пушками - остались в стороне.
размытой дождями земле Подмосковья? Сын далеких-далеких степей, сын
Казахстана, азиат - ради чего я дерусь здесь за Москву защищаю эту землю,
где никогда не ступала нога моего отца, моего деда и прадеда? Дерусь со
страстью, какой ранее не знавал, какую ни одна возлюбленная не могла бы во
мне возбудить. Откуда она, эта страсть?
подметкой, чем в чужом роду султаном". Советская страна для меня свой род,
своя Родина.
историей, теперь гордо ношу звание офицера Красной Армии, командую
батальоном советских солдат - русских, украинцев, казахов.
же равные мне люди. Я для них не барин, не человек господствующего класса.
Наши дети бегают вместе в школу, наши отцы живут бок о бок, делят лишения
и горе тяжелой годины.
моего отца, моего деда и прадеда!
часы бездействия.
попросту голосом, а не по телефону докричаться до пушек.
лейтенант? Обушков, ты? Немцы идут вниз ложком. Да, да, этот самый лог...
Грязно-зеленые шинели почти сливаются с цветом пожухлой осенней травы.
Идут по солнышку, словно на прогулку. Впереди молодой офицер в одном
кителе. Он шагает без фуражки, держит ее в руке, подставляя солнцу
светловолосую голову. Минуя куст шиповника, он приостанавливается,
отламывает веточку, вставляет ее себе в петлицу. Еще бы! Нынче у немцев
день удачи: ворвались в Волоколамск...
легко идти под горку; автоматы и винтовки закинуты за плечи; нами они
пренебрегают, знают: мы их не достанем пулей.
нам в тыл... А наши пушки все еще молчат.
логу, обочь шагающих немцев, встают два земляных взброса.
восемь наших пушек. Немцы бросаются в стороны, разбегаются, ложатся...
Вижу: офицер оборачивается к своим солдатам, что-то выкрикивает и,
призывно махая фуражкой, бежит вперед по травянистому склону. За ним,
выскальзывая из-под обстрела, устремляются солдаты.
предоставлен выбор: он наносит удар там, где считает выгодным, выбирает
направление. Но и у нас, обороняющихся, есть свои преимущества. Противник
не знает местности, не знает глубины, лежащей за моим передним краем,
руководствуется только картой. А мне известны и подступы, и своя позиция,
и рельеф за ней. Обороняясь малыми силами против больших; я беру себе в
союзники рельеф, заставляю и землю воевать.
немцев. Они сворачивают в извилину, едва заметную отсюда, скрываются из
виду, скрываются от нашего огня.
Ефим Ефимыч!
вдалеке.
странно, кажется, что все вокруг замерло, затихло. В этой кажущейся тишине
я жду не дождусь выстрелов внизу, в лещине, куда бегом повернули немцы.
Неужели они застигнут Филимонова врасплох? Неужели сомнут роту?
Наверное, и там немцы обтекают нас.
Это треск винтовочного залпа, единого выстрела из сотни винтовок, - треск,
которого я жаждал, который мое ухо не спутает ни с каким иным.
настигаемых пулями немцев. Вот вам Волоколамск, вот вам день удачи!
враздробь.
останется в живых! Пусть заплатят нам за Волоколамск!"
нашими немецкие грузовики. Шмыгают и едва различимые, защитной окраски,
легковые машины.
бой. Там рявкают орудия гитлеровских танков, пощелкивают наши
противотанковые пушки, стучат, будто колотушкой, крупнокалиберные
пулеметы.
краю города, не уступает шоссе, выигрывает минуты, часы, чтобы
искромсанная, рассеченная дивизия успела перестроиться, сомкнуться,
создать новый фронт за Волоколамском.
наращивать свой напор на горстку наших войск, что закрыли горловину шоссе
на выходе из города, отнимать у немцев время, помогать, помогать замыслу
Панфилова.
Лысанка уже упирается, вертит головой, пытается повернуть в сторону.
Тверже держу повод, успокаиваю лошадку. Мне известна ее слабость: Лысанка
быстра, неутомима, послушна, уже привычна к выстрелам, но она не выносит
запаха крови. Почуяв его, она всякий раз, вот как и в эту минуту,
волнуется, рвется ускакать.
кустарник сплошь порублен пулями. Всюду простерты настигнутые смертью на
бегу тела людей в зеленоватых шинелях. Там и сям видны извилистые алые
дорожки крови, сбегающей в ручей.
крови.
стоит сзади, а Лысанка беспокоится, рвет повод. Медленно еду среди трупов.
Лицом к небу лежит светловолосый юный немец. Офицерская фуражка с вышитым
серебряной канителью гербом откатилась под уклон. Веточка шиповника с
несколькими красными бусинками-ягодами еще держится в петлице. На высоком
смертно побелевшем лбу виднеется пятнышко - входное отверстие пули.
землю, чтобы нас поработить, мы отплатим пулей, истреблением! Привыкай,
привыкай к запаху крови, моя добрая лошадка!
Лысанки, я начинаю понимать: нам помогла случайность. Она превратила эту
топкую лощину в огневую ловушку для врагов.
огнем наших пушек, вывела их сюда под кинжальный огонь, под винтовочные
залпы роты Филимонова.
фронтом роты. Пусть люди стреляют, чтобы не думать о желудке".
поднесли немцам сюрприз.
домике, в своей временной обители на краю Волоколамска. "С такими
сюрпризами противник уже встречается не раз, - сказал наш генерал. - И
платит за них кровью". Да, отборная гитлеровская армия, подступившая к
Москве, теряет и теряет силы.
сквозь оцепеневшую немецкую автоколонну. А разве один наш батальон дерется
под Москвой? Разве одна эта лощина напитана кровью врага?