бытовала байка о том, что задолго до киммерийцев на берегах Рифея жил
злобный народ, питавшийся преимущественно лосятиной (то-то лосей в Киммерии
нет почти!), и, жуть высвистать, бобрятиной. И меха этот народ носил бобрьи.
Ну, приполз Великий Змей, мерзавцев этих съел, конечно, но родственниками
нынешние потомки местных и смешанных людей тем людям все-таки приходились.
Так что межрасовый мордобой по мере интенсивности оного судили любимой
трехсотой статьей Минойского кодекса, очень точно он соответствовал
формулировке "А ежели еще кто какое преступление учинит..."
первых восемь бобров испинал он руками и ногами, а потом сбегал в
мастерскую, ухватил мастихин и для драгоценных шкур стал чрезвычайно опасен.
Не поделил Басилей с бобрами осенний воздух. Так ему славно работалось - а
тут прямо под окном, в реке, грянули какой-то свой непонятный марш
Мак-Грегоры - в честь возвращения с летних вакаций на Мебиях трех старейших
сестер их знатного рода, эдаких матриархов, их дряхлого дяди и еще кого-то
или чего-то: словом, нашли время праздновать, когда Басилей как раз лапку
восьминогой мухе на рамке портрета государыни Анны Иоанновны с ружьем
наперевес аккуратно выписывал. Однако Басилею показалось мало. Зло
пробормотав, что он из этих рыжих шкур сейчас кистей для живописания
понаделает, ухватил дробовик, с которого картину с мухой и портретом Анны
Иоанновны (царицы не из законных) писал, да и всадил полный заряд в барабаны
бобрьи. На выстрелы в черте города, конечно, приехала стража, но тут
засуетились бобры: никаких барабанов, а паче того - превышения нормы
городских децибел, пардон, не было, стрелял же господин Коварди - ежели,
конечно, вообще стрелял, они не слыхали - в чистое небо, палил, так сказать,
в белый свет.
стреляния. Ружье имел он охотничье, старинное, разрешение при нем было
подписано и в прошлом веке, и в нынешнем последовательно семью архонтами,
стрелять в черте города он, конечно, не имел права, но поскольку
пострадавшего имущества не имелось (не говоря о чем более серьезном), то
оштрафовали господина Коварди на серебряный мебий, он же пол-империала или
семь с половиной имперских рублей, да и оставили в покое. Но тот бобер на
свет еще не родился, который подобный афронт человеку простит. Учитывая, что
дом Коварди стоял стена к стене с домом злейшего бобриного врага, Астерия,
бобры всего лишь затаили семь битых морд (восьмая была не в счет и вообще
людям продалась) и стали ждать.
длилось от поездки к сыну до другой поездки, увлеклась плетением кружев.
Нина (она же Нинель) полдня теперь ходила по лавкам на Елисеевом поле,
покупала наиболее причудливые образцы для Тони - лишь бы та не скучала, а
остальное время проводила в своей комнатушке, глядя в одну точку. Пол
Гендер, чья жизнь после низвержения папеньки заодно с архонтом, повернулась,
будто колесо Фортуны, никуда с Саксонской не съехал, лишь нанял прислугу для
присмотра за рабами, а из своих сексопатологических гонораров щедрой рукой
вносил золотые империалы в домашний бюджет. Рабы отбывали срок. Коза
Охромеишна больше не давала молока, но - как заслуженный член семьи - жила в
глубине двора на покое, откуда иногда блеяла что-то важное, козье, и многие
говорили, что не к добру она блеет, а к чему-то другому, а к чему - иди
знай. Был даже слух, что есть Охромеишна новый, нераспознанный козий
Нострадамус, и еще узнают потомки, что не менее чем две дюжины ее
предсказаний в следующем тысячелетии сбудутся. Гликерия смотрела житие Св.
Варвары. Доня стряпала на весь дом. Старцы занимались тем же, чем прежде,
более всего раскладывали пасьянсы, и даже как-то не дряхлели.
разрешения хозяина было "льготным". За годы рабства на домашних харчах и
хорошем отношении новоприобретенной семьи вымахал бывший битый мальчонка в
натурального киммерийского богатыря под сажень ростом да больше косой сажени
в плечах, даром что брить на морде еще мало чего имелось. Возраст Варфоломея
по русским меркам считался бы совершеннолетним, но в Киммерии раньше двух
декад таких слов и не произносят. Киммерия все-таки северная страна, хотя и
населяют ее выходцы с неизвестно какого юга, - но, говорят, в далекие
кочевые времена как раз на юге север-то и был. Дело мудреное, одной
Охромеишне по уму, если правду говорят про нее, про козу. Но что мужики, что
бабы - все в Киммерии созревают не особенно рано. Зато и остаются при
достоинствах своих... ну, так скажем, до поздней осени. Вроде апельсинов.
Впрочем, ежели кто в полторы декады жениться надумал - вперед. Женись. Но
будет над тобою еще шесть лет опекун. Ничего страшного. Многие так и ведут
себя, всегда так было, если родители не против, а они не против никогда,
свою молодость помнят; с сексуальной активностью молодежи в Киммерионе
никогда существенных проблем не имелось. Куда большая проблема бывает,
например, если сын не хочет у отца ремеслу учиться, хочет учиться другому
ремеслу, - чтобы сразу убрать лишние вопросы, заметим, что такие случаи,
когда сынок вовсе никакому ремеслу учиться не хочет, в Киммерии неизвестны.
семья в оружейной гильдии занималась редкостным делом: отливала на всю Русь
серебряные пули. Вдруг - трах-барабах! Запретил государь высочайшим указом
серебряные пули. С незапамятных времен известно было, что ежели кого
серебряная пуля застрелила, тот, стало быть, оборотень, иначе волкодлаком
именуемый, хоронить его надобно на особом перекрестке, где тринадцать дорог
скрещиваются в одну. Старик Звездовишников с горя запил, хотя никаких пуль
по старости давно не лил, находился у гильдии оружейников на заслуженном
пенсионном покое, но старик запил из принципа, из него же и умер, а с ним
приказала долго жить и его профессия. Ремесла он своего никому не передал,
сыновей не имел, а единственная дочь давно была замужем за мастером тоже
очень редкостным, чью профессию, в отличие от звездовишниковской, никто не
запрещал, хотя и расширять производство по идейным соображениям Савватию
Махнудову не позволяли. Был он первейшим мастером наручных дел, проще говоря
- всю свою жизнь делал превосходнейшие кандалы и наручники. Отнюдь не только
человечьи: на Миусах, ежели какой рак на выпасе буен и неспокойствен, на
клешни ему кандалы врeменные положены, а раки те в Киммерии под особым
призором, вместо военной службы молодежь за ними присматривать должна - и
присматривает, в армию желающих рваться нет что-то. Сыновьями Господь
Савватия и Неонилу благословил обильно, целыми пятью, на десерт же, уже
готовясь к прекращению производства юных Махнудовых, родила Неонила (уже
трижды бабушка с помощью старших сыновей) еще и дочку Христинью. На эту
самую позднюю Христинью и упал на рынке острова Петров Дом жадный, отчасти
мальчишечий, отчасти весьма взрослый взор богатыря Варфоломея.
тому назад - еще снег лежал, а Рифей у берегов был покрыт грязным зимним
льдом. Богатыря знал весь город, известно было, что Веденея, гипофета, Бог
благословляет все дочками да дочками, а в гипофетах всегда служит непременно
мужчина - так что когда-нибудь, глядишь, этот парень станет киммерийским
гипофетом в законе, - однако пока что был он отнюдь не гипофетом, а выданным
в домашнее услужение рабом, впрочем, большую часть срока отбухавшим, так что
ошейник с него уже снят, - а был ли на нем вообще когда-нибудь ошейник?
Никто не помнил, дело темное, в рабство попал он еще при архонте Иакове
Закаканце, так что дело это было прошлое, а в прошлом копаться - дело
Академии Киммерийских Наук, а не трудового народа.
на друга, да только юношеские гормоны Варфоломея не давали ему покоя еще и в
отношении детской его болезни, клептомании, от которой его не лечили по
указанию Нинели, - обещала пророчица что все и так пройдет к определенному
моменту. Ничего ценного Варфоломей не крал. Бывало, утащит восьмипудовую
плиту со строительства новой ограды конного завода на Волотовом Пыжике, ну,
сам же назад под общий хохот и тащит. Варфоломей краснел, но и только.
вырывалось из рук, Варфоломей пересолил. Он явился на Саксонскую, неся над
головой лошадь. Та вела себя на удивление смирно и лишь поводила головой,
удивляясь, видимо, что вот те на, не на ней едут, а она сама на ком-то едет.
Случившийся у ворот, ведших во внутренний двор дома, почетный
квартиросъемщик Пол Гендер тоже сперва покрутил головой, потом вдруг обошел
Варфоломея, остановился у крыльца, присел и закурил трубку (к ней он приучил
себя сразу после восстановления в гражданских правах).
прекрасно - украсть... это. Варя, ты зачем его украл?
вовсе?
подачей к столу.
это, Варя, мерин, на котором воду возят! Так тебе жеребец и дался бы. И
кобыла тоже. Ну, а поскольку в хозяйстве у нас Охромеишна уже есть, то тащи,
Варя, мерина назад, на Волотов Пыжик. Покуда вся набережная со смеху не
подохла.
был возвращен хозяевам.
до утра следующего дня. А ранним, даже слишком ранним утром всю набережную
разбудил дикий вопль Астерия: знаменитая палеолитная статуя "Дедушка Аполлон
с веслом" стояла прямо возле его причала в конце улицы Четыре Ступеньки, и
веслом своим указывал Дедушка Аполлон непосредственно на Землю Святого
Витта.
подземельях Дома Астерия, а сколько он там пробыл во тьме и неизвестности,
Змей Великий и тот едва ли знает - мирно стоял за шестью дюжинами намотанных