Момыш-Улы приступил к повествованию.
дня. Лил дождь, глухо урчали пушки, пахло гарью.
ямки были затянуты лужами; неслись мутные потоки; темная вода вскипала
пузырями под дождем. Непогода, видимо, зарядила надолго. В тех местах, где
довелось нам воевать, такие дожди называют "мокрыми". Странное название:
мокрые дожди. Хорошо, что бойцы моего батальона проведут эту ночку под
крышей, помоются, попарятся в домашних баньках, отдохнут.
по шапке, по ватной стеганке, уже было просохшей, пока я сидел у генерала.
простодушный, смугловатый, сероглазый Синченко родился в одной из русских
деревень Казахстана, провел детство на коне, подобно казахским ребятишкам,
и свободно говорил по-казахски. После выпавших нам испытаний и этот
здоровяк спал с тела; румянец, обычно игравший во всю щеку, удержался лишь
на выступивших скулах. Однако серые глаза глядели на меня из-под намокшей
ушанки задорно и весело.
появились черные штрихи дождя.
штаб батальона, всех командиров рот и политруков.
Говорят, генерал приказал выдать на сегодня двойную порцию.
устроите званый обед.
на меня.
- оттуда, из раскрытой форточки, уже выбегали черные шнуры полевого
телефона, - дежурил часовой. Его залубеневшая намокшая до черноты
плащ-палатка не помешала ловко отдать мне честь - по-ефрейторски, как на
караул. Я узнал курносого малорослого Гаркушу, ездового пулеметной
двуколки.
редко. Бойцы любили его за то, что он никогда не изменял духу
товарищества, не робел ни под обстрелом, ни перед начальством, ему легко
прощали разные уловки, к которым он прибегал, чтобы облегчить свое
солдатское житье-бытье.
так...
плащ-палатки откинут. Мне хорошо видно его плутоватое лицо, по которому
скатываются дождевые струйки.
пороге.
вызванные в штаб Рахимовым командиры и политруки рот, истомленные многими
днями боев и последним ночным маршем, прилегли и, наверное, тотчас уснули.
Первым, видимо, лег командир роты Панюков - во всяком случае, ему
принадлежало лучшее место: он растянулся у стены на голых досках
единственной в комнате кровати. Самый молодой и самый быстрый среди
командиров рот, он успел побриться и сменить гимнастерку.
форточку, воздухе слышен не только блиндажный запах портянок, но и душок
одеколона. Должно быть, поблизости обнаружен военторг и командиры
понаведались туда.
Дордия. Он без гимнастерки, в одной голубой трикотажной майке. Вероятно,
попросил кого-нибудь - не моего ли Синченко? - подшить ему свежий
подворотничок (сам Дордия не имел никаких способностей по этой части) и,
не дождавшись, уснул.
изголовье противогазные сумки. Командир роты Филимонов, обычно
отличавшийся здоровым кирпично-красным цветом угловатого лица, побледнел
во сне. Землисто-бледным казалось и смуглое острое лицо Рахимова. А щеки
Бозжанова пылали. Он, политрук расформированной пулеметной роты, спал,
свернувшись калачиком, и посапывал как младенец. Неторопливый,
основательный инструктор пропаганды Толстунов разулся, прежде чем уснуть,
и повесил, по солдатскому обычаю, сырые портянки на голенища сапог.
Заев. Он сунул под голову кулак, не снял стеганки и развязавшейся ушанки.
Единственный из всех, он не потрудился сбрить темно-рыжую щетину, колючую
даже на взгляд.
полевой телефонный аппарат. Телефонная трубка выпала из руки на пол.
глаза, он увидел меня и удивленно заморгал.
разбежались...
вытянулся, отдал честь и неожиданно гаркнул:
он бы и сам не объяснил.
выглядывала гимнастерка, в покрытых грязью сапогах, в мокрой ушанке. Уши
ее торчали вверх и вместе с завязками свисали в обе стороны. Его лицо с
выпирающими скулами, с провалами у висков и на щеках, с утиным носом никто
не назвал бы пригожим. Иногда мне думалось, что в свои тридцать лет Заев
еще не вполне сформировался, что какие-то гаечки в нем, как говорится, не
подтянуты. И все же он был мне мил: долговязый, нескладный, стремительный
во всем - в походке, в решениях, даже в чудачествах. Он казался мне
похожим на знаменитого некогда Пата. Помните ли вы этого всегда серьезного
киноактера-комика, длинного как жердь, неизменно совершавшего что-либо
невпопад, игравшего в паре с толстяком-коротышкой Паташоном? Не раз после
какой-нибудь выходки Заева я думал: "Пат! Форменный Пат!"
приказал:
пистолета. Потом вынул из кармана длинный складной нож - Заев почему-то
называл его "боцманским", - раскрыл, отщепил лучину от валявшегося на полу
полена и принялся соскребать грязь с сапог.
разбросанные по полу шинели. Лишь Толстунов не спешил. Умело навертывая
портянки, он наблюдал за происходившим.
зачем собрал командиров?
инструктора горного спорта, казалась как бы вольной, свободной. Он