. Это уж сам думай - поближе он или
подальше, если ему лагом переть*.

* То есть бортом к волне.

- Понимаю. Лагом бы и я не пошел при такой погоде. Да уж как не
повезет, так на все причины.

- А думаешь, мы одни такие невезучие? Иностранец вон еще бедствует,
шотландец. Ему еще похуже, под самыми Фарерами болтается.

- Помоги ему Бог, - сказал Васька. - Чего ж он, дурак, промышлял, в
фиорде не спрятался?

- Вот не спрятался.

- А сколько ж все-таки ей идти? - спросил Митрохин. - Базе-то?

- Сколько, сколько! Семь верст - и все лесом.

- Опять ты за свое, - сказал Серега. - И что ты за пустырь, ей-Богу.
Человек тебя спрашивает, потому что жизнь от этого зависит. Он у тебя любую
глупость может спросить, а ты ему обязан ответить, понял?

Старпом кинул ложку:

- Ну что привязались? Пожрать нельзя. Подите все у кепа спросите.

- А тебе он не отвечает? - спросил Васька. Старпом, уже около двери,
повернулся было огрызнуться-и застыл с раскрытым ртом. Толчок был еле
слышный, только зазвякали миски. И "юноша", который спал на лавке, вздрогнул
и проснулся:

- А? Куда идти?

- Никуда, - сказал Васька. - Теперь уж все. Оборвали трос...

Старпом бухнул дверью, побежал.

- Да он и ненадежный был, - сказал Серега. - Трос-то.

Наверху затопали, заорали, и мы только успели докурить, как послышалась
тревога. Уже не водяная, а шлюпочная - длинный гудок, шесть коротких.

"Юноша" спросонья кинулся к двери - как был, в тельняшке, в берете, -
потом спохватился, стал напяливать малестинку*.

* Легкая полотняная роба.

- Очухайся, - сказал Серега. - Так в шлюпку и сядешь? Рокан твой,
вспомни, где. И телогрейка.

- А успею? Ребята, вы не спешите, я - мигом.

- Чего нам спешить, - сказал Васька Буров, - уж посидим перед дорогой.

Хотелось нам в последнем тепле еще побыть, побольше его захватить с
собою, так вот и повод был - покуда "юноша" одевался, а кандей мешок собирал
с аварийным питанием - галеты, консервы, сухофрукты. Вздумал еще термос
взять с борщом, да мы отсоветовали: как его там похлебаешь - из ладоней, что
ли.

Телогрейка у "юноши" ссохлась над плитой, теперь на груди не сходилась,
а на рокане половины пуговиц не было, да хоть догадался он - посудным
полотенцем опоясаться. Так, под белым кушаком с кистями, и пошел за нами на
ростры.

Уже кто-то возился около шлюпки, человек пять или шесть, стаскивали с
нее брезент. Старпом в рокане бегал вокруг них и орал:

- Не эту! Другую! Кто же наветренную вываливает? Надо - подветренную!..

Из-за шлюпки фигура высунулась , по голосу - дрифтер:

- Сам-то ты смыслишь - какая щас на ветру будет? Пароход-то - рыскает.

- Ты на колдунчик посмотри!

- Сам ты колдунчик. Уйди, без тебя тошно.

- Скородумов, я на тебя управу найду!

- Вот, найди сперва. А покамест я буду командовать.

Снежный заряд перестал, луна блеснула в сизых лохмотьях, и море
открылось до горизонта - черные валы с оловянными гребнями. Ветром их
разбивало в пылищу. Пароход обрывался вниз, катился по ледяному склону, и
новый вал вырастал над мачтами. Не приведи Бог видеть такое море. Лучше не
смотреть, а делать хоть какое-то дело, пока еще душа жива, хоть что-то в ней
теплится.

А шлюпку все же вот эту и нужно было вываливать первой. Только
подгадать бы точно, спустить ее как раз, когда ветер с другого борта зайдет.
Шарахался он ужасно, бедный наш пароход. Сети его опять развернули - кормою
к волне, это не то, что носом, удары куда сильнее.

Мы налегли на шлюпбалки. Дрифтер с размаху навалился плечом, хрипел:

- Повело, ребята, повело!

Шлюпбалки скрипели, не поддавались, потом сами пошли с креном. Шлюпка
вывалилась и закачалась. Волна прошла гребнем под нею и лизнула в днище.

- Стой! - кричал дрифтер. - Садись трое. Фалинь* трави, фалинь!

* Трос, связывающий шлюпку с покидаемым судном, покуда в нее не сядут и
не оттолкнутся.

- А где он, фалинь?

Трое уже перелезли в шлюпку и разбирали весла, а фалинь все не могли
найти. Вдруг я увидел - Димка стоит спокойненько, держит его в руках.

- Он же у тебя, салага!

- Это и есть фалинь?

- Да он у него несрощенной! - Серега в темноте разглядел.

Я в это время держал шлюпталь, обе руки у меня были заняты.

- Сращивай! - сказал я Димке. - Учили тебя.

- А чем?

- В боцманском ящике штерт возьми. Знаешь где?

Он метнулся куда-то. Я уже пожалел, что послал его. Но тут же он
вернулся с бухточкой.

- Брамшкотом вяжи.

Он скинул варежки, заложил под мышку.

- Брамшкот - это двойной шкот?

- Двойной. Только не спеши.

- Быстрей! - орал дрифтер.

Димка его не слушал. И правильно, фалинь наспех не сростишь, так всю
шлюпку можно загробить. И мне понравилось, что руки у него не дрожат. И он
не торопится в шлюпку.

- Хорош! - сказал я ему. - Я сам потравлю. Иди вниз.

- Зачем?

- Садиться, "зачем".

- Вот так, как есть, без шмоток? - Он поглядел кругом. - Алик, ты где?

- Садись иди, Алик уже там небось!

На рострах осталось нас четверо, по двое на каждую шлюпталь. Эту, я
знал, мы не для себя спускаем. Пока сойдем, там уже будет полно. А нам
вторую вываливать для "голубятника". И хорошо, подумал я, как раз будем с
"дедом". Если что случится с нашей шлюпкой, мы все-таки вместе.

Дрифтер кричал снизу:

- Трави помалу, майнай!

Вот тут мы замешкались, одну шлюпку отчего-то заело, а когда пошла она
- то не вовремя, тут бы ее, наоборот, попридержать. Как раз пароход вышел из
крена и начал заваливаться на другой борт. И шлюпка с размаху стукнулась.
Те, кто в ней был, попадали на дно. Но как будто никого не зашибло, никто не
крикнул.

- Трави веселей, - орал дрифтер, - ничего! Не соломенная!

Вдруг я почувствовал, как ослабли лопаря. Это волна подхватила шлюпку.
Теперь уже поздно в нее садиться, а нужно скорее отпихиваться - багром или
веслом. А кто-то еще лез через планширь и не мог перелезть... Шлюпку
приподняло и ударило об фальшборт с треском.

Мы навалились на шлюптали, повели обратно. Шлюпка приподнялась, мы
чувствовали ее тяжесть.

- Вылазь! - орал дрифтер. - Я удержу!

И правда, удержал ее у планширя, пока все не вылезли, потом перескочил
сам и отпихнул:

- Вир-рай!

Пока мы ее поднимали, она еще два раза треснулась. Весь борт у ней
раскололся, от штевня до штевня, и сквозь трещину ливмя лило. А сверху ее и
не успело залить, я видел, это она набрала днищем.

Мы ее поставили опять в киль-блок и закрепили концами лопарей. Но с
таким же успехом ее можно было и выкинуть.

Пошли вниз. Старпом встал у нас на дороге:

- Куда? Почему шлюпку оставили?

Я шел первым. Я ему сказал:

- Успокоили шлюпку. Можно кандею отдать на растопку.

- Мореходы, сволочи! А ну - назад, вторую вываливать! Эту - чинить!

Я прошел мимо.

- Кому говорю? Назад!

Кто-то ему сказал:

- Вот и займись ремонтом. Починишь - тогда позовешь.

Мы уже до капа добрались, а тифон все ревел, звал на ростры.

В кубрике Шурка укладывал чемоданчик. Я сразу как-то почувствовал, что
не вышло у них с машиной. И он тоже понял, что у нас не вышло со шлюпкой.