от занесенного снегом и оглушенного буханьем и перекатами мертвенного
поселка Святошино, в громадных лесах. Всю ночь в шести вагонах не гасло
электричество, всю ночь звенел телефон на разъезде и пищали полевые
телефоны в измызганном салоне полковника Торопца. Когда же снежный день
совсем осветил местность, пушки прогремели впереди по линии железной
дороги, ведущей из Святошина на Пост-Волынский, и птички запели в желтых
ящиках, и худой, нервный Торопец сказал своему адъютанту Худяковскому:
потяг передадут на Святошино.
стал близ скрещенья железнодорожной линии с огромным шоссе, стрелой
вонзающимся в Город. И тут, в салоне, полковник Торопец стал выполнять
свой план, разработанный им в две бессонных ночи в этом самом клоповом
салоне N_4173.
городского леса и пахотных земель, на западе от взятого Святошина, на
юго-западе от злосчастного Поста-Волынского, на юге за рощами, кладбищами,
выгонами и стрельбищем, опоясанными железной дорогой, повсюду по тропам и
путям и безудержно просто по снежным равнинам чернела и ползла и
позвякивала конница, скрипели тягостные пушки и шла и увязала в снегу
истомившаяся за месяц облоги пехота петлюриной армии.
петушки, и телефонисты Франько и Гарась, не спавшие целую ночь, начинали
дуреть.
полковник Торопец. Недаром послал он две батареи под Городской лес,
недаром грохотал в морозном воздухе и разбил трамвайную линию на лохматую
Пуще-Водицу. Недаром надвинул потом пулеметы со стороны пахотных земель,
приближая их к левому флангу. Хотел Торопец ввести в заблуждение
защитников Города, что он, Торопец, будет брать Город с его, Торопца,
левого фланга (с севера), с предместья Куреневки, с тем, чтобы оттянуть
туда городскую армию, а самому ударить в Город в лоб, прямо от Святошина
по Брест-Литовскому шоссе, и, кроме того, с крайнего правого фланга, с
юга, со стороны села Демиевки.
дорогам с левого фланга на правый, и шел под свист и гармонику со
старшинами в голове черношлычный полк Козыря-Лешко.
полотно по бревенчатому мосту, увидали Город. Он был еще теплый со сна, и
над ним курился не то туман, не то дым. Приподнявшись на стременах,
смотрел в цейсовские стекла Козырь туда, где громоздились кровли
многоэтажных домов и купола собора старой Софии.
и стрекотали пулеметы. Там петлюрина пехота цепочками перебегала к
Посту-Волынскому, и цепочками же отваливала от Поста, в достаточной мере
ошеломленная густым огнем, жиденькая и разношерстная белогвардейская
пехота...
выпустить все русские части с оружием на Дон к Деникину...
причине, что штаба этого более не существовало. Еще в ночь под
четырнадцатое число штаб Щеткина отъехал назад, на вокзал Города I, и эту
ночь провел в гостинице "Роза Стамбула", у самого телеграфа. Там ночью у
Щеткина изредка пела телефонная птица, но к утру она затихла. А утром двое
адъютантов полковника Щеткина бесследно исчезли. Через час после этого и
сам Щеткин, порывшись зачем-то в ящиках с бумагами и что-то порвав в
клочья, вышел из заплеванной "Розы", но уже не в серой шинели с погонами,
а в штатском мохнатом пальто и в шляпе пирожком. Откуда они взялись -
никому не известно.
Липки, прибыл в тесную, хорошо обставленную квартиру с мебелью, позвонил,
поцеловался с полной золотистой блондинкой и ушел с нею в затаенную
спальню. Прошептав прямо в округлившиеся от ужаса глаза блондинки слова:
и там уснул после чашки черного кофе, изготовленного руками золотистой
блондинки.
может быть, осенило бы их вдохновение, и, вместо того чтобы вертеться под
шрапнельным небом у Поста-Волынского, отправились бы они в уютную квартиру
в Липках, извлекли бы оттуда сонного полковника Щеткина и, выведя,
повесили бы его на фонаре, как раз напротив квартирки с золотистою особой.
знали и не понимали.
поймут. В самом деле: в Городе железные, хотя, правда, уже немножко
подточенные немцы, в Городе усостриженный тонкий Лиса Патрикеевна гетман
(о ранении в шею таинственного майора фон Шратта знали утром очень
немногие), в Городе его сиятельство князь Белоруков, в Городе генерал
Картузов, формирующий дружины для защиты матери городов русских, в Городе
как-никак и звенят и поют телефоны штабов (никто еще не знал, что они с
утра уже начали разбегаться), в Городе густопогонно. В Городе ярость при
слове "Петлюра", и еще в сегодняшнем же номере газеты "Вести" смеются над
ним блудливые петербургские журналисты, в Городе ходят кадеты, а там, у
Караваевских дач, уже свищет соловьем разноцветная шлычная конница и
заходят с левого фланга на правый облегченною рысью лихие гайдамаки. Если
они свищут в пяти верстах, то спрашивается, на что надеется гетман? Ведь
по его душу свищут! Ох, свищут... Может быть, немцы за него заступятся? Но
тогда почему же тумбы-немцы равнодушно улыбаются в свои стриженые немцевы
усы на станции Фастов, когда мимо них эшелон за эшелоном к Городу проходят
петлюрины части? Может быть, с Петлюрой соглашение, чтобы мирно впустить
его в Город? Но тогда какого черта белые офицерские пушки стреляют в
Петлюру?
декабря.
Город еще в полдень жил, несмотря на грохот, жизнью, похожей на обычную.
Магазины были открыты и торговали. По тротуарам бегала масса прохожих,
хлопали двери, и ходил, позвякивая, трамвай.
холмы отразили дробный грохот, и он полетел в центр Города. Позвольте, это
уже совсем близко!.. В чем дело? Прохожие останавливались и начали нюхать
воздух. И кой-где на тротуарах сразу поредело.
думы полковника Торопца, решил несколько ускорить события. Померзли
болботуновы всадники за кладбищем на самом юге, где рукой уже было подать