высоко. А я бы хотел... пока он без пьедестала, пока его можно обнять.
Что будет, если каждый вздумает обниматься?
две ступеньки перед собой, сама поднималась, переставляла сумку и так
достигла своей площадки.
себя, что, когда пила, ей было все равно, убрано или не убрано и кто что об
этом подумает. А теперь не все равно.
пить.
так медленно, что Огородов не выдержал и даже отпихнул ее невежливо,
рванулся в гостиную и, согнув колени, застыл перед статуей.
что упадет ему сверху. Аглая опустила сумку к ногам и прислонилась к
притолоке. Огородов приблизился к статуе, обнял ее и тихо заплакал.
более. И никогда не жалела. Презирала. Но на старости лет расслабилась,
наверное, и поддалась чувству, не достойному большевика.
- Жизнь нам всем дается на время. Даже он, - показала на статую, - уж какой
человек, и то помер. А мы... Людей вон сколько на свете. Если мы помирать не
будем, то сколько же нас наплодится? На земле места не хватит.
сказал:
меня видение было. Что стоит мне до него дотронуться, и болезнь тут же
отступит. Он непременно должен меня спас... - Огородов вдруг захрипел,
закашлялся, задергался и схватился за грудь. Из угла рта пошла пузырями
черная пена.
Ты подожди. Здесь не помирай. Здесь не надо. Я сейчас доктора вызову.
навзничь и замер с открытым ртом и выпученными глазами. Несколько секунд он
лежал, запрокинувши голову, как будто даже без дыхания. Чем напугал Аглаю
еще больше. К счастью, все обошлось. Гость очухался и даже настолько, что
был приглашен на кухню и напоен чаем из кружки с надписью "ХХ лет РККА".
пьет чай без видимого желания.
Андропова, Черненко... О вашем пьедестале все время думал. Нехорошо, что
пустой стоит.
"Будет еще на нашей улице праздник".
грудь.
Что-нибудь вроде рака?
в лицо. - У меня СПИД. Вы слышали про такое?
только у этих бывает... А-а, - догадалась, - так вы тоже этот?
Теперь весь цивилизованный мир признает, что в этом нет ничего зазорного.
Тем более, что я художник. Творческая натура. Все художники такие.
да? И Репин, и Шишкин, и Кукрыниксы?
самые талантливые люди. А другие - это бездари. Другие, тьфу! - он плюнул,
правда, не на Аглаю, а в сторону, но она все равно всполошилась.
более, что заразный. Дай сюда! - Она вырвала у него чашку, расплескавши
остатки чая, уже остывшего, и сказала слабым голосом, но решительно: - Уйди
отсюда.
несчастный! Уйди. Вон отсюда!
дотерпела, пока он оденется, и потом, когда он уже по темной лестнице,
цепляясь за перила, спускался, крикнула:
никого не было, а голос Жердыка шел вроде бы из подвала, где жил Ванька
Жуков. Но тоже шел как-то странно. Жердык не пел песню целиком, а все время
повторял, как на испорченной пластинке:
измене..." - и так без конца.
голоса Жердыка и подстраивал прибор, который будет реагировать только на
этот голос, только на эту мелодию и только на эти слова: "Сердце красавицы
склонно к измене...".
Глава 15
человека в обрубок, безобразный на вид и лишенный возможности даже
обслуживать себя самого? Здоровым и благополучным людям этого не понять. У
такого калеки другие чувства, иные радости, его миропонимание не совпадает с
нашим, и жизнь ему не кажется слишком уж ценным даром.
Мироновым и Никулиным в главных ролях. Ванька отдыхал и имел право себе это
позволить. Выполняя сложнейший заказ, он добился наконец, чего хотел. Не
просто было сделать такую штуку. Она безотказно откликнется на слова и
мелодию, исполненную только одним человеком, и никем больше. Это случится,
может быть, завтра, 21 декабря - в день рождения Сталина, или дядюшки Джо,
как его называет Джим. Завтра статуя чугунного дядюшки будет поставлена на
свое старое место. А после этого кое-какие люди захотят отметить это
событие. Они поедут в ресторан "Золотой ключик". Они там выпьют. И захотят
спеть что-нибудь задушевное...
ничего не портит, средства от перхоти и шоколада, который, по словам
рекламной песенки, "имеет право разделить успех". За шоколадом пошла
криминальная хроника. Сурового вида милицейская дама рассказывала о том, что
случилось за последние сутки в Москве. На одном из рынков произошел взрыв.
Бомба с часовым механизмом была заложена в мешок с картошкой. Погибло девять
человек, тринадцать ранены. "Это не мое", - отметил Ванька. Студентка
девятнадцати лет вместе с сокурсником задушила свою мать бельевой веревкой с
целью завладения старинной иконой. Мальчик трех лет выпал из окна шестого
этажа и оказался жив. В гостинице произошел пожар. Автомобиль "ауди-6",
управляемый пьяным водителем, вышел на встречную полосу и врезался в
"таврию". Водитель "таврии" и его жена погибли на месте, владельца "ауди"
спасла воздушная подушка. И вдруг Ванька увидел Бавалю. Ее показали сидящей,
очевидно, в милицейском участке. Ведущий сказал: "На Белорусском вокзале
задержана пожилая женщина. Во время досмотра у нее в чемодане обнаружены
около двух килограммов гексогена, четыреста граммов тротила и две
противотанковые гранаты. Задержанная утверждает, что боеприпасы принадлежат
не ей, но как они попали в ее чемодан, объяснить не может. При задержанной
никаких документов не оказалось, а назвать себя она отказывается. Всех, кому
знакома эта особа, просьба позвонить по телефону..."
Хотя думать уже не было смысла. Бабку взяли и вряд ли отпустят. Значит,
скоро придут сюда. А что делать? Он обернулся в кресле на 360 градусов,
осмотрел свое оборудование и запасы взрывчатки и понял, что сделать он,
инвалид, не сможет уже ничего. Остается только ждать, когда за ним придут.
Ну, а когда придут...
превратиться в гремящий и сверкающий ад для всех, кто сюда придет. Ванька
усмехнулся. Он часто думал о том, как закончит жизнь, и собирался закончить
ее эффектно. А как? Ему это часто снилось. Клубы пламени ослепительного и
ярких цветов, и люди, летающие в нем, как птицы...
тебя не хватать.