мировоззрения Ленина..."
тогда в Колонном зале.
покуривая трубку, диктует раздумчиво, с легким грузинским акцентом:
Ленин - марксист, и основой его мировоззрения является, конечно, марксизм.
Но из этого вовсе не следует, что изложение ленинизма должно быть начато с
изложения основ марксизма...
весь абзац. "Изложить основы мировоззрения - это значит"... Споткнулась. Это
значит... Что значит? Не вспомнила, заглянула в книгу... Это не значит...
Ах, это не значит! "Изложить основы ленинизма - это еще не значит изложить
основы мировоззрения Ленина..."
абзаца, последние слова в памяти удержала, а первые забыла. Решила не
сдаваться и каждый вечер, располагаясь у ног монумента, читала, повторяла,
конспектировала, опять повторяла. Голова, не привыкшая к столь высокому
напряжению, раскалывалась, но дело все-таки продвигалось. Правда, медленно.
За две недели дошла до вопроса: "Итак, что такое ленинизм?" Три недели
одолевала эту страницу, но что такое ленинизм, не поняла, да и автор вроде
тоже не понял, потому что долгий разбор ленинских мыслей завершил тем же
вопросом: "Что же такое в конце концов ленинизм?"
Глава 6
какие события. Лысый ездил в Америку, побывал в штате Айова. Посмотрел, как
там буйно растет кукуруза, и решил, что недостатки колхозной системы можно
компенсировать, если засеять пространство от Кушки до тундры этим волшебным
злаком. Сказано - сделано, засадили всю страну кукурузой, не растет.
Разделили партию на сельские и городские обкомы. Не растет. Преобразовали
министерства в совнархозы, а кукуруза опять не растет, не хочет. Плюнули на
кукурузу, приступили к реформе русского языка, в соответствии с которой
зайца собирались называть "заец" и писать на бумаге "огурци" вместо
"огурцы".
ракетами, чтобы установить и направить их на Америку. Американцы сказали,
что никогда этого не допустят. Отрядили к Кубе свои авианосцы и подводные
лодки. Лысый не отступал, американский президент Кеннеди не сдавался. Два
дня длилась война нервов. Расстояние между флотами двух супердержав
сокращалось. Наиболее чувствительные американцы глотали нитроглицерин и
выпрыгивали из окон высоких этажей. Советские люди, не имея достаточной
информации, не беспокоились и в окна не лезли. Но некоторые, осведомленные,
обеспокоились.
синоптики предвещают тайфун, поэтому он отправил жену с ребенком на родину.
Но поскольку тайфун может достичь и Москвы, то не лучше ли Зое и малолетнему
Андрею Маратовичу навестить бабушку? Бабушка ответила, что, на ее взгляд, в
обществе происходит дальнейшее разложение. В центральной печати появляется
все больше псевдоисторических материалов о Сталине и его соратниках. В
народе ходят мерзкие анекдоты, люди открыто слушают зарубежные радиостанции,
пишут и распространяют антисоветские произведения. А партия чем дальше, тем
больше засоряется чуждым элементом, людьми, вступающими в нее только ради
карьеры, использования своего положения в грязных целях. Пока письмо шло от
Долгова до Гаваны, кризис благополучно разрешился и необходимость в
посещении внуком бабушки отпала.
подавленном войсками с применением танков. У Аглаи к этому событию отношение
было двоякое. Она сочувствовала рабочим, выступившим против антинародного
режима и против Лысого, но не сомневалась при этом, что такие восстания
должны подавляться именно как антинародные и самым суровым образом. Узнав,
что зачинщиков восстания расстреляли, она возмущалась и тем, что
расстреляли, и что расстреляли мало.
неприятное и принятое ею к сердцу намного ближе, чем Карибский кризис. В
журнале "Новый мир", давно известном своим критиканством, была напечатана
повесть никому не известного зэка, которого сразу же объявили великим
писателем. И герои в этой повести такие, каких в советской литературе еще не
бывало. Не колхозники, не рабочие и не трудовая интеллигенция, а
заключенные. И не те, что случайно сбились с пути и стали на путь
исправления, а политические. Враги народа. И изображены как хорошие люди,
которые ни за что пострадали. А воинов внутренних войск автор расписал в
самом черном свете и назвал попками. И что хуже всего, читатели оказались
настолько политически незрелыми, что кинулись на это сочинение, передавали
из рук в руки, а при встречах друг с другом понижали голос, оглядывались и
спрашивали: "А вы читали?"
до этого журнала она больше никогда не дотронется. Но, к сожалению, эта
повесть оказалась не единственной подобного рода. То в том, то в другом
журнале, толстом или тонком, или в газете появлялись повести, рассказы,
стихи, статьи, фельетоны, авторы которых оплевывали советскую историю, а уж
что они писали про Сталина, даже пересказать нельзя без отвращения. Ленина
он обманул, ленинскую гвардию уничтожил, Кирова убил, интеллигенцию
истребил, крестьянство разорил, армию обезглавил, к войне не подготовился,
сам прятался в бункере и критики не терпел.
Глава 7
известным) после "Нового мира" тут же вышло массовым тиражом в
"Роман-газете", отдельным изданием в твердом переплете и еще одним - в
мягкой обложке и распространилось по всей стране немедленно и тотально,
словно гонконгский грипп. В Долгове тоже люди, забывши про все на свете,
только об этой книге и говорили, спешили ее прочитать, а прочитав, выражали
свои восторги в самых возвышенных выражениях. А кто не был в полном
восторге, тот, по нашему мнению, был или глуп или еще хуже - выполнял
задание органов.
журнал из Москвы, где получил его от самого автора, которого знал лично по
ханты-мансийской тайге. Привезя журнал, Марк Семенович давал его читать
разным людям, среди которых оказался и я. Что, правда, мне удалось с очень
большим трудом. Шубкин сказал, что у него очередь, поэтому он даст мне
журнал не больше, чем на два часа.
столь короткое время?
двадцать страниц. Разве вы не можете читать со скоростью одна страница в
минуту? - Впрочем, тут же он спохватился. - Ах, да, голубчик, я забыл. Вы
ведь даже партитурным чтением не овладели.
до обеда, потому что радостью открытия счел нужным поделиться с Адмиралом.
Тот как раз партитурным чтением владел. Адмирал попросил меня погулять, и
пока я ходил в магазин, на почту и в домоуправление, он уже все прочел.
Повесть ему понравилась. "Неплохо", - сказал он, и это была очень высокая в
его устах похвала. Для него "Анна Каренина", "Отцы и дети", "Братья
Карамазовы", "Серапионовы братья" были написаны неплохо. Правда,
существовала еще более высокая оценка - "недурно", но она относилась к
"Войне и миру", "Мертвым душам", "Евгению Онегину", "Илиаде", "Божественной
комедии", и это, кажется, все. Собственно говоря, у него было всего четыре
оценки для того, что можно читать: "недурно", "неплохо", "ничего", "так
себе" и - пятая, для того, что читать не стоит ни при какой погоде, - "ниже
сапога". К пятой категории относилась вся советская литература, кроме
"Тихого Дона", большая часть современной западной литературы и Габриэль
Гарсия Маркес. Обычно я оценки Адмирала принимал с иронией, но тут мне было
не до шуток. Глупым я его не считал, а в связи с органами тоже подозревать
его не хотелось. Я стал с ним спорить, что повесть написана недурно. А он
говорит - неплохо. А я говорю - недурно. А он - неплохо. А я говорю, а я с
вашим мнением не согласен. А он говорит: вы не можете быть с моим мнением
согласны или не согласны, потому что у вас никакого своего мнения нет. А что
же у меня есть? У вас есть представление о том, что в соответствии с
настроениями определенного круга людей в определенное время надо иметь о
таком-то предмете такое-то мнение. И вы в вашем кругу, выработав
представление, которое считаете своим мнением, устраиваете террор против
несогласных. И если я говорю, что я думаю о предмете то-то и то-то, но не
то, что, по вашему мнению и мнению вашего круга, я о нем должен думать, вы
не можете даже себе представить, что это мое собственное честное мнение, вам
легче вообразить, что я говорю это из каких-то комплексов или, еще хуже, с
чужого голоса, кому-то в угоду или... - он посмотрел на меня пристально... -
или даже по чьему-то заданию. Вы ведь так думаете, правда?
конечно же, не посмел и выслушал от него, что я и такие, как я, от главного
Епэнэмэ отрешились, но в душе все равно остались епэнэмистами. И пытаемся
каждый частный случай объяснить единственно правильно и научно, не допуская
иных толкований.
Роллинс Джеймс
Пехов Алексей
Володихин Дмитрий
Контровский Владимир
Прозоров Александр
Быков Василий