Праксителя, Микеланджело и частично Родена.
Оно повергло в изумление даже самых искушенных, недоверчивых и ревнивых
знатоков искусства. Ученые искусствоведы специально ехали в Долгов не только
в предвкушении 26 рублей командировочных в сутки, а желая увидеть своими
глазами и убедиться. Один из них, убедившись, достал из кармана платок,
промокнул им глаза и сказал: "Все! Теперь можно и умереть". И никому не
показалась эта реакция чересчур чувствительной. Все видели, что памятник в
самом деле отличался от других подобных излучаемой им таинственной силой. Он
стоял посреди площади, к которой стекались со всех сторон большие и малые
улицы. Но раньше они сходились здесь просто так, в результате многовекового
хаотичного градостроительства. Теперь же каждым человеком ощущалось
физически, что улицы эти и переулки притягиваются сюда силою необычайного
исходящего от памятника магнетизма, а сам он является естественным центром
города, больше того - таким центром, без которого город не может
функционировать, как колесо без оси. Тому, кто бывал в Долгове в те времена,
невозможно было себе представить, как же этот город столько сотен лет мог
вообще существовать без этого изваяния.
факт, что, с какой бы стороны человек ни очутился у памятника, слева или
справа, чугунный вождь смотрел в его сторону, а зашедшему сзади казалось,
что статуя видит его даже спиной. А уж прямой взгляд чугунного человека на
любого наводил непонятный страх с переходом в леденящий ужас. Это касалось
не только людей, но и животных более низкого класса. Даже голуби не садились
на железную фуражку, хотя верх ее был круглым, плоским, удобным для взлета,
посадки и отправления птичьих естественных надобностей. Кроме того, статуя
(но это уже мелочи) никогда не подвергалась коррозии.
однажды из Москвы специально прибыл в Долгов влиятельный член Политбюро
посмотреть, не стоит ли перенести монументальный шедевр в Москву. Явившись
на площадь в сопровождении Кужельникова, он посмотрел на статую и тоже
испытал очевидное беспокойство, а придя в себя, сказал: "Не надо нам этого!"
И опять дело кончилось кадровым вопросом. Кужельников был со своей должности
снят и отправлен послом куда-то в Африку. Но и сам этот член Политбюро
спустя короткое время куда-то сгинул и именно из-за этой фразы: "Не надо нам
этого!" Фразу передали Сталину, Сталин подумал, что имелось в виду: не надо
нам этого - то есть самого Сталина, а не скульптуры, после чего член
Политбюро исчез, имя его выпало из всяких списков, учебников, справочников и
энциклопедий, и теперь даже историки не могут сказать достоверно, был он
вообще когда-нибудь или нет.
предположение, что он будет стоять здесь тысячи лет. И уж совсем невозможно
было представить, что дети, в тот год рожденные, еще не пойдут в первый
класс, как покачнется почва, и не под монументом, а под всем делом великого
вождя.
Глава 6
места. Выпила водки, потом валерьянки, потом опять водки. Ложилась,
вскакивала, бегала по комнате, думала и не понимала, как же это все
получилось. Произнесены слова, после которых нельзя жить по-старому или
никак нельзя. Хрущев сказал, Микоян поддержал, Молотов, Маленков, Ворошилов,
Каганович промолчали. Они же все были верные ученики и соратники товарища
Сталина. Они клялись, что готовы жизнь за него отдать. Что с ними случилось?
Сошли с ума? Оказались предателями? Все до одного? И другое возникло
сомнение: а как же он? Такой мудрый, проницательный, всех видел насквозь, а
их не раскусил?
Сталину были и раньше. Поросянинов еще в конце прошлого года явился к ней в
детский дом и как бы мимоходом, но настойчиво посоветовал убрать висевший в
вестибюле транспарант со словами "Спасибо товарищу Сталину за наше
счастливое детство!" "Устаревший лозунг", - заметил он и многозначительно
посмотрел на Аглаю. А когда она спросила, какой лозунг повесить взамен
устаревшего, Петр Климович сказал, что можно этот же, но слова "товарищу
Сталину" следует заменить на "коммунистической партии" и весь текст читать
так: "Спасибо коммунистической партии за наше счастливое детство!"
добавил, что на жизнь надо смотреть реалистически, точнее, сказал:
"рылисисески".
снять, чего на самом деле исполнять не собиралась. Думала, что Поросянинов
забудет, но он на другой день позвонил и спросил, сделала ли она то, о чем
договорились. И, услышав, что не успела, твердо нажал:
обстановка пока не определилась, и в ней две любви жили еще в полном
согласии: любовь к Сталину и любовь к партии. Но теперь ее толкали на
поступок, который уже никак, никакими теориями она оправдать не могла.
Теперь все сказано ясно и до конца, и перед ней прямой выбор: остаться с
партией или со Сталиным. Выбор невозможный, противоестественный. Сталин для
нее был партией, партия была Сталиным. Партия и Сталин вместе были для нее
народом, честью и совестью всей страны, ее собственной совестью тоже.
Резкая, прямая, оглашенная, как, повторим, ее звали тогда, она привыкла идти
напролом, но до сих пор ломилась туда, куда указывал Сталин, и это было
легко и радостно. Теперь же ее путеводная звезда раскололась на две
половины, на два отдельных светила, и каждое звало ее в свою сторону.
хотя вызванная соседкой врачиха сказала, что это просто грипп. Правда, грипп
довольно вредный, занесенный к нам то ли из азиатских краев, то ли, что
верней, из Америки. Где, как известно, в научных лабораториях специально
выводят всякие вирусы и микробы, а также насекомых и крыс для травли
доверчивых и беззащитных советских людей.
металась в жару, тряслась в лихорадке, потела, теряла сознание, бредила.
Когда бредила, ощущение наступало радостное, с предвкушением чего-то
необычайного, и не зря. В первую и во вторую ночи ее несколько раз посетил
лично товарищ Сталин, живой, домашний и добродушный, в коверкотовом френче
довоенного покроя и мягких хромовых сапогах. Он бесшумно открывал дверь,
бесшумно проходил к ее кровати, садился в ногах, сосал трубку без дыма и
ласково смотрел на Аглаю. Первый раз она, не разобравшись в обстановке,
попыталась с ним заговорить, но едва разомкнула губы, как он немедленно
растворился в воздухе и пропал. При его следующих появлениях говорить не
пыталась, молчала, и он молчал, но она чувствовала, что между ними
происходит общение без слов, и это было даже лучше, чем со словами.
между ними очень важный разговор, в чем была его суть, не могла припомнить,
но понимала, что была ей открыта непреложная истина, такая истина, по
сравнению с которой меркнут все слова и знания всего человечества.
Глава 7
областного не дотягивал. Имел несколько заводов, трестов, комбинатов,
магазинов, нефтебазу, автобазу, птицефабрику, райком, райисполком,
прокуратуру, милицию, вытрезвитель и отделение КГБ. В самом центре, через
площадь от райкома КПСС, не доходя до колхозного рынка, были даже остатки
какого-то строения, которое называли кто Кремлем, кто пассажем. Там в
описываемое время располагались райкоммунхоз, ателье "индпошива",
авторемонтная мастерская и магазин "Скобяные изделия". Неподалеку стояла
церковь Козьмы и Дамиана. Которую то закрывали в процессе борьбы с религией,
то опять открывали из экономических соображений. Поскольку религия хоть и
считалась опиумом для народа, но вносила в казну много денег. Впрочем, и
настоящий опиум доходы приносит немалые.
районных номенклатурных работников. Они после войны нуждались в жилье
больше, чем простые советские люди. Они, конечно, всегда нуждались больше.
Чем дальше, тем больше, и чем меньше, тем больше. Но после войны нуждались
особенно, потому что номенклатурные дома, как самые лучшие в городе, немцы
уничтожили при отходе. Только особняк, в котором располагался детдом, уцелел
по недосмотру германских властей.
работникам было бы жить неприлично, но еще неприличнее - в коммуналке. И не
только потому, что номенклатурные работники не умели сосуществовать в
тесноте, но и потому еще, что тогда подробности их жизни стали бы известны
простым советским людям, а этого не должно было случиться никак. Живя
отдельно от других граждан, номенклатура тогдашняя (как и теперешняя) должна
была казаться и казалась породой людей особых, неприступных, загадочных и
овладевших всеми знаниями человечества. Им чужды наши страхи и слабости. Им
понятны тайны нашего бытия. Они знают, что есть и что будет, но не знают
никаких интересов, кроме неустанной заботы о благе отечества и нашем
благополучии. А если им и нужны жизненные условия получше наших, то только и
исключительно для того, чтобы они могли думать о нас, не отвлекаясь ни на
что постороннее. А мы, думающие только о себе и своих мелких делишках, можем
заниматься этим в любых обстоятельствах.
невиданными еще в здешних местах удобствами, с газом, горячей водой и даже с
Никитин Юрий
Контровский Владимир
Контровский Владимир
Прозоров Александр
Лукин Евгений
Андреев Николай