шишки.
желтое пятно. Все накрылись одеялами с головой, после этого назойливое
пение комаров прекратилось - по крайней мере, так казалось. Гребнин
призраком ходил в дыму - он был единственным человеком из взвода, кто с
завидной стойкостью переносил дым, - и для общего поднятия духа
декламировал популярные в лагере стихи:
и ехидным голосом завершил декламацию:
гугукнула, точно ветер подул в узкую щель.
Невозможно дышать.
Чернецов. Помкомвзвода Грачевский подал команду:
у вас тут за канонада была? Шли, и возле штабной палатки было слышно.
Гребнин. - По причине дыма некоторые чихают так, аж у Куманькова в
хозяйственной палатке ведро со стула падает.
глаза его словно излучили из себя искорки детского веселья; но,
засмеявшись так непосредственно, так охотно, он вроде бы смутился и,
заалев скулами, взглянул на капитана. Мельниченко присел к столу, снял
фуражку; волосы его слегка выгорели - целые дни курсанты и офицеры были на
солнце.
грохоту наделать. Ну что ж, у первого взвода сегодня неплохие показатели.
В среднем у каждого из десяти снарядов шесть в зоне поражения. Я вами
доволен, Полукаров, вами, Луц, вами, Дроздов. У вас, Дроздов, прямое
попадание после четвертого выстрела. Хочу на завтра предупредить,
товарищи, не торопитесь с первым снарядом. От него зависит вся пристрелка.
Сегодня Луц поторопился, первый разрыв ушел от линии цели едва не на ноль
пятьдесят, пришлось затратить два лишних снаряда... А вилка у вас была
отличной.
его смешливо заиграли. - Я, признаться, боялся за Луца. Невероятно
нервничал и шевелил губами...
белый свет как в копейку.
спросил Гребнин весьма деликатно. - Товарищ Луц, каждый курсант носит с
собой генеральский жезл. Надо помнить.
носить с собой лишние предметы.
Чернецов.
еще не приходил во взвод?
посмотрел на часы. - После отбоя я отнял у вас три минуты. Спать!
минуту.
доносились оклики часовых: "Стой, кто идет?"
Полукаров. - В нем, знаете ли, что-то есть. Похвалил Мишу - и в то же
время выстегал. А Чернецов наш - прелесть! Как ты думаешь, Дроздов?
заливал половину палатки, бледно озарял лицо Дроздова, его задумчиво
блестевшие глаза. Спать ему не хотелось. Он слушал звуки леса, древний
скрип коростеля, глухие всплески реки, треск сверчков за палаткой и думал
о теплых огнях в далеких окнах, которые уже не светили ему так маняще, как
прежде. Та встреча на вокзале и воспоминания о Вере постепенно притупились
в нем, и оставались только сожаление и горечь.
столом и что-то писал при мерцании "летучей мыши".
взвод?
Алексей. - Оставим все на завтра.
палатки, указал топчан, аккуратно застланный одеялом, и все же спросил: -
Вопросы тоже оставить до завтра?
- Отдыхай.
оконце, наверно, так же, как и тысячи лет назад; и, глядя на жидкие лунные
блики, Алексей думал, что все четыре года войны он жил одной надеждой
увидеть мать, жид надеждой успокоить ее: "Мама, ты видишь, я жив, здоров,
все хорошо, мы снова вместе". А разве он не любил ее?.. Он так научился и
доброте, и ненависти за эти четыре года. Он никогда не знал, что вдали от
дома можно так любить мать, ее морщинки усталости возле губ, ее тихую
улыбку.
нижнее белье; рядом стоял Луц и начальственно шикал на него:
Дроздов и, увидев, что Алексей очнулся от дремоты, воскликнул шепотом: -
Здорово, старина! Почему не разбудил? А я тут встал воды напиться, а Миша
мне... Где ты пропадал?
погибла. Я представить не могу...
13
подписало приказ о назначении вас старшиной дивизиона. Я поздравляю вас.
старшиной дивизиона? Почему?
старшины дивизиона, и Алексей уже слушал его с чувством неприязни. Ему
неприятен был сейчас командир дивизиона с его резкой манерой говорить, с
его нахмуренными бровями, командными интонациями в голосе; особенно
неприятно было, что Градусов хотел его назначения на должность старшины
дивизиона, это было совершенно непонятно ему: они разговаривали всего один
раз и то на экзамене. "За что он снимает Бориса?"
образцовый порядок в дивизионе. Прежний старшина не смог справиться со
своими обязанностями как положено: распустил людей, мало этого - сам
нарушал устав, не оправдал возложенной ответственности! Так вот,
старшина...
Алексей, пытаясь показать этим, что его совсем не радует новое нежданное
повышение. - Я на фронте получил это звание.