или, вернее, проговорил нараспев, речитативом:
нашего детства, из первых годов революции.
где доспевал плов. Толстунов выбрался из-за стола и, проговорил: "Извини,
комбат. Я пошел. А то влетит от комиссара", покинул комнату.
телефонист тронул меня за плечо:
батальон по тревоге и немедленно выступать в район штаба дивизии. Потом
двинетесь дальше.
случайно дважды повторил "немедленно". Вот и конец нашему обеду, нашей
дневке.
тревожную минуту.
штаб дивизии. Без меня колонну поведет лейтенант Рахимов. Расходитесь по
ротам! Поднимайте, выстраивайте людей.
пловом. Присутствующие постарались не заметить этого. Заев крикнул:
огурец, зашагал к двери. На ходу он нахлобучил ушанку. Незавязанные уши
опять торчали вверх, тесемки по-прежнему свисали в обе стороны.
2. В ШТАБЕ ДИВИЗИИ
помещался штаб дивизии. Я осадил Лысанку. От ее сырой шерсти поднимался
пар. По лужам, по месиву незамощенных переулков она в несколько минут
домчала меня сюда, на асфальт Волоколамского шоссе, просекающего город.
мрачным. Сквозь не зашторенное еще окно был виден свет - в штабе горело
электричество. Невдалеке, по той же улице, находился домик, где жил
генерал Панфилов. Меж раскрытых ставен тускло поблескивали стекла -
Панфилов, вероятно, ушел в штаб.
батальон, отрезанный от дивизии, несколько суток не подававший о себе
вестей, залповым огнем проложил дорогу сквозь немецкое расположение,
пришел в Волоколамск. Генерал увидел из окна нашу батальонную колонну и
тут же послал адъютанта, вызвал меня к себе. Докладывая, я делал пометки
на карте генерала. Она, эта карта, запечатлела историю боев дивизии.
Противник рвался к Волоколамску. Темно-синие стрелы, обозначающие напор,
наступление немцев, уже почти коснулись сооружений и путей станции
Волоколамск.
колонну.
проясняется.
они уже встречаются не раз. И платят за них дорого, теряют кровь,
наступательную силу. И, наверное, не знают, что ваш сюрприз был лишь
случайностью...
сейчас нам тяжеленько. Ваш батальон заменит его, станет моим резервом.
Будем надеяться, что смогу дать вам сутки на отдых. Вы меня поняли?
два с половиной часа, как я покинул домик генерала, и вот я вновь вызван к
нему. Что же стряслось?
сапогами грязь. В этой нервной поспешности, какой я никогда раньше не
встречал в штабе Панфилова, чувствовалась напряженность момента.
полсотни шагов. Я спрыгнул, бросил ему повод и, принуждая себя быть
неторопливым, погладил теплый храп Лысанки, успокаивая не то ее, не то
себя. Довольная, она повела на меня влажным большим глазом.
согласно...
шинелях, в снаряжении, готовые тотчас отправиться по поручениям. Я знал
почти всех еще с Алма-Аты, с дней формирования дивизии.
разговаривали. Топилась печь. Напротив раскрытой печной дверцы, вытянув
ноги к огню, сидел долговязый полковник Арсеньев, начальник артиллерии
дивизии. На днях мне довелось видеть в бинокль, как он шел с отходящими
орудиями. Над людьми, над пушками и порой между ними пролетали сотни
трассирующих пуль, а он, старый полковник, потомственный военный,
приостановился, посмотрел назад, достал и раскрыл портсигар взял папиросу,
зажег спичку, закурил, проделал все это с нарочитым спокойствием,
остановил одну пушку, приказал огрызнуться.
вытянув ноги, подставив жару и руки - красноватые, с длинными, чуть
узловатыми в суставах пальцами. Близ него, у телефона артиллерийской
связи, расположились штабники-артиллеристы.
всегда бодрый и приветливый, он и теперь улыбнулся мне глазами. Перед ним
лежала карта, испещренная красными и темно-синими значками.
квадратной роще? Уцепились пулеметчики? По-видимому? Так посылайте же
разведку, связь... Путевую будку удержали?
Жест означал: "Проходите". Я все-таки помедлил, не решаясь войти к
генералу без доклада.
начальник политодела дивизии полковой комиссар Голушко - в шапке, в
шинели, стянутой ремнем. Обычно жизнерадостный, шумливый, в эту минуту он
не встретил меня шуткой.
предназначалась для моего уха:
которые я случайно услышал, относились к нему.
Володихин Дмитрий
Беляев Александр
Распопов Дмитрий
Березин Федор
Володихин Дмитрий
Свержин Владимир