Чтение 73–й страницы книги ~Три минуты молчания~

- Убрали уже, сами не глухие.

"Дед" кинулся на верхний мостик, к переговорной трубе:

- Справа по курсу - судно. Питание на прожектора! Он сам взялся за
прожектор, направил его, и я увидел -сквозь брызги, сквозь заряд - зыбкую
тень на волне.

- Видишь его, Николаич? - спросил "дед".

Пароход весь содрогнулся от реверса. Медленно-медленно мы подваливали к
шотландцу.

Теперь уже ясно было видно - он к нам стоял кормой. Ох, если бы стоял!
А то ведь взлетал выше нас, к небу, а после проваливался к чертям в
преисподнюю.

- Ближе не можешь? - кричал "дед". - Ну-ну, Николаич, и за это спасибо.

Там в корме показались люди - в черных роканах с белой опушкой. Я еще
отдыхал пока, с грузиком в руке, прислонясь плечом к ящику. А наши уже там
высыпали, сгрудились по правому борту.

- На "Пегги"! - боцмана глас прорезался. - Концы ваши - где? Концами я,
что ли, должен запасаться? Салаги, синбабы-мореходы, олухи царя
небесного!...

"Дед" перегнулся через поручень:

- Потише, Страшной! Здесь конец. Мы будем подавать.

- Это почему же - мы?

- Потому что они - бедствующее судно.

- А мы не бедствующее? Я-то помолчу. Только почему всегда рус-Ивану
должно быть хуже?

- Это много ты хочешь знать, Страшной, - кричал "дед" весело. - Слишком
даже!

Корма шотландца еще чуть приблизилась.

- Бросай, Алексеич!

Я пошел с грузиком к поручням. "Дед" мне поднес обе бухты к ногам, и я
их пощупал сапогом для верности. "Дед" на меня направил прожектор, чтобы
шотландцы меня увидели с бросательным, другим прожектором повел к ним на
корму.

- Бросай, не медли!

Там их стояло трое. В середине - чуть повыше. Кто же из них поймает?
Бросательный был почти весь у меня в руке, скойлан меленькими шлагами, а обе
бухты под сапогом, я их еще раз пощупал. Животом прижался к поручням и
кинул.

Бросательный с грузиком мелькнул в луче, как змейка, и упал к ним на
поручни. Они засуетились там, захлопали рукавицами. И помешали друг другу
же. Или не разглядели как следует конца. Я почувствовал, как он ослаб у меня
в руке.

Я вытянул его и снова скойлал себе в левую руку, а грузик взял в
правую. Зато уж я точно теперь знал, сколько мне надо длины.

Из рубки уже орать начали:

- Что там с концом?

- Ты не слушай, - сказал мне "дед". - И не торопись.

Может быть, просто рука у меня поехала, из-за проклятого плеча. Он упал
у них под самой кормой. Тут и багром не достанешь.

- Торопишься! - сказал "дед".

Я теперь койлал его, сжав зубы, чтобы не дать себе заспешить. И кинул я
хорошо. Размахнулся не спеша, а кинул рывком, с подхлестом, чтоб грузик
завертелся в воздухе.

Он упал длинному на плечо, я это преотлично видел. А он захлопал себя
рукавицами по груди, как будто комаров бил... И пропал из луча. Корма у них
взлетела, а мы стали проваливаться, и у меня сердце провалилось, когда
почувствовал, как он опять ослаб у меня в руке.

- Сволочь ты косорукая! - я ему крикнул, долгому. Мне плакать хотелось,
что он такой конец упустил. - Убить тебя мало!

- Что тебя так развезло? - "дед" на меня заорал. - Истерику закатил,
как девушка в положении. Бросай!

- Сколько ж я буду бросать - раз они не ловят?

- Будешь бросать, пока не словят!

Я его опять вытянул, взял в правую, сколько нужно по весу. И ждал,
когда мы сравняемся.

Грузик ему полетел в лицо. Это я очень даже прекрасно рассчитал. Он
увидел, что грузик летит ему в рожу, и отпрянул, и грузик перелетел через
поручень. Как словили, я уже не видел, корма у них снова пошла вверх и
пропала. Но конец полетел у меня из руки, ожег ладонь.

- Есть! - заорал я "деду". - Работает кончик! Обе бухты стали
разматываться.

"Дед" кинулся ко мне, сграбастал одну в охапку и понес к поручням,
швырнул вниз.

- Держи, Страшной! Это тебе - ходовой. - Потом вторую: - Это тебе -
коренной. Плотик приготовили?

- Плотик? Это сейчас, это у нас бы-ыстренько!..

- Мать вашу! Сами вы синбабы. Нет чтобы дело сделать...

Я только следил, чтобы леер прошел по всем поручням без задева.

- Пошли, - сказал "дед". - Или ты сомлел?

- Немного.

- Все равно вниз иди, на ветру не стой. Мы еще жить собираемся!

Я сошел за ним на палубу. Кто-то там на полатях возился, скидывал
поводцы с плотика, и боцман причитал, чтоб добром не раскидывались,
аккуратно бы складывали в капе. Наконец стащили плотик, привязали к ходовому
концу штертом, вывалили за борт. И плотик исчез из глаз, ребята лишь
потихоньку подвирывали к себе коренной конец. Потихоньку - это так только
говорится, с каждой волной его рвало из рук, и весь он обвис примерзшими
варежками.

А я ничего не делал. Вот просто сел на трюм, держался за какую-то скобу
и смотрел. И никто не орал на меня, что я сижу, ничего не делаю. Бондарь - и
то не орал. Ну, я свое дело сделал. А теперь посижу, на других посмотрю.

Леера у них рвались из рук, возили их по палубе, били животами о
фальшборт.

- Васька! - орал дрифтер. - Буров, ты где там сачкуешь? У тя брюхо-то
моего толще, давай вперед, амортизируй!

Васька, конечно, сзади сачковал. Но вылез самоотверженно.

- Ох, бичи, что ж от моего брюха-то останется? Шибает!

- Стой там, ничего, амортизируй!..

Дрифтер с "дедом" над всеми высились. Похоже было, они-то и держали
концы, остальные только "амортизировали".

Вдруг Васька закричал:

- Стой! Стой, бичи, дергают! Сигнал дают - плотик назад тащить. Вирай
теперь ходовой! Потащили. Кто-то спросил:

- Пустой идет?

- Вроде нет, потяжелее стал.

- Сидит в нем какая-то личность!

Боцман выскочил из этой оравы, сложил ладони у рта:

- Мостике! Прожектор - на плотик!

В рубке грохнула дверь, кто-то забацал сапогами - к верхнему мостику.
Луч побежал - по вспененной злой воде, по черным оврагам - и в секучих
брызгах нашарил плотик. Как будто схватил его рукою - крохотный плотик,
белый с красным... И человека в плотике.

3

Весь он был черный, только мех белел вокруг лица и на манжетах. Уже
видно было, что руки у него без варежек и как он вцепился в петли и жмурился
от прожектора.

- Полундра, ребята! - сказал "дед". - Человека не разбить. Натяни оба
конца.

Плотик уже был под бортом и снова отошел. Выжидали волну. А несчастный
шотландец болтался - то вверх, то вниз, - выпадал из луча, и снова его
нашаривали.

- Дриф, - позвал "дед". - Давай-ка с тобой, они концы подержат.

Они вдвоем встали к фальшборту, перегнулись. Остальные назад отошли,
уперлись ногами в палубу, спружинивали концы. "Дед" командовал:

- Левый потрави... Теперь правый помалу.

- Держу! - дрифтер взревел.

- Держи, не упускай! Вот и я держу... Они рванули разом, и шотландец
прямо взлетел над планширем.

- Скользкие у них рокана! - сказал дрифтер. - Как маслом облитые.

"Дед" перехватил шотландца под мышки, рванул на себя и повалился с ним
на палубу. Бичи кинулись поднимать.

- Куда! - заорал "дед". - Концы держать, сами встанем.. "Дед"-то
поднялся, а шотландец так и остался сидеть под фальшбортом, только ноги
поджал, чтоб не отдавили.

- Алексеич, - позвал "дед". - Сведи человека в салон. Вишь, он мослы не
волочит.

Шотландец улыбнулся мне - как-то виновато, замученно. Лицо у него было
как мел. Поднял руку - всю в крови, содранная кожа висела клочьями. Что-то
сказал мне, я не понял. Что я там по-английски знаю?

- Хелло! Плиз ин салон.

Он помотал головой: нет, не пойдет никуда. Волна его залила по пояс, он
в ней пополоскал руку и показал мне - самое лучшее лечение. Ну что с ним
сделаешь?

- Да пусть сидит, - сказал дрифтер.

Второй еще как-то благополучно прошел, а с третьим пришлось-таки