Игорь Гергенредер

Парадокс Зенона

Они сторожким уторопленным шагом входили со двора в кухню гостиницы. Во
вместительных котлах клокотал невнятный говорок, сладковато-удушливо пахло
варящейся старой кониной. Впереди группы шел низкорослый мужчина, прятавший
правую руку под отворотом тяжелого, лоснящегося на локтях пальто. Он
выразительно погрозил левой рукой поварам и прижал к губам указательный
палец. В колких глазах человека, что так и шарили по сторонам, застыло
испытующее недоверие. Грубые сапоги с негнущимися, точно на деревяшку
натянутыми головками, усеивали пол ошметьями липкой закрутевшей грязи.

Это был старший в группе разведчиков: так весною восемнадцатого года
именовались чекисты. Оренбургская ЧК заполучила наводку: в гостинице
"Биржевая" поселился немалый голавль... В ЧК предположили, что это - правый
эсер Саул Двойрин, "заклятый фанатик", который уже несколько месяцев
неуловимо действует против пролетарской диктатуры.

Разведчики "черной" лестницей, пропахшей мышами и помойкой, вышли на
второй этаж и замерли в коридоре у нужного номера. Старший направил на дверь
матово блеснувший браунинг, левой рукой легонько нажал на нее - не
поддалась. Парень в кубанке со срезанным плоским верхом, присев перед
дверью, глянул в замочную скважину и жестом пояснил старшему, что изнутри
вставлен ключ.

Трое на цыпочках, неуклюже вывертывая пятки, отступили от двери и разом
кинулись на нее: однако замок выдержал. В комнате чутко ворохнулось
движение: когда чекисты вторично обрушились на дверь, за нею негромко, но
пронизывающе-тяжко и часто захлопало. Один из разведчиков круто повернулся,
будто желая прыгнуть прочь: судорога прокатилась от его плеч через все тело
к ногам, и он распластался на ковровой дорожке.

По двери бежали дырки, трескуче выметывая древесное крошево, крупинки
краски. Вышибли ее с третьего раза - в плотном синеватом чаду всплескивали
искристые вспышки; чекист в кубанке упал набок и с нутряным, смертным стоном
вытянулся.

- Бо-о-мба!!! - вскричал другой, отскакивая в коридор.

Из комнаты катилась с жестким постукиванием граната - продолговатая, с
небольшую дыньку, вся в рубчатых шестигранных дольках. Разведчики
инстинктивно отвернули головы, заслоняясь руками; граната не взорвалась.

Старший зацепил стреляющего: тупоносая пуля браунинга раздробила ему
кость над правым локтем - многозарядный пистолет громыхнул об пол. Раненый
упал на грудь, схватил его здоровой рукой - и был убит в упор очередью
выстрелов. Старший чекист, с хищным пристальным вниманием и все еще с
опаской, нагнулся над умершим, упер руку в его плечо и вдруг рывком
перевернул тело.

- Это ни х...я не Двойрин, еб... его мать! - заматерился пронзительным
тенорком и стал обыскивать труп.

Саул Двойрин, создав в городе белое подполье, развивал многообещающие
связи с Дутовым, чьи малочисленные соединения были оттеснены красной
гвардией к верховьям Урала. Стремление возвратиться в Оренбург не покидало
атамана.

В апреле восемнадцатого советская власть господствовала почти по всей
России, однако имелись и те, кого не смирил большевицкий террор. В
оренбургском подполье работали одаренные люди. ЧК пребывала в неведении о
том, что пароль для красных застав куплен у служащего военно-революционного
штаба. С вечера на заставах оказывалась неодолимо-приманчивая, злющая
самогонка. Караульные не подозревали, кому они обязаны своим шалым
несусветным счастьем.

Знали бы они, что в трех верстах, в тихой роще, приостановился белый
отряд...

2

Солнце зашло, разлив над горизонтом жирный, красно-лиловый свет,
который стоял недвижным маслом. Таявший днем снег слегка пристыл; туманная
дымка, поднимаясь над скукоженными весенними сугробами, скрадывала очертания
безлистых деревьев. В роще высилось немало вековых великанов, и от них веяло
каким-то диким привольем. Около трехсот белых партизан сделали здесь привал
перед набегом на город.

Вокруг одного из костров сидели на хворосте весьма молодые люди в
солдатских шинелях, перехваченных узкими брезентовыми поясками. Ломаные
отсыревшие валежины через силу горели копотным пламенем. Зато заставлял
ноздри раздуваться дразнящий парок, которым курилось варево.

- А будь не говяжья тушенка, а сало свиное? Стали бы есть, Иосиф? -
обратился один из юношей к другому - по виду, еврею.

- Идиотский вопрос! - ответил за него молодой человек с наметившимися
черными усиками. - Давай-ка мы поедим, а ты один раз не поешь.

Тот, кто спрашивал, заявил:

- В свое время я вообще не буду есть мяса! Но сейчас не обо мне.

- Я понимаю, - сказал Иосиф, - вы хотите знать мои убеждения...

Он вступил в отряд только сегодня утром.

- Я пошел воевать, потому что согласен с моим дядей в одном...

Было известно, что его дядя штабс-капитан Двойрин - доверенный человек
Дутова.

- Ваш дядя - правый эсер? - сказал спросивший насчет сала. Юношу звали
Евстафием Козловым. Он худ, невысок, но широк в плечах. Его привлекательное
лицо необычно: середина с коротким вздернутым носом как бы вдавлена, лоб и
покрытый светлым пушком подбородок выступают. Изучающий взгляд Козлова
уперся в Иосифа.

Тот подтвердил, что его дядя - давний социалист-революционер, участник
терактов.

- Но мне не нравятся выражения в программе эсеров. Почему Россия
будущего - это именно "трудящаяся Россия"? Почему к слову "интеллигенция"
непременно прибавляется - "трудовая"?

- Молодец! Честно сказал, что работать не хочешь, - не то похвалил, не
то поддел солдатик, сидевший сбоку от Евстафия. Фамилия его Агальцов, но
зовут его Пузищевым. Он вовсе не толстопузый, он худ, как и Козлов, но когда
стоит или идет, то отводит плечи назад и прогибает спину, выпячивая живот.

- Вы поняли меня узко и банально, - подчеркнуто вежливо ответил ему
Иосиф Двойрин. - Труд, желание трудиться - глубоко личное дело. Если я сижу
в беседке и обдумываю идею, кто может знать, тружусь ли я? Ревизоры?

- Дайте я пожму вам пять! - Козлов возбужденно привстал, обеими руками
потряс руку Иосифа. И снова непонятно: взаправду ли это или для смеха.

- А как вы относитесь, - спросил молодой человек с усиками, - к... - он
выдержал паузу, - к женщине у власти?

Иосиф, смутившись, наморщил лоб под взглядом юноши. Имя того - Димитрий
Истогин. Он старше Козлова и Пузищева. Им по шестнадцать, ему на днях
исполнилось семнадцать. Все трое - гимназисты из Бузулука.

- Я пошел воевать, - раздумчиво произнес Иосиф, - потому что согласен с
моим дядей в одном: надо уничтожить национальное, религиозное, правовое и
этическое неравенство...

- Этическое? - Пузищев прыснул. - Долой стыд, что ль?

- Думаю, - заключил Двойрин, обращаясь к Истогину, - что я ответил на
ваш вопрос.

3

На городской окраине, у дороги, темнело, окруженное пустырем,
приземистое кособокое строение. В недавние приличные времена это был кабак,
ныне же здесь - красная застава. В избу набились караульные; снаружи к двери
прислонился, зябко горбясь, часовой: ночной холод был задирчив.

Луна прогрызлась сквозь трепаное облако, и стало серо от мутного света.
Слюдяной блеск обозначил дорогу, что с вечера схватилась ледком. Часовой,
смакуя, жевал ломтик восхитительного, хотя и пересоленного сала. То ли
сродники, то ли закадычно-душевные друзья кого-то из караульных, поимев
сострадание, снабдили заставу и питьем, и закуской.

Где-то плавали вязкие голоса, и часовой встряхнулся. На дорогу
вереницей вытягивалась группка. Первым приблизился некрупный человек в
куртке шинельного сукна, ее ворот прятался под навернутым на шею шарфом.

- Кто идет?

Подошедший назвал пароль: - Баррикада! - Закурив от зажигалки, протянул
красногвардейцу раскрытый портсигар.

Парень наклонился и обомлел: папиросы "Мечта"! Где их увидишь теперь,
когда стакан самосада идет по сорок рублей керенками? "Это не нашенский, это
из Москвы прибыл начальник", - решил малый, с вожделением беря папиросу.

Другой из группы схватил винтовку часового за ствол, уткнул в грудь
парню нож. Пламя зажигалки освещало большой широкий клинок: сталь была
белой, молочной, с желто-синим отливом по краю.

- Ни звука - и будешь жить! - внушительно сказал мужчина в шарфе.

В избе на соломе тесно лежали спящие. Горела, оплывая, свеча в стакане
на подоконнике. Вошедших окатило могучим, неповторимым ароматом перегорающей
в утробах самогонки. Некрупный человек с тяжелым автоматическим пистолетом в
руке резко крикнул:

- Не встава-а-ть!!!

Его спутник занес над головой бутылочную гранату:

- Категорически обещаю - взорву!

Караульных надежно связали.