кольта в кармане. Старший мальчик отозвался сердито:
весь Город, а они дурака валяли. Пришел Петлюра, а у него миллион войска.
Часы... тонк-танк...
плачет, положив локти на стол. Конечно, об Алексее Васильевиче... В
спальне у Елены в печке пылают дрова. Сквозь заслонку выпрыгивают пятна и
жарко пляшут на полу. Елена сидит, наплакавшись об Алексее, на
табуреточке, подперев щеку кулаком, а Николка у ее ног на полу в красном
огненном пятне, расставив ноги ножницами.
иной, как великий князь Михаил Александрович. В общем, отчаяние здесь в
полутьме и огненном блеске. Что ж плакать об Алексее? Плакать - это,
конечно, не поможет. Убили его, несомненно. Все ясно. В плен они не берут.
Раз не пришел, значит, попался вместе с дивизионом, и его убили. Ужас в
том, что у Петлюры, как говорят, восемьсот тысяч войска, отборного и
лучшего. Нас обманули, послали на смерть...
игольчатом синем и сумеречном воздухе... Туманно... туманно...
их, значит, у него нет справедливости. Возможно ли, чтобы они за это не
ответили? Они ответят. Будут они мучиться так же, как и мы, будут.
играл багровый цвет, а пустые глаза были окрашены в черную ненависть.
Николка, растопырив ноги, впал от таких выкриков в отчаяние и печаль.
врач... Если даже и схватили, может быть, не убьют, а заберут в плен.
Елена звонко и ненавистно грозила огню пальцами.
не может быть, и миллиона тоже... Впрочем, туман. Вот оно, налетело
страшное времечко. И Тальберг-то, оказывается, умный, вовремя уехал. Огонь
на полу танцует. Ведь вот же были мирные времена и прекрасные страны.
Например, Париж и Людовик с образками на шляпе, и Клопен Трульефу полз и
грелся в таком же огне. И даже ему, нищему, было хорошо. Ну, нигде,
никогда не было такого гнусного гада, как этот рыжий дворник Нерон. Все,
конечно, нас ненавидят, но ведь он шакал форменный! Сзади за руку".
союзники подошли на помощь? Кто? Ведь не могут же они стрелять по Городу,
если они его уже взяли.
выходить. Не сходи с ума.
бы и послушал. Ведь виден весь Подол.
не сделаю.
эти странные, неожиданные пушки стреляли в девять часов вечера. Стреляли
они только четверть часа.
снежные высоты. Оттуда можно было бы увидеть не только Подол, но и часть
верхнего Города, семинарию, сотни рядов огней в высоких домах, холмы и на
них домишки, где лампадками мерцают окна. Но честного слова не должен
нарушать ни один человек, потому что нельзя будет жить на свете. Так
полагал Николка. При каждом грозном и отдаленном грохоте он молился таким
образом: "Господи, дай..."
калитки, он заглянул в окно к Щегловым. Во флигельке, в окошке,
завернулась беленькая шторка и видно было: Марья Петровна мыла Петьку.
Петька голый сидел в корыте и беззвучно плакал, потому что мыло залезло
ему в глаза, Марья Петровна выжимала на Петьку губку. На веревке висело
белье, а над бельем ходила и кланялась большая тень Марьи Петровны.
Николке показалось, что у Щегловых очень уютно и тепло, а ему в
расстегнутой шинели холодно.
сторожке, брошенной сторожем и заваленной наглухо белым снегом, сидел
штабс-капитан. На столике лежала краюха хлеба, стоял ящик полевого
телефона и малюсенькая трехлинейная лампочка с закопченным пузатым
стеклом. В печке догорал огонек. Капитан был маленький, с длинным острым
носом, в шинели с большим воротником. Левой рукой он щипал и ломал краюху,
а правой жал кнопки телефона. Но телефон словно умер и ничего ему не
отвечал.
густой метели. Были сугробы снега.
вечера он посопел носом и сказал почему-то вслух:
ответ ему, запел телефон.
квакал по нити, - ураганный... - Голос перерезало. - У меня такое
впечатление... - И на этом голос опять перерезало.
трубку. Прошла долгая пауза.
что говорит он в полную пустоту, но не говорить не мог. - Вся моя прислуга
и трое прапорщиков разбежались. На батарее я один. Передайте это на Пост.
мрачных и страшных пушки уже заносило снегом, и на дулах и у замков начало
наметать гребешки. Крутило и вертело, и капитан тыкался в холодном визге
метели, как слепой. Так в слепоте он долго возился, пока не снял на ощупь,
в снежной тьме первый замок. Хотел бросить его в колодец за сторожкой, но
раздумал и вернулся в сторожку. Выходил еще три раза и все четыре замка с
орудий снял и спрятал в люк под полом, где лежала картошка. Затем ушел в
тьму, предварительно задув лампу. Часа два он шел, утопая в снегу,
совершенно невидимый и темный, и дошел до шоссе, ведущего в Город. На
шоссе тускло горели редкие фонари. Под первым из этих фонарей его убили
конные с хвостами на головах шашками, сняли с него сапоги и часы.
запад, в землянке.
что неприятель прошел между вами и нами на Город.
Четвертый офицер и двое юнкеров были возле орудий у фонаря, который метель
старалась погасить. Через пять минут пушки стали прыгать и страшно бить в
темноту. Мощным грохотом они наполнили всю местность верст на пятнадцать
кругом, донесли до дома N_13 по Алексеевскому спуску... Господи, дай...
перебила всех юнкеров, четырех офицеров. Командир, оставшийся в землянке у
телефона, выстрелил себе в рот.
Шилова Юлия
Елманов Валерий
Мацумото Сэйте
Посняков Андрей
Орлов Алекс
Майер Стефани