Более жирный, очевидно, самец, наклонил голову, скосил один глаз на Аглаю и,
повернувшись к голубке, что-то проворковал ей, а она в ответ ему тоже что-то
забулькала. У Аглаи было такое ощущение, что они просто над нею смеются. Она
посмотрела вокруг, нет ли под ногами какого-нибудь камня, нашла серую гальку
размером с яйцо и размахнулась. Камень ударился о левое голенище, упал перед
постаментом, и, проследив за его падением, Аглая только сейчас увидела на
снегу рядом со своей геранью жалкую, бедную, одинокую веточку желтой мимозы.
Забилось радостно сердце. Значит, не одна она в этом городе помнит и чтит
дорогого, любимого, единственно незаменимого.
забыли. Люди любят зелезо, птицы любят зелезо, но когда зелезо будет падать,
птицы взлетят, а люди летать не умеют. Они тязелые, клыльев нет и тязелые,
они летать не умеют, и зелезо упадет на зелезо.
в мешковину, смотрела на Аглаю безумным загадочно мерцающим глазом.
падать?
падает свелху вниз.
Глава 10
принадлежавшем когда-то предводителю местного дворянства. Судя по общей
обветшалости фасада и облупленности колонн, дом с тех пор ни разу не
ремонтировался. Но зато был одним из немногих ценных строений, не
поврежденных войной.
бросилось ей в глаза, была стенгазета "Счастливое детство". Света Журкина,
ученица седьмого "Б" класса, стояла возле газеты и, высунув язык в сторону
левого уха, переписывала что-то себе в тетрадку. Увидев Аглаю,
поздоровалась, смутилась, закрыла тетрадку и отошла.
газете и обомлела. Стихотворный текст, который не успела переписать Журкина,
был в третьем столбце, после передовой, посвященной вопросам трудового
воспитания молодежи.
тебя". В нем содержались упреки некоему полководцу, фамилия которого не
указывалась, но всем было ясно - какому. Говорилось, что полководец вел нас
от победы к победе, но при этом, пользуясь нашим безграничным доверием,
творил очень нехорошие дела. Заключительная строфа выражала глубокое
разочарование автора в своей былой приверженности полководцу, но тут же
выражалась оптимистическая надежда, что в будущем все будет не так. Строфа
завершалась полемическим вопросом: "Бывает гладко все не разом при штурме
новой высоты. Я верю в коллективный разум, я верю в партию. А ты?"
клейстером. Или просто слюной. Аглая схватила бумагу за отвалившийся угол,
сорвала ее и, сжав, как змею, быстро пошла к себе в кабинет. Секретарша
Рита, щурясь в маленькое зеркальце, выщипывала пинцетом брови. Увидев
вошедшую, вскочила.
девочек заправку постелей.
опять подняла. Сняла пальто и стала быстро из угла в угол расхаживать по
кабинету. Но тут же притомилась, запыхалась и вспотела. Все-таки была еще
слаба. Услышав голоса в приемной, села за стол и изобразила на своем лице
каменное выражение.
лысеющий, со свежим цветом лица, какой бывает у сельских жителей и
заключенных. Похожий, между прочим, на Ленина. Ростом намного выше, но, как
и Ленин, с преогромнейшей головой шестьдесят, как он сам уверял, шестого
размера.
нагрузки редактировал стенную газету. Ему эта работа была доверена
неосмотрительно. Добровольно вести газету никто не хотел, а он, дорвавшись,
без конца печатал в ней свои стихи и заметки. Что могло бы считаться для
газеты немалой честью. В Долгове были свои поэты Бутылко, Распадов и прочие,
но выше областной печати им подниматься не доводилось, а Шубкин в 30-х годах
печатался (ого где!) в "Известиях", в "Комсомольской правде" и в "Огоньке".
Шубкина.- Кто написал эту пакость? - Ее губы искривились в брезгливой
гримасе, а глазами она показала на свернувшуюся спиралью полоску бумаги.
Шубкин протянул руку, но бумагу не взял, передумал.
написал эту пакость?
терминологии.
непреклонной враждебностью.
бледнея, и выпятил грудь.
дорогой друг, партия тебе еще пока не позволяет всякую дрянь писать и
спекулировать на теме. Я с этой дрянью вот что сделаю, вот. - И полетели на
пол клочья бумаги. - Если ты думаешь, что на двадцатом съезде была отменена
генеральная линия, то ты неправильно понимаешь. Партия вынуждена была пойти
на некоторые поправки, но сомневаться в главном мы никому не позволим.
Сталин как был, так и есть - ум, честь и совесть нашей эпохи. Был и есть. И
все, и ничего более. И если о нем там кто-то что-то может сказать, это не
значит, что каждому будет позволено. Надо же! - она постепенно
успокаивалась. - Каждый пишет чего ни попадя. "Верю в коллективный разум".
Верующий какой нашелся! Ты вот, если такой сатирик, написал бы про мусорные
бачки. Стоят, понимаешь, без крышек, а от них вонь, антисанитария, мухи.
Сколько можно говорить, чтобы сделали крышки? Я завхозу два выговора
влепила, скоро третий вломаю, строгий с предупреждением, а он хоть бы хны.
Вот, если ты талант, сатирик, возьми и ударь сатирой по мусорным бачкам.
по Ста-та-та...
бухгалтерии.
Глава 11
наниматься на работу. У нее тогда не было учителя литературы, а этот
подкатился. С красным дипломом ИФЛИ, института философии и литературы, того
самого, где учились еще до войны многие наши выдающиеся личности, включая
поэта Твардовского и секретаря ЦК комсомола Шелепина.
осчастливили наше захолустье!
образованием, но с таким все же встречались нечасто.
уж тут спрашивать.
перегибах, она все решила.
подходящее образование, и, в-третьих... - он выдержал паузу и закатил
немного глаза... - я очень люблю детей.
наших, советских детей, - имея в виду, что наших, но не ваших. - А у вас,
кстати сказать, собственные детишки есть?
что... сами понимаете.
сожалению, у нас для вас нет места.
"беломориной".
Образование у вас, конечно, очень высокое. Для нас, может быть, даже и
слишком. Но у нас же специфика. У нас дети трудные, без родителей. Вам лучше
для начала попробовать в обыкновенной школе.
Каменистый Артем
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Сертаков Виталий
Флинт Эрик
Мурич Виктор