отползли, унесли трупы.
станции Матренино. Вызвали наш огонь, ушли.
потемнело. И вдруг - для меня это было неожиданностью - я обнаружил, что
наступил час сумерек. Мало-помалу пушечный гром утих. Закончился первый
день новой битвы под Москвой. Насколько я мог судить, немцы нигде не
прорвали наш фронт. Не знаю, задавались ли они в первый день этой целью.
Вероятно, противник вклинился во многих местах, еще не раскрывая своих
карт, не раскрывая, где проляжет его главный удар. Панфилов, как я уже
сказал, по-видимому, придерживался прежней догадки. Впрочем, он все же
испытывал колебания. Поздно вечером он мне позвонил:
изменении обстановки мы тотчас сообщали капитану Дорфману. Однако
Панфилов, не торопясь, не подгоняя, еще раз выслушал от меня эти же
сведения.
гонять людей, но... Привели к этому думы.
черед.
раз! - поразил меня. Он думает и об отряде в двадцать - двадцать пять
человек, думает и передумывает, куда его послать. Эта горстка - команда
Угрюмова - тоже резерв генерала. Нелегки же дела у него, командира
дивизии! А где же завтра-послезавтра, когда удар немцев станет нарастать,
где он, наш генерал, возьмет новые резервы?
штабным столом, разговор с генералом.
Ложись, вздремни часика три, а я подежурю, проверю посты.
увлекал, уносил падающие белые хлопья. Шоссе, что еще несколько часов
назад пролегало черной, будто подметенной полосой, теперь укрылось пуховым
покровом, слилось с дальними и ближними снегами. Ночную белесую мглу
изредка тревожили голоса пушек. Вот со стороны Матренина дошел глухой
хлопок. Вот и здесь, на пустом пригорке, возник смутный взблеск, тотчас
вдогонку добежала гремящая волна. И опять несколько минут покоя. И снова
бахает один-другой разрыв. Немцы, как и в прошлую ночь, дарят вниманием
Матренино и Горюны, держат наши нервы напряженными, ведут беспокоящий
огонь.
шоссе, - там, у путевой будки, тоже расположилось охранение, - я
повстречал отряд Угрюмова. Свежий белый полог даже и под беззвездным небом
отбрасывал какие-то слабые лучи, не позволял тьме стать непроглядной.
Узнав меня, Угрюмов - ночью он, малорослый, в ватнике, облегавшем
неширокие плечи, опять показался мне подростком - скомандовал:
идти дальше по шоссе в деревню Ядрово. Угрюмов досадливо крякнул.
заночевать.
только разморимся.
ли не мальчика, эти серьезные слова.
выказывая этим дружеские чувства, уважение. Угрюмов лишь пожал мою кисть.
Ощутив это пожатие, я опять подумал: "Силенка в руке есть!"
мерное дыхание спавшего Рахимова. Человек исключительной аккуратности, он
обладал качеством, которое я ни у кого больше не встречал. Если ему
скажешь: "Поспи часика три", он минута в минуту - в данном случае через
три часа - откроет глаза, встанет. Будить его не требуется.
буханием разрывов. "Завтра ваш черед", - сказал Панфилов. Вот этому нашему
близящемуся череду были отданы мысли.
воображал подступающий день. И забылся лишь под утро.
шестнадцатого. Еще лишь брезжило, а огневой вал уже прокатывался по
фронту. Немцы палили по-вчерашнему - раскаты то удалялись вправо, то
возвращались, шли влево и снова направо. Так и ходил, так и качался
впереди в рассветной мути этот маятник-ревун.
фронте, немцы по-прежнему лишь готовят удар, еще не раскрывая, куда, на
какой участок он нацелен. Наша артиллерия, в отличие от минувшего дня,
сразу стала отвечать. Отовсюду гремели наши залпы.
небо. Вдруг ухо различило перемену в режиме немецкого огня. Налево от
центральной-точки переднего края дивизии, от лежащей впереди по шоссе
деревни Ядрово, дробь участилась. А направо стукотня стала умереннее. Уже
не оставалось сомнения: в одном краю бьют одиночные стволы и батареи, в
другом - дивизионы, множество жерл. На левом фланге противник уже не
крохоборничает. Дробь там еще усиливается, учащается. Значит, все
окончательно решено, участок прорыва обозначен, противник уже не прячет
намерение протаранить наш центр и левый фланг - намерение, угаданное
Панфиловым, - уже молотами пушек прокладывает, проламывает себе дорогу.
атаки, рывка немцев - прокралось и сюда, в нашу избу. еще далекую от
рубежа. Ища отвлечения, разрядки, я позвонил в штаб дивизии капитану
Дорфману. Хотелось просто-напросто услышать его голос; перемолвиться
словечком.
мое "здравствуйте".
фронта, замолотили по Матренину, по Горюнам, по вырубке, где окопалась
рота Заева. В эти минуты, несомненно, двинулись вперед немецкие танки и
пехота. Я ждал, не промчатся ли мимо нас по шоссе артиллерийские,
запряжки, меняющие огневую позицию, уходящие от прорвавшихся немцев. Нет,
к нам не вынеслась ни одна пушка. Артиллеристы, как я мог понять, не
отступали.
Панфилова:
улицу. Вы же артиллерист. Взгляните своим оком, что там делается,
понаблюдайте за разрывами. Потом мне доложите.
обиталище, в котором пока что все оконные стекла были целы, и вышел под
открытое небо. У крыльца часовым стоял Гаркуша. Он взял на караул.
калитку, я ступил на шоссе, крытое белым пухом, который близ обочин еще не