подкашивая одного за другим, закрывал лощину, закрывал кратчайший путь
преследования. Он был ранен несколькими пулями, но продолжал стрелять, не
чувствуя в горячке боя, что истекает кровью.
помощник командира взвода, прикрывал отход лейтенанта. Донских смог
немного пробежать к своим, но, вновь настигнутый пулями, свалился. А
Волков бил и бил короткими частыми очередями, не подпуская немцев к
лейтенанту. Бойцы ползком вытащили своего командира, вынесли к лесу. Там
лейтенанту Донских перевязали семь пулевых ран - к счастью, не
смертельных. Сержант Волков - неразговорчивый, злой в службе и в бою,
"правильный человек", как его называли солдаты, - был убит у пулемета.
обстановку под Москвой или хотя бы лишь на волоколамском направлении.
Просматривая впоследствии документы о боевом пути панфиловцев, отобранные
для музея, я прочел некоторые оперативные сводки штаба армии
Рокоссовского, оборонявшей район Волоколамска. Сводка за двадцать второе
октября гласила: "Сегодня к вечеру противник закончил сосредоточение
главной группировки на левом фланге нашей армии и вспомогательной
группировки против центра армии".
соседних с приданной нам артиллерией.
6. ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ ОКТЯБРЯ
немецкий самолет-корректировщик. У него скошенные назад крылья, как у
комара: красноармейцы дали ему прозвище "горбач".
держись дальше, комар! - но в то утро видели "горбача" впервые.
серую кромку, порой с затихшим мотором планируя по нисходящей спирали,
чтобы высмотреть нас с меньшей высоты.
зенитные пулеметы, приданные батальону, были переброшены по приказу
Панфилова на левый фланг дивизии, где противник, нанося удар танками,
одновременно вводил в бой авиацию. Мы в то время не знали, что самолеты
можно сбивать и винтовочным залповым огнем, - эта не очень хитрая тайна,
как и много других, нам открылась потом.
за хмарью, вынырнул - и вдруг все кругом загрохотало.
распались первые, еще глаз видел медленно падавшие рваные куски,
вывороченные из мерзлой земли, а рядом вставали новые взбросы.
сосредоточенный огонь из орудий разных калибров; одновременно бьют
минометы. Вынул часы. Было две минуты десятого.
доложил командиру полка по телефону: в девять ноль-ноль противник начал
интенсивную артиллерийскую обработку переднего края по всему фронту
батальона. В ответ мне сообщили, что такому же обстрелу подвергнут и
батальон справа.
натянуты нервы. Ухо ловит непрестанные удары, которые гулко доносит земля;
тело чувствует, как в блиндаже вздрагивают бревна; сверху, сквозь тяжелый
накат, при близких взрывах сыплются, стуча по полу, по столу, мерзлые
комочки. Но самый напряженный момент - тишина. Все молчат, все ждут новых
ударов. Их нет... значит... Но опять - трах, трах... И снова бухает,
рвется, снова вздрагивают бревна, снова ждешь самого грозного - тишины.
раз прерывали на две-три минуты пальбу и опять и опять гвоздили.
Становилось невмоготу. Скорей бы атака!
недавний артиллерист, не предполагал, что сосредоточенный комбинированный
огонь, направленный против линии полевых укрытий, против нашей позиции,
где не было ни одной бетонированной точки, может длиться столько часов.
Немцы выбрасывали вагоны снарядов - все, что, приостановившись, они
подтянули сюда из глубины, фундаментально кроша землю, рассчитывая
наверняка разметать рубеж, измолотить, измочалить нас, чтобы затем рывком
пехоты легко довершить дело.
передавали: скопления немецкой пехоты обнаружить нигде не удавалось.
телефонисты под обстрелом быстро сращивали провод.
выскользнувшим из блиндажа дежурным связи выбрался и я взглянуть, что
творится на свете.
затрещало дерево, посыпались сучья. Захотелось назад, под землю. Но,
мысленно прикрикнув на себя, я вышел на опушку. Над нами по-прежнему
кружил "горбач". В заснеженном поле, изрытом воронками, затянутом пылью,
кое-где густо-темной, по-прежнему в разных точках взлетала земля - то
низко, в стороны, с красноватой вспышкой, когда с характерным нарастающим
воем падала мина; то черным столбом, порой до высоты леса, - при разрыве
тяжелого снаряда.
дрожь, ухо спокойнее воспринимало удары.
в небе и резкий пронзительный свист, подирающий по коже. Опять хлопок,
опять режущий свист. Так рвется шрапнель. Я припал к дереву, вновь ощущая
противную дрожь.
снарядов - комбинацию взрывов, звуков и зрительных эффектов. Теперь они
посылали шрапнель и бризантные снаряды, рвущиеся в воздухе над самой
землей со страшным треском, с пламенем. Бойцу, скрытому в стрелковой
ячейке, такие снаряды почти не опасны - не опасны для тела, но немцы
стремились подавить дух, бомбардировали психику. В те минуты, прильнув к
дереву, я разгадывал это, я учился у противника.
черные смерчи земли и густую, будто угольную, пыль взрывчатки.
земли. В этот момент, конечно, торжествовал жужжащий над нами немецкий
пилот-корректировщик.
разбивал ложную позицию.
специально натаптывали тропинки, лжеблиндажи протянулись достаточно
заметной линией вдоль реки.
реке, в береговых скатах, и накрыты тремя-четырьмя рядами матерых бревен,
вровень с берегом.
берег, однако для поражения следовало попасть не в тяжелые верхние
накрытия, а в лоб, в сравнительно слабый лобовой накат. Наша оборона была,
как известно, настолько поневоле разрежена, что батальон нес лишь
случайные, единичные потери.
роты, в районе села Новлянское, где пролегла дорога Середа - Волоколамск.
роты Севрюкову:
оттенки тона у солдат; читаешь это, как боевое донесение.
бинокль... Очень интересно, товарищ комбат...
подгонял его вопросами:
вышел, тоже в бинокль смотрит.