Чтение 14–й страницы книги ~Смерть Ахиллеса~

Причина была другая. Из работы ушел смысл.

Сам процесс убийства удовольствия Ахимасу не приносил, кроме тех очень редких случаев, когда примешивалось личное.

С убийствами обстояло просто. Ахимас существовал во вселенной один, со всех сторон окруженный самыми разными формами чужой жизни - растениями, животными, людьми. Жизнь эта находилась в беспрерывном движении: зарождалась, изменялась, прерывалась. Наблюдать за ее метаморфозами было интересно, еще интереснее - влиять на них посредством своих действий. Если вытоптать живое на одном участке вселенной, в целом от этого мало что менялось - жизнь с восхитительной цепкостью заделывала образовавшуюся брешь. Иногда жизнь представлялась Ахимасу буйно заросшим газоном, в котором он выстригал линию своей судьбы. Тут требовались аккуратность и обдуманность: не оставлять мешающих травинок, но и не трогать лишних, чтобы не нарушился ровный и чистый контур. Оглядываясь на пройденный путь, Ахимас видел не срезанную траву, а идеальную траекторию своего движения.

До сих пор стимулов для работы было два: найти решение и получить деньги.

Однако первое занимало Ахимаса уже не так, как раньше - для него осталось мало по-настоящему трудных задач, решать которые было интересно.

Понемногу утрачивало смысл и второе.

На номерном счете в цюрихском банке лежало без малого семь миллионов швейцарских франков. В Лондоне, в сейфе банка "Бэринг", хранилось ценных бумаг и золотых слитков на семьдесят пять тысяч фунтов стерлингов.

Много ли денег нужно человеку, если он не коллекционирует произведения искусства или бриллианты, не строит финансовую империю и не одержим политическим честолюбием?

Расходы Ахимаса устоялись: двести-триста тысяч франков в год уходило на обычные траты, еще в сто тысяч обходилось содержание виллы. Деньги за нее были выплачены полностью еще в позапрошлом году, все два с половиной миллиона. Дорого, конечно, но к сорока годам у человека должен быть свой дом. Семьи, если человек особого склада, может и не быть, а дом нужен.

Своим жилищем Ахимас был доволен. Дом полностью соответствовал характеру владельца.

Над Женевским озером, на самом краю узкой скалы прилепилась небольшая вилла белого мрамора. С одной стороны - пустое, вольное пространство, с другой - кипарисы. За кипарисами - высокая каменная стена, за ней отвесный спуск в долину.

Ахимас мог часами сидеть на веранде, что висела над водной гладью, смотреть на озеро и на дальние горы. Озеро и горы тоже были формой жизни, но без суеты и возни, присущей фауне и флоре. С этой формой жизни сделать что-либо было трудно, она не зависела от Ахимаса и потому вызывала уважение.

В саду, среди кипарисов, белел изящный эрмитаж с круглыми башенками по углам. В эрмитаже жила черкешенка Лейла. Ахимас привез ее прошлой осенью из Константинополя. С парижским агентством и ежемесячной сменой профессиональных женщин было давно покончено - наступил момент, когда они перестали казаться Ахимасу такими уж разными. У него выработался свой вкус.

Вкус был такой: женщина должна быть красивой без приторности, с природной грацией, не слишком разговорчивой, страстной без навязчивости, нелюбопытной и главное - обладающей женским инстинктом, который позволяет безошибочно чувствовать настроение и желания мужчины.

Лейла была почти идеальной. Она могла с утра до вечера расчесывать длинные черные волосы, напевать, играть сама с собой в нарды. Никогда не дулась, не требовала внимания. Кроме родного языка она знала турецкий и чеченский, поэтому разговаривать с ней мог только Ахимас, с прислугой Лейла объяснялась жестами. Если же ему хотелось развлечься, она знала множество увлекательных историй из константинопольской жизни - раньше Лейла жила в гареме у великого везиря.

В последнее время Ахимас брал работу редко, два-три раза в год: или за очень большие деньги, или за какую-нибудь особенную награду. Например, в марте поступил тайный заказ от итальянского правительства - разыскать и уничтожить анархиста Джино Дзаппу по прозвищу Шакал, который намеревался убить короля Умберто. Террорист считался крайне опасным и совершенно неуловимым.

Само по себе дело оказалось несложным (Шакала выследили помощники Ахимаса, а ему самому осталось только съездить в Лугано и один раз нажать на спусковой крючок), но примечателен был обещанный гонорар. Во-первых, Ахимас получил итальянский дипломатический паспорт на имя кавалера Вельде, а во-вторых, привилегию на покупку острова Санта-Кроче в Тирренском море. Если бы Ахимас пожелал воспользоваться привилегией и выкупить этот клочок суши, он получил бы не только титул графа Санта-Кроче, но и право экстерриториальности, что выглядело особенно привлекательно. Сам себе государь, сам себе полиция, сам себе суд? Хм.

Из любопытства Ахимас съездил взглянуть на остров и был околдован им. Там не было ничего примечательного, только скалы, пара оливковых рощиц, бухта. По берегу весь островок можно было обойти за час. Последние четыреста лет здесь никто не жил, лишь изредка заплывали рыбаки пополнить запас пресной воды.

Графское звание Ахимаса привлекало мало, хотя в путешествиях по Европе громкий титул иногда небесполезен. Но собственный остров?

Там он мог бы быть наедине с морем и небом. Там можно создать собственный мир, принадлежащий только ему одному. Заманчиво.

Удалиться на покой. Плавать под парусом, охотиться на горных коз, чувствовать, что время остановилось и неотличимо от вечности.

Хватит приключений, уж не мальчик.

И, может быть, обзавестись семьей?

Не то чтобы он думал о семье всерьез - скорее для гимнастики ума. Ахимас знал, что семьи у него никогда не будет. Он боялся того, что, лишившись одиночества, станет бояться смерти. Как боятся ее другие.

Сейчас он не страшился смерти вовсе. Это составляло фундамент, на котором стояло крепкое здание, именуемое Ахимасом Вельде. Ну, даст пистолет осечку, или жертва окажется чересчур ловкой и удачливой. Тогда Ахимас умрет, только и всего. Это значит, что больше ничего не будет. Кто-то из древних - кажется, Эпикур, - по этому поводу уже все сказал: пока есть я, смерти нет, а когда придет она, то не будет меня.

Ахимас Вельде пожил и повидал достаточно. Только любви не знал, но это уже из-за профессии. Привязанность ослабляет, а любовь - та вовсе делает беззащитным. Ахимас же был неуязвим. Поди возьми человека, который ничего не боится, никем и ничем не дорожит.

Но собственный остров - об этом стоило поразмыслить.

Возникала одна проблема - финансовая. Выкуп привилегии стоил дорого, на это ушли бы все средства из цюрихского и лондонского банков. А на что обустраивать свое графство? Можно продать виллу, но этого, пожалуй, не хватит. Тут нужен капитал поосновательней.

Или же выкинуть эти фантазии из головы?

Однако свой остров - это больше, чем своя скала, а море больше, чем озеро. Можно ли довольствоваться малым, если тебе предлагается большее?

* * *

Вот какого рода раздумья занимали Ахимаса, когда его посетил человек в маске.

Сначала дворецкий Арчибальд принес карточку - кусок белого картона с золотой коронеткой и готической вязью "Барон Евгениус Фон Штайниц". К карточке была приложена записка по-немецки:

"Барон фон Штайниц просит господина Вельде принять его нынче в десять часов вечера по конфиденциальному делу".

Ахимас обратил внимание на то, что верхний край листка обрезан. Очевидно, будущий визитер не желал, чтобы Ахимас увидел монограмму, а стало быть, на самом деле он был, если и "фон", то во всяком случае не Штайниц.

Посетитель прибыл ровно в десять, минута в минуту. Такая пунктуальность позволяла предположить, что это действительно немец. Лицо барона было скрыто бархатной полумаской, за что гость учтиво извинился, сославшись на крайнюю деликатность дела. Ничего особенно примечательного во внешности фон Штайница Ахимас не заметил - светлые волосы, аккуратные бакенбарды, беспокойные голубые глаза. На бароне был плащ, цилиндр, крахмальная рубашка с белым галстуком, черный фрак.

Сели на веранде. Внизу мерцало освещенное луной озеро. Фон Штайниц даже не взглянул на умиротворяющий пейзаж, все рассматривал Ахимаса через прорези своей опереточной маски. Начинать разговор не спешил - закинул ногу на ногу, закурил сигару.

Ахимас все это уже много раз видел и спокойно ждал, когда визитер решится начать.

- Я обращаюсь к вам по рекомендации господина Дю Балле, - наконец, произнес барон. - Он просил передать вам нижайший поклон и пожелания полнейшего... то есть нет, совершеннейшего благополучия.

Услышав имя парижского посредника и его пароль, Ахимас молча кивнул.

- У меня дело огромной важности и сугубой конфиденциальности, - понизив голос, сообщил фон Штайниц.

- Именно с такими ко мне обычно и обращаются, - бесстрастно отметил Ахимас.

До сего момента разговор шел по-немецки. Внезапно посетитель перешел на русский. Говорил чисто, правильно, только слегка картавил на твердом "л":

- Работу следует выповнить в России, в Москве. Нужно, чтобы дево сдевав иностранец, хорошо знающий русский язык и обычаи. Вы подходите идеально. Мы навели о вас справки.

"Навели справки? Да еще "мы"?" - Ахимасу это не понравилось.

Он хотел было немедленно прервать разговор, пока гость не сказал лишнего, но тут картавый сказал:

- За выповнение этого свожного и деликатного дева вы повучите миллион французских франков авансом, а по исповнении нашего... м-м... контракта миллион рублей.

Это меняло дело. Такая сумма была бы достойным завершением блестящей профессиональной карьеры. Ахимас вспомнил причудливый контур Санта-Кроче, когда островок впервые появляется на горизонте - этакая шляпа-котелок, лежащая на зеленом бархате.

- Вы, сударь, посредник, - сухо сказал он вслух по-немецки. - А мой принцип - иметь дело напрямую с заказчиком. Условия мои таковы. Вы немедленно переводите задаток на мой счет в Цюрих. После этого я встречаюсь с заказчиком в указанном им месте, и он излагает мне всю подоплеку дела. Если условия меня почему-либо не устроят, я верну половину задатка.

"Барон Евгениус фон Штайниц" возмущенно всплеснул холеной рукой (на безымянном пальце сверкнул старинный сапфир), но Ахимас уже поднялся.

- Я буду говорить только с первым лицом. Или ищите другого исполнителя.

Встреча с заказчиком состоялась в Санкт-Петербурге, на тихой улочке, куда Ахимаса привезли в закрытом фаэтоне. Экипаж долго петлял по улицам, окна были наглухо зашторены. Эта предосторожность вызвала у Ахимаса улыбку.

Запомнить дорогу он не пытался, хотя географию российской столицы знал в совершенстве - в свое время приходилось выполнять здесь несколько серьезных контрактов. Но украдкой подсматривать в щелку и считать повороты нужды не было. Ахимас позаботился о своей безопасности: во-первых, подобающим образом вооружился, а во-вторых, привез с собой четверых помощников.

Они ехали в Россию в соседнем вагоне и сейчас следовали за фаэтоном в двух пролетках. Помощники были профессионалами, и Ахимас знал, что они не отстанут и себя не обнаружат.

Фаэтон остановился. Молчаливый кучер, встретивший Ахимаса на вокзале и, судя по офицерской выправке, явно не бывший кучером, открыл дверцу и жестом велел следовать за ним.

На улице ни души. Одноэтажный особняк. Скромный, но чистенький. Необычно только одно: несмотря на лето, все окна закрыты и задвинуты гардины. Одна чуть колыхнулась, и тонкие губы Ахимаса снова на миг раздвинулись в улыбке. Эти дилетантские хитрости начинали его забавлять. Все было ясно: аристократы, играющие в заговор.

Провожатый вел куда-то через анфиладу темных комнат. Перед последней остановился, пропуская вперед. Когда Ахимас вошел, створки за его спиной закрылись, раздался звук запирающего ключа.

Ахимас с любопытством огляделся. Занятная комнатка - ни одного окна. Из мебели только небольшой круглый стол и возле него два кресла с высокими спинками. Впрочем, разглядеть помещение было сложно, так как горела всего одна свеча, и ее слабый свет не достигал терявшихся во мраке углов.

Выждав, пока глаза свыкнутся с темнотой, Ахимас привычным взглядом осмотрел стены. Ничего подозрительного не обнаружил - ни потайных окошек, из которых можно было бы держать его на мушке, ни дополнительных дверей. Оказалось, что в дальнем углу стоит еще один стул.

Ахимас сел в кресло. Минут через пять дверь распахнулась, и вошел высокий мужчина. Вторым креслом не воспользовался - пересек комнату и, не здороваясь, сел на стул.

Выходило, что заказчик не так прост. Отличная уловка: Ахимас сидел на виду, освещенный свечой, а партнер оказался в густой тени. И лица было не видно - только силуэт.

Этот, в отличие от "барона фон Штайница", времени не терял, а сразу перешел к делу.

- Вы хотели встретиться с первым лицом, - сказал человек в углу по-русски. - Я согласился. Смотрите же, не разочаруйте меня, господин Вельде. Представляться не буду, для вас я monsieur NN.

По выговору - человек из высшего общества. На слух - лет сорок. Но, может быть, и меньше - это голос, привыкший командовать, а такие всегда звучат старше. По повадке - человек серьезный.

Вывод: если и великосветский заговор, то нешуточный.

- Излагайте суть дела, - сказал Ахимас.

- Вы хорошо говорите по-русски, - кивнула головой тень. - Мне докладывали, что в прошлом вы российский подданный. Это очень кстати. Не понадобятся лишние разъяснения. И уж во всяком случае, не придется втолковывать, насколько значительна персона, которую нужно убить.

Ахимас отметил удивительную ясность выражений - никаких экивоков, никаких "устранить", "обезвредить" или "нейтрализовать".

А monsieur NN все так же ровно, безо всякой паузы, сообщил:

- Это Михаил Соболев.

- Тот, кого называют Белым Генералом? - уточнил Ахимас. - Герой последних войн и самый популярный военачальник российской армии?

- Да, генерал-адъютант Соболев, командующий четвертым армейским корпусом, - бесстрастно подтвердил силуэт.

- Прошу извинить, но должен ответить отказом, - вежливо произнес Ахимас и скрестил руки на груди.

По науке о жестах эта поза означает спокойствие и непреклонную решимость. Ну, а кроме того пальцы правой руки легли на рукоятку маленького револьвера, лежавшего в специальном жилетном кармане. Револьвер назывался "велодог" и был изобретен для велосипедистов, которым докучают бродячие собаки. Четыре круглоголовые пульки двадцать второго калибра. Безделушка, конечно, но в ситуациях, подобных нынешней, может оказаться очень полезной.

Отказ от выполнения заказа после того, как объект уже назван, - самый опасный момент. В случае осложнений Ахимас намеревался действовать так: всадить заказчику пулю в лоб и отскочить в самый темный угол. Взять там Ахимаса будет непросто.

При входе обыска не было, так что весь арсенал остался нетронутым - и "кольт", изготовленный по индивидуальному заказу, и метательный нож, и пружинный испанский нож. Минуты две продержаться можно, а потом на выстрелы подоспеют помощники. Поэтому Ахимас был напряжен, но спокоен.

- Неужто вы тоже относитесь к числу приверженцев Соболева? - с раздражением спросил заказчик.

- Мне нет дела до Соболева, я приверженец здравого смысла. А здравый смысл велит мне не участвовать в делах, которые подразумевают последующее устранение исполнителя, то есть в данном случае меня. После акции такого масштаба свидетелей не оставляют. Советую вам поискать кого-нибудь из новичков. Обычное политическое убийство - дело не такое уж хитрое.

Ахимас поднялся и осторожно попятился к двери, готовый в любую секунду стрелять.

- Сядьте. - Человек в углу повелительным жестом указал на кресло. - Мне нужен не новичок, а самый лучший в вашем ремесле, потому что дело очень даже хитрое. Вы это увидите сами. Но сначала я открою вам некоторые обстоятельства, которые избавят вас от подозрений.

Чувствовалось, что monsieur NN не привык давать объяснений и сдерживается, чтобы не вспылить.

- Это не политическое убийство и не заговор. Наоборот, заговорщик и государственный преступник - Соболев, которому не дают покоя лавры Корсиканца. Наш герой замыслил не более не менее как военный переворот. В заговоре участвуют офицеры его корпуса, а также бывшие соратники генерала, многие из которых служат в гвардии. Опаснее всего то, что Соболев популярен не только в армии, но и во всех слоях общества. А мы, двор и правительство, вызываем у одних недовольство, а у других и открытую ненависть. Престиж царствующего дома очень упал после позорной охоты на самодержца, закончившейся его убийством. Затравили помазанника Божьего, как зайца на псовой охоте!

Голос говорившего налился грозной силой, и за спиной Ахимаса немедленно скрипнула дверь. Тот, для кого двор и правительство входили в категорию "мы", нетерпеливо махнул рукой в белой перчатке, и дверь снова закрылась. Дальше таинственный господин говорил уже спокойнее, без гнева.

- Нам известен план заговорщиков. Сейчас Соболев проводит маневры, истинная цель которых - репетиция переворота. Затем он в сопровождении своих клевретов выедет в Москву, чтобы там, на отдалении от Петербурга, встретиться кое с кем из гвардейских генералов, заручиться их поддержкой и разработать окончательную диспозицию. Удар будет нанесен в первых числах июля, во время смотра в Царском Селе. Соболев намерен взять членов царского семейства под "временную опеку" - ради их же блага и во имя спасения отечества. - В голосе зазвучал тяжелый сарказм. - Само отечество будет объявлено пребывающим в опасности, и в нем придется установить военную диктатуру. Есть серьезные основания полагать, что этот безумный прожект будет поддержан значительной частью армии, дворянства, купечества и даже крестьянства. Белый Генерал идеально подходит на роль спасителя отечества!

Monsieur NN поднялся, сердито прошелся вдоль стены, похрустывая пальцами. Держался, впрочем, по-прежнему в тени, лица не показывал. Ахимас разглядел только породистый нос и пышные бакенбарды.

- Знайте же, господин Вельде, что в данном случае вы не совершите никакого преступления, потому что Соболев приговорен к смерти судом, в котором участвовали высшие сановники империи. Из двадцати высочайше назначенных судей за смертную казнь проголосовали семнадцать. И приговор уже утвержден императором. Суд был тайным, но оттого не менее законным. Тот господин, которого вы сочли посредником, был одним из судей и действовал в интересах международной безопасности и мира в Европе. Как вам, вероятно, известно, Соболев - предводитель воинственной славянской партии, и его приход к власти неминуемо привел бы к войне с Германией и Австро-Венгрией. Государственный человек остановился и стал смотреть на невозмутимого слушателя.

- Поэтому вам нечего опасаться за свою жизнь. Вы имеете дело не с преступниками, а с высшей властью великой империи. Вам предлагается роль не убийцы, а палача. Мое объяснение вас удовлетворило?

- Допустим. - Ахимас положил руки на стол. Стрельбы, кажется, не предвиделось. - Но в чем, собственно, сложность дела? Почему генерала нельзя просто отравить или, на худой конец, застрелить?

- Ага, стало быть, вы согласны. - Monsieur NN удовлетворенно кивнул и опустился на стул. - Теперь я объясню, зачем нам понадобился такой авторитетный специалист. Начнем с того, что добраться до Соболева очень непросто. Он днем и ночью окружен адъютантами и ординарцами, которые ему фанатично преданы. Да и нельзя его просто убить - вся Россия встанет на дыбы. Он должен умереть естественным образом, безо всяких двусмысленностей и подозрений. Но и этого мало. Устранить злоумышленника при помощи яда мы смогли бы и сами. Однако заговор зашел слишком далеко. Даже смерть предводителя может не остановить заговорщиков. Они доведут свое дело до конца, считая, что действуют, выполняя заветы Соболева. Вероятнее всего, без вождя у них ничего не выйдет, но Россия погрузится в кровавый хаос, и верховная власть будет окончательно скомпрометирована. По сравнению с господами соболевцами декабристы покажутся шалунишками. И сейчас я поставлю перед вами задачу во всей ее головоломной полноте.

Он энергично подытожил, рубя темноту взмахами белой перчатки:

- Соболева нужно уничтожить так, чтобы для широкой публики его смерть выглядела естественной и не вызвала возмущения. Мы устроим ему пышные похороны, поставим памятник и даже назовем в его честь какой-нибудь корабль. Нельзя лишить Россию единственного национального героя. Однако в то же время Соболев должен умереть таким образом, чтобы его сообщники были деморализованы и лишились своего знамени. Оставшись героем в глазах толпы, он должен утратить этот ореол среди заговорщиков. Так что, сами видите, новичку такую задачу не выполнить. Скажите, выполнима ли она вообще?

Впервые в голосе говорившего зазвучало нечто, похожее на неуверенность.

Ахимас спросил:

- Как и когда я получу остаток суммы? Monsieur NN облегченно вздохнул.

- Когда Соболев выедет в Москву, у него будет при себе весь денежный фонд заговора - около миллиона рублей. Подготовка переворота требует немалых расходов. Убив Соболева, вы заберете деньги себе. Надеюсь, с этой задачей вы справитесь без труда?

- Сегодня по русскому стилю 21 июня. Вы говорите, переворот назначен на начало июля. Когда Соболев выезжает в Москву?

- Завтра. Самое позднее - послезавтра. И пробудет там до 27-го. Потом заедет к себе в рязанское имение и оттуда сразу в Петербург. Нам известно, что встречи с генералами у него назначены на 25-ое, 26-ое и 27-ое. Из Петербурга в Москву для этого специально приедут... Впрочем, не буду называть лишних имен. Без Соболева эти люди неопасны. Со временем мы тихо, без огласки отправим их в отставку. Но все же лучше, чтобы Соболев с ними встретиться не успел. Мы не хотим, чтобы заслуженные генералы запятнали себя государственной изменой.

- В ваших обстоятельствах подобные нежности непозволительны, - не удержался от резкости Ахимас. Задача и без дополнительного ужесточения сроков была непростой. - Вы хотите, чтобы я сделал дело до 25 июня, то есть даете мне всего три дня. Маловато. Постараюсь, но не обещаю.

В тот же день Ахимас, расплатившись, отпустил помощников - в их услугах он больше не нуждался.

Сам же ночным поездом выехал в Москву.

По классификации, некогда разработанной Ахимасом, задача относилась к четвертой, самой высокой категории сложности: замаскированное убийство знаменитости в максимально сжатые сроки с дополнительными условиями.

Трудностей было три.

Первая: сильная, преданная охрана.

Вторая: имитация естественной смерти.

Третья: смерть должна в глазах широкой публики выглядеть пристойной, а в глазах узкого круга посвященных постыдной.

Интересно.

Ахимас удобно расположился на бархатном диванчике купе первого класса, предвкушая плодотворную мыслительную работу. Десяти часов дороги должно было хватить. Спать необязательно - при необходимости он мог обходиться без сна и трое, и четверо суток. Спасибо дяде Хасану и его выучке.

Also, der Reihe nach [Итак, по порядку, (нем.)].

Он достал сведения, предоставленные по его просьбе заказчиком. Здесь было полное досье на Соболева, как видно, подбиравшееся не один год: подробная биография с послужным списком, пристрастия, связи. Никаких полезных причуд, за которые можно было бы уцепиться, не обнаружилось - не игрок, не опиумист, не запойный пьяница. В личностной характеристике преобладало слово "отличный": отличный наездник, отличный стрелок, отличный биллиардист. Ладно.

Ахимас перешел к графе "пристрастия". Пьет умеренно, предпочитает "шато-икем", курит бразильские сигары, любит русские романсы, в особенности "Рябину" (сочинение г-на И.Сурикова). Так-так.

"Интимные привычки". Увы, тут ждало разочарование. Не педераст, не последователь маркиза де Сада, не педофил. В прошлом, правда, известный ловелас, однако в последние два года хранил верность любовнице, учительнице минской женской гимназии Екатерине Головиной. Есть сведения, что месяц назад предложил ей узаконить отношения, но Головина по неизвестной причине ответила отказом, и отношения пресеклись. Так, тут что-то есть.

Ахимас задумчиво посмотрел в окно. Взял следующий документ. Имена и характеристики офицеров свиты Соболева. Люди по большей части боевые, бывалые. В поездках генерала сопровождает никак не меньше семи-восьми человек. В одиночку Соболев никуда не ходит. Это нехорошо. Еще хуже было то, что принимаемую генералом пищу проверяли, причем не один, а двое: старший ординарец есаул Гукмасов и личный камердинер.

Однако изобразить естественную, не вызывающую подозрений смерть можно только при помощи яда. Несчастный случай не годится - это всегда дурно пахнет.

Как дать объекту яд, минуя проверку? Кто ближе Соболеву, чем ординарец и камердинер?

Получалось, что никто. В Минске у объекта была пассия, уж из ее-то рук он, наверно, ел без проверки. Но отношения прерваны.

Однако стоп. Мысль в правильном направлении. Ближе всего к мужчине может подобраться женщина, даже недавняя знакомая. Естественно, при условии, что они вступили в связь. Тут уж адъютантам с камердинерами придется подождать за дверью.

Так, когда Соболев порвал с любовницей? Месяц назад. Стало быть, оголодал - на маневрах ему было не до амуров, да и сообщили бы в сводке. Мужчина он полнокровный, в самом соку. Опять же затевает рискованное дело, которое неизвестно чем для него закончится.

Ахимас прищурился.

Напротив сидела дама с сыном-кадетом, вполголоса уговаривала вести себя прилично и не вертеться.

- Ты ведь видишь, Серж, этот господин работает, а ты капризничаешь, - сказала дама по-французски.

Мальчик посмотрел на аккуратного блондина в добротном сером пиджаке. Разложил на, коленях какие-то скучные бумаги и губами шевелит, немчура.

Немчура взглянул на кадета исподлобья и неожиданно подмигнул белесым глазом.

Серж набычился.

У прославленного Ахилла есть пята, и не слишком оригинальная, пришел к заключению Ахимас. Нечего мудрить и изобретать порох. Чем проще, тем верней.

Логическая схема выстроилась сама собой.

1) Женщина - самая подходящая приманка для крепкого, уставшего от воздержания мужчины Соболевского склада.

2) Через женщину проще всего дать объекту яд.

3) Разврат в России считается делом постыдным и уж во всяком случае недостойным национального героя. Если герой умер не на поле брани или хотя бы не на больничном ложе, а испустил дух на ложе порока, с любовницей, а еще лучше со шлюхой, это, по русским понятиям a) неприлично, b) комично, c) просто глупо. Героям такого не прощают.

Остальное сделает свита. Адъютанты в лепешку расшибутся, чтобы утаить неблаговидные обстоятельства смерти Белого Генерала от публики. Однако среди своих, среди заговорщиков, слух разнесется мигом. Трудно идти против императора без вождя, да еще, если вместо рыцарственного знамени над головой развевается запятнанная простыня. И Белый Генерал перестанет быть для своих приверженцев таким уж белым.

Что ж, метод определился. Теперь техника.

В чемодане среди прочих полезных вещей у Ахимаса имелся неплохой подбор химикатов. В данном случае идеально подходил экстракт сока амазонского папоротника. Двух капель бесцветной и почти безвкусной жидкости было достаточно, чтобы при незначительном учащении сердцебиения у здорового человека произошел паралич дыхания и разрыв сердечной мышцы. Смерть при этом выглядела совершенно естественно, никому и в голову не пришло бы заподозрить отравление. В любом случае, уже через два-три часа обнаружить следы яда было невозможно.

Средство было надежное, неоднократно опробованное. Последний раз Ахимас воспользовался им в позапрошлом году, выполняя заказ одного лондонского шалопая, пожелавшего избавиться от дяди-миллионера. Операция была проведена просто и изящно. Любящий племянник устроил обед в честь дорогого родственника. Среди гостей был и Ахимас. Он сначала выпил со стариком отравленного шампанского, а потом, улучив момент, шепнул миллионеру, что племянничек хочет его извести. Дядя побагровел, схватился за сердце и рухнул, как подкошенный. Смерть произошла на глазах у дюжины свидетелей. Ахимас вернулся в гостиницу медленным, размеренным шагом - чтобы дать отраве время рассосаться и ослабнуть.

Объект был пожилым человеком с неважным здоровьем. Опыт показывал, что на сильного, молодого мужчину препарат действует, когда биение пульса достигает 80-85 ударов в минуту.

Стало быть, вопрос звучал следующим образом: разгонится ли кровь у героического генерала в момент любовной страсти до 85 ударов?

Ответ: непременно разгонится, на то она и страсть. Особенно, если предмет страсти окажется достаточно знойным.

Оставался пустяк - найти подходящую кокотку.