будто ждали, что их вот-вот куда-то повезут. Никто не купался, не загорал.
Эти люди явно не чувствовали себя здесь курортниками. Каким-то родственным
наитием Юзик еще издали узнал папу, одетого в полубрезентовый дождевичок, и
такая же брезентовая, мятая шляпа прикрывала его голову. Шитые тоже из
брезента башмаки стояли возле прогоревшего костерка, над которым висела на
проволоке консервная банка.
ногами, кто-то теребил, потом резко задергал шнурок закидушки. Папа сделал
подсечку и, споро перебирая руками, вытащил на песок суматошно бившуюся на
крючке крупную белую рыбину.
крючка, отозвался он таким будничным голосом, будто расстались они только
вчера и вот сегодня опять увиделись. -- Вот видишь, какой ты счастливый --
только-только появился и тут же -- на твою долю -- поймался сиг! -- Папа
ногой, подальше от воды, швырнул рыбину, наживил из банки черными червями,
жирными и бойкими, и, лихо размотав привязанную к закидушке крупную гайку,
закинул ловушку далеко за приплесок, после чего вытер руки о штаны,
поцеловал Юзика в щеку и спросил: -- Кушать хочешь?
голоден, давно голоден. Сняв почерневшую от сажи банку с таганка, папа
отломил краюху хлеба, хранящегося в самодельной холщовой торбочке, и кивнул
на ложку, прислоненную к камню, где лежал и складной ножик, но папа
почему-то не воспользовался им, он ломал хлеб, крошки с ладони ссыпал в рот.
провалившимися глазами, и грустно выдохнул:
сказал, полагая, что папа и сам об этом догадывается.
проделанный путь им сюда.
хохотали, вскрикивали и, наконец, дружно сказали: "Молодец парень!" --
постелили на песок какое-то рванье, надели на него накомарник и велели
ложиться спать после дороги, а сами продолжили свою работу -- рыбалку.
подходила пора отправляться дитю в школу. Его приодели в полубрезентовую,
как оказалось, зэковскую одежду -- портной, тоже из ссыльных, подогнал
брезентуху по росту мальчика. Работавшие на сплотках и выкатках леса, также
занимавшиеся заготовкой дров, кедрового ореха и ягод, ссыльные пустили шапку
по кругу и собрали денег на дорогу Юзику. Из тех денег папа купил сыну
новую, теплую телогрейку, чтоб было в чем ходить мальчику в школу, маме
послал давно им хранимый меховой воротник и теплые варежки, из заячьей
шерсти вязанные.
связкой сушеных сигов, да гостинцами для мамы, Юзик пустился в обратный
путь, и все ему слышались тихо и печально сказанные на прощанье слова отца:
"Ну, сынок, Бог даст, еще увидимся на этом свете". И тогда-то, после этих
слов Юзик и спросил папу, правда ли, что он -- враг народа? На что папа
также тихо и грустно, но выразительно ему молвил: "А как ты думаешь, сынок?"
Юзик долго, считай, все лето, не решался спросить папу о главном, о том,
чего ради тащился он в далекую Сибирь. И героический летчик Водопьянов, и
многие добрые люди помогали ему. Так как же не спросить было, вот он и
спросил. "Висунулся!" -- как говорят евреи.
увиделись. Папа отбыл ссылку, и ему больше ничего не добавили, более того,
ему позволили вернуться в тот же отдел древних рукописей, где он-таки снова
всем доказывал, что рукописи русского царя Ивана Грозного подделаны.
этому мероприятию помешала война. Усовершенствовав в ссылках знание языков
-- немецкого и французского, папа сразу же попал в какой-то блатной военный
отдел, где занимался агитационной работой, разлагая той агитацией вражескую
армию. Разложил он ее или нет -- пойди, узнай, но дожил он до Дня Победы и
даже получил за свою ответственную работу две медали,
родину мамы, где она работала на сельхозполях, добывая фронту хлеб и овощи.
А Юзик под надзором бабушки учился в школе, летом тоже трудился на полях и у
бабушки в огороде.
приезжали еще.
больше не допускали, так он, из упрямства -- не иначе, начал натаскивать на
опасную тропу своего щенка. И вот Юзик уже медалист школы! Вот он уже
студент! Вот он уже защищает кандидатскую диссертацию, и, следуя по папиному
крамольному пути, доказывает, что рукописи Ивана Грозного -- поддельные!
Теперь уж его берут под белы ручки и везут, куда надо, на этот раз недалеко,
с небольшими тратами. Поручают ему рубить лес на Вологодчине, неподалеку от
села под названием Ярцево.
слеповать в читальных залах, не спать ночей, И стоило продолжать бороться за
историческую правду!..
А тут еще папа приехал в вологодское село Ярцево. А что ж не ехать? Это ж не
в Сибирь далекую добираться! Это ж почти рядом с Ленинградом...
враг народа?"
вернувшись с лесоповала в Петербург-Ленинград, он-таки добился, чтоб с него
сняли судимость и клеймо "враг народа", да чтоб и восстановили на прежней
работе.
заведовал рукописным отделом старейшей Петербургской библиотеки. Труд его о
подделке летописей периода царя Ивана Грозного -- давно напечатан и никакой
сенсации не произошло, и никого за это не посадили в тюрьму, потому как
много всего оказалось на Руси Великой поддельного, загаженного, утаенного,
поклепами и наветами испоганенного.
наук, но ни в какой Израиль не поехал, хоть и приглашали, а вот в
туристическую поездку по Енисею отправился. Высадившись в Ярцево, неделю жил
одиноко на окраине села, на берегу под яром, ловил закидушками рыбу, варил
уху в котелке, обнявши колени, сидел возле воды, смотрел вдаль, о чем-то
думал и качал головой, вовсе не облысевшей, лишь от уха до уха, в скобку
кучерявым венцом объятую, будто рыженьким роем пчел облепленную.
доподлинной его фамилии не называть.
ссыльного, израильским поэтом написанном еще в начале перестройки,
говорится: "Товарищ, верь, пройдет она, эпоха этой горькой гласности. И
органы госбезопасности запомнят наши имена..."
и он за них боится больше, чем за себя и сильнее, чем за папу, боится.
разбитую, да почти добитую рабочую семью.
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Сертаков Виталий
Русанов Владислав
Посняков Андрей
Пехов Алексей