расспрашивал - на одного дома рушатся, и кругом разбитые головы, сломанные
руки торчат из-под камней, кровь вперемежку со щебнем; другой - от змей не
может избавиться, они по всей комнате ползают, некуда ступить; еще
кто-нибудь голым себя видит - на улице, где полно людей. А мне - всегда
снится снежное поле.
снегом. И вдруг мне кажется, что ведь эти сугробы - засыпанные люди, я
только что с ними рядом шел через метель, мы из одной фляжки отпивали по
очереди, отогревались спиртом. И вот они все замерзли, только я один бреду
еще, но и меня сейчас заметет. И хочу я их всех отрыть, разгребаю снег - вот
уже чью-то руку нащупал, холодную, вот чью-то голову. А меня всего леденит,
и снег набивается в глаза, в рот и опять засыпает тех, кого я отрыл. Я уже
из сил выбился, и меня тоже всего засыпало, и наваливается сон - такой, что
я веки приподнять не могу. На минуту мне даже хорошо делается, тепло, но
я-то знаю - вот так и замерзают в степи, надо себя пересилить, выбиться
из-под снега. И сколько я ни рвусь - все попадаю то локтем, то коленкой в
мертвые животы, в мертвые лица, как будто в мешки с камнями...
этот сон развеялся? Хоть бы о какой-нибудь твари живой, которая только
радость доставила и ничего другого. Вот про китенка, например, это самое
лучшее. Я бы хотел его увидеть во сне. Но ни разу он мне не приснился.
селедку не выедают, как акулы. А этот-то совсем был молочный. Может быть, он
мамашу свою потерял, обезумел от страху, и носился туда-сюда по морю - пока
не напоролся на наш порядок. Запутался, рваться стал и еще больше намотал на
себя сетей. Да не одних, сетей, а поводцов и вожака.
докемарить не даешь?" "Да нечисть какая-то попалась, пароход шатает!" Мы
прислушались - и правда дергается пароход. Ну что - пошли, вытрясли
сколько-то там сетей, подвирали эту нечисть к борту. Оказалось - синий
китенок попался, вот и вся-то нечисть, но правда - редкость большая, их уже
всех почти выбили. Ну, ладно, а что же с ним делать? Обрезаться от него,
выкинуть метров двести порядка? Но жалко всем: ведь погибнет китенок, он же
весь спеленутый, плавником не пошевелит. А на нем тоже не разрежешь путы,
это водолазов нужно звать, да к нему и подплыть опасно, убьет и не заметит.
"Давай на палубу вывирывать, - кеп приказал. - Что еще остается?"
которая между мачтами растянута, на ней мы сети сушим, и сетевыборка его
тащила. В общем, все машинки, какие только есть на пароходе. Кто-то даже
якорный брашпиль предложил приспособить, но побоялись цепью китенка
покалечить. Да мы и так его вытащили - и машинками и руками тащили за
подбору - сперва хвост, потом все остальное. Молочный-то он молочный, но
зверь будь здоров, хвост у него с одного борта свешивался, а головой он
лежал на другом. Сети мы на нем обрезали, растащили, а он себе полеживал,
иногда лишь подрагивал кожей. Да мало сказать - подрагивал, от этого все
лючины скрипели на трюме. Кто-то догадался - поливать его забортной водой,
чтоб шкура не сохла, специально вахтенного к нему приставили. И китенок
совсем успокоился, только посвистывал дыхалом. Красивых он был цветов -
сверху черно-синий, а к брюху постепенно светлел. И что удивительно - все
твари в море холодные, а к нему прикоснешься - как будто лошадь гладишь по
морде, возле ноздрей.
море? Это надо стрелу иметь с вылетом за борт, а такой на СРТ нет. Все
работы на пароходе прекратились, рыбу не ищем, сетей не мечем: палуба
китенком занята. И не пройти никак, не перепрыгнуть. Пытались через него
лазить, но он от этого начинал беситься, сбрасывал с себя людей. Пришлось
боцману из досок трап сколотить, и мы по нему бегали через китенка - из
кубрика в салон, из салона в кубрик. Тут кто-то мысль подал: "А давайте его
на базу вместо селедки сдадим, в нем же тонн восемь будет весу. Он нам план
порушил, он же нам его и выполнит. Все равно без базы мы его не смайнаем."
"маркони" запрашивают: "Куда тащите кита? В этом возрасте охота на них
запрещена, конвенции не знаете?" Насчет конвенции мы как-то не учли. Ну, мы
же не китобои, дела с ней не имели. Кеп сразу расстроился: "Выловил кита на
свою голову". Но делать-то нечего, все равно к базе идти - у нее машина, у
нее стрелы. Чем ближе к базе, тем больше вокруг нас собиралось норвежцев,
французов, англичан, фарерцев. Штук восемьдесят судов за нами увязалось, все
про свою селедку забыли, один китенок и беспокоит. А он - полеживает и
посвистывает, не знает ни про какую конвенцию. Когда уже подходили к базе,
наперерез нам вышел норвежский крейсер и три вертолета висели в небе -
наверно, фотографировали нас с воздуха.
едва шевелил флажки на мачтах; синее небо, синяя вода, солнце - как в июле в
Крыму. И все море - в судах, всех флагов суда, всех цветов, а в небе еще
висели вертолеты. С базы нам подали шкентель, и мы китенка рифовым узлом
обвязали за хвост. Крейсер нам еще посоветовал мешковину подложить, чтоб не
поранить ему шкуру. И стрела его потащила в небо.
под ним быстренько отшвартовывались и отходили, очищали море. Потом с базы
отдали узел, и китенок наш сиганул в воду. Тут же вынырнул, взметнул
хвостом, всплеск нам устроил - выше клотика. И ушел - на глубину. И что тут
такое сделалось - "ура" на всех пароходах, гудки, ракеты полетели в небо!
такой синий и солнечный. И китенок был хороший. И мы все тогда были людьми.
7
мне приснился - маленький, в дождевике, в островерхом капюшоне.
дверь. Чей-то сапог от вибрации ползает по полу.
бардаков не бывает. Ну, хочешь - иди.
смолкнет. Чуф, чуф, чшш... Чуф, чуф, чшшш...
потом вернулся. - Э, ты не спишь? Мне за тобой второй раз идти охоты мало.
до кухтыльника, вскарабкались по сетке на крыло. Дверь меня толкнула в спину
- я полрубки пролетел и повис на штурвале. Потом огляделся - здесь еще кеп
был, Жора-штурман и Граков. В радиорубке сидел "маркони" с наушниками,
бормотал в микрофон:
пошире. И тогда уже доложился по форме:
вызвался.
перекладывался. - Право на борту!
на вахту ходить.
и дунул. Там, внизу, свистнуло. Но никто не подошел.
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Зыков Виталий
Акунин Борис
Жюль Верн
Каргалов Вадим