Борис АКУНИН

АЛМАЗНАЯ КОЛЕСНИЦА

ЭРАСТ ФАНДОРИН - 11

ТОМ II

МЕЖДУ СТРОК

Япония. 1878 год

ИЗДАТЕЛЬСКИЙ ДОМ "ЗАХАРОВ", Москва, 2003 г.

Полет бабочки

Бабочка омурасаки собралась перелететь с цветка на цветок. Осторожно развернула лазоревые, с белыми крапинками крылышки, поднялась в воздух - самую малость, но тут как нарочно налетел стремительный ветер, подхватил невесомое создание, подкинул высоко-высоко в небо и уж больше не выпустил, в считанные минуты вынес с холмов на равнину, в которой раскинулся город; покрутил пленницу над черепичными крышами туземных кварталов, погонял зигзагами над регулярной геометрией Сеттльмента, а потом швырнул в сторону моря, да и обессилел, стих.

Вновь обретя свободу, омурасаки спустилась было к зеленой, похожей на луг поверхности, но вовремя разглядела обман и успела вспорхнуть прежде, чем до нее долетели прозрачные брызги. Немножко ничего интересного в этом зрелище не нашла и повернула назад, в сторону пирса. полетала над заливом, где на якоре стояли красивые парусники и некрасивые пароходы,

Там внимание бабочки привлекла толпа встречающих, сверху похожая на цветущую поляну: яркие пятна чепцов, шляпок, букетов. Омурасаки покружила с минуту, выбирая объект попривлекательней, и выбрала - села на гвоздику в бутоньерке худощавого господина, который смотрел на мир через синие очки.

Гвоздика была сочного алого цвета, совсем недавно срезанная, мысли у очкастого струились ровным аквамарином, так что омурасаки стала устраиваться поосновательней: сложила крылышки, расправила, опять сложила.

"...Хорошо бы оказался дельный работник, а не вертопрах", - думал владелец гвоздики, не заметив, что его лацкан сделался еще импозантней, чем прежде. Имя у щеголя было длинное, переливчатое: Всеволод Витальевич Доронин. Он занимал должность консула Российской империи в городе-порте Йокогама, темные же очки носил не из любви к таинственности (которой ему на службе и без того хватало), а по причине хронического конъюнктивита.

Всеволод Витальевич пришел на пирс по делу - встретить нового дипломатического сотрудника (имя: Эраст Петрович Фандорин; чин: титулярный советник). Особых надежд на то, что новенький окажется дельным работником, у Доронина, впрочем, не было. Он читал копию формулярного списка Фандорина и остался решительно всем недоволен: и тем, что мальчишка в двадцать два года уже чиновник 9-го класса (знать, чей-нибудь протеже), и что службу начинал в полиции (фи!), и что потом был прикомандирован к Третьему отделению (за какие такие заслуги?), и что прямо с Сан-Стефанских переговоров загремел в захудалое посольство (не иначе на чем-то погорел).

Доронин уже восьмой месяц сидел без помощника, потому что вице-консула Вебера многоумное петербургское начальство услало в Ханькоу - будто бы временно, но похоже, что очень и очень надолго. Всеми текущими делами Всеволод Витальевич теперь занимался сам: встречал и провожал русские корабли, опекал списанных на берег моряков, хоронил умерших, разбирал матросские потасовки. А между тем его, человека стратегического ума, японского старожила, назначили в Йокогаму вовсе не для ерунды и мелочевки. Сейчас решалось, где пребывать Японии, а вместе с нею и всему Дальнему Востоку - под крылом двуглавого орла или под когтистой лапой британского льва?

В кармане сюртука у консула лежал свернутый номер "Джапан газетт", а там жирным шрифтом телеграмма агентства Рейтер: "Царский посол граф Шувалов покинул Лондон. Война между Великобританией и Россией вероятна как никогда". Скверные дела. Еле-еле несчастных турок одолели, где ж нам с британцами воевать? Нашему бы теляти да волка забодати. Пошумим, конечно, железками побрякаем, да и стушуемся... Шустры альбионцы, весь мир под себя подмять хотят. Ох, профукаем им Дальний Восток, как уже профукали Ближний вкупе с Персией и Афганистаном.

Омурасаки тревожно дернула крылышками, ощутив, как мысли Всеволода Витальевича наливаются нехорошим багрянцем, но тут консул приподнялся на цыпочках и уставился на пассажира в белом тропическом костюме и ослепительном колониальном шлеме. Фандорин или не Фандорин? Ну-ка, лебедь белый, спустись поближе, дай на тебя посмотреть.

От государственных дум консул вернулся к обыденным, и бабочка сразу успокоилась.

Сколько времени, сколько чернил потрачено ради очевиднейшей вещи, думал Всеволод Витальевич. Ведь ясно, что без помощника никакой стратегической работой он заниматься не может - руки не доходят. Нерв дальневосточной политики сосредоточен не в Токио, где сидит его превосходительство господин посланник, а здесь. Йокогама - главный порт Дальневосточья. Здесь замышляются все британские маневры, отсюда ведутся хитроумные подкопы. Ведь яснее ясного, а сколько тянули!

Ладно, лучше поздно, чем никогда. Этот самый Фандорин, первоначально назначенный вторым секретарем в посольство, ныне переведен в йокогамское консульство, дабы освободить Всеволода Витальевича от рутины. Скорее всего сие Соломоново решение господин посланник принял, ознакомившись с послужным списком титулярного советника. Не пожелал держать при себе столь малопонятную персону. Нате вам, дражайший Всеволод Витальевич, что нам негоже.

Белоснежный колонизатор ступил на причал, и сомнений более не оставалось. Определенно Фандорин, по всем приметам. Брюнет, голубые глаза и главная особенность - ранняя седина на висках. Ишь, вырядился, будто на слоновью охоту.

Первое впечатление было неутешительное. Консул вздохнул, двинулся встречать. Бабочка омурасаки от сотрясения качнула крылышками, но осталась на цветке, так и не обнаруженная Дорониным.

"Батюшки, а на пальце-то - кольцо с бриллиантом, - приметил Всеволод Витальевич, раскланиваясь с вновьприбывшим. - Скажите пожалуйста. Усишки крендельками! Височки расчесаны волосок к волоску! Пресыщенная томность во взоре! Чацкий, да и только. Онегин. И путешествия ему, как всё на свете, надоели".

Сразу же после взаимных представлений спросил, с этакой простодушной миной:

- Скажите же скорей, Эраст Петрович, видели вы Фудзи? Спряталась она от вас или открылась? - И доверительно пояснил. - Это у меня примета такая. Если человек, подплывая к берегу, увидел гору Фудзи, значит, Япония откроет ему свою душу. Если же капризная Фудзи закрылась облаками - увы. Проживи тут хоть десять лет, главного не увидишь и не поймешь.

Вообще-то Доронин отлично знал, что сегодня Фудзи из-за низкой облачности с моря видна быть не может, но требовалось немножко сбить спесь с этого Чайльд-Гарольда из Третьего отделения.

Однако титулярный советник не расстроился, не стушевался. Обронил с легким заиканием:

- Я в п-приметы не верю.

Ну разумеется. Матерьялист. Ладно, попробуем ущипнуть с другой стороны.

- Знаком с вашим формуляром. - Всеволод Витальевич восхищенно приподнял брови. - Какую сделали карьеру, даже ордена имеете! Оставить столь блестящее поприще ради нашего захолустья? Причина тут может быть только одна: вы наверняка очень любите Японию! Я угадал?

- Нет, - пожал плечами Печорин и покосился на гвоздику в консуловой петлице. - Как можно любить то, чего совсем не знаешь?

- Очень даже можно! - уверил его Доронин. - С гораздо большей легкостью, нежели предметы, слишком нам знакомые... Хм, это всё ваш багаж?

Вещей у фон-барона было столько, что понадобился чуть не десяток носильщиков: чемоданы, коробки, связки книг, огромный трехколесный велосипед и даже саженного размера часы в виде лондонского Биг Бена.

- Красивая вещь. И удобная. Правда, я предпочитаю карманные, - не удержался от сардонической реплики консул, но тут же взял себя в руки - просиял любезной улыбкой, простер руки в сторону набережной. - Добро пожаловать в Йокогаму. Отличный город, вам он понравится!

Последняя фраза была произнесена уже без насмешливости. За три года Доронин успел сердечно привязаться к городу, который рос и хорошел день ото дня.

Всего двадцать лет назад здесь была крохотная рыбацкая деревушка, и вот, благодаря встрече двух цивилизаций, вырос отличнейший современный порт: пятьдесят тысяч жителей, из которых почти пятую часть составляют иностранцы. Кусочек Европы на самом краю света. Особенно Всеволоду Витальевичу нравился Банд - приморская эспланада с красивыми каменными зданиями, с газовыми фонарями, с нарядной публикой.

Но Онегин, оглядев всё это великолепие, состроил кислую мину, отчего Доронин нового сослуживца окончательно не полюбил. Вынес ему вердикт: надутый индюк, высокомерный сноб. "А я тоже хорош, гвоздику ради него нацепил", подумал консул. Раздраженно махнул рукой, приглашая Фандорина следовать за собой. Цветок из петлицы выдернул, отшвырнул.

Бабочка взметнулась вверх, потрепетала крылышками над головами российских дипломатов и, зачарованная белизной, пристроилась на шлем к Фандорину.

* * *

"Надо же было вырядиться таким шутом!" - терзался лиловыми мыслями обладатель чудесного головного убора. Едва ступив на трап и осмотрев публику на пристани, Эраст Петрович сделал открытие, очень неприятное для всякого, кто придает значение правильности наряда. Когда ты одет правильно, окружающие смотрят тебе в лицо, а не пялятся на твой костюм. Внимание должен привлекать портрет, а не его рама. Сейчас же выходило ровно наоборот. Купленный в Калькутте наряд, который в Индии смотрелся вполне уместно, в Йокогаме выглядел нелепо. Судя по толпе, в этом городе одевались не по-колониальному, а самым обычным образом, по-европейски. Фандорин делал вид, что не замечает любопытствующих взглядов (казавшихся ему насмешливыми), изо всех сил изображал невозмутимость и думал только об одном - поскорей бы переодеться.

Вот и консул, кажется, был фраппирован оплошностью Эраста Петровича - это чувствовалось по колючести взгляда, которую не могли скрыть даже темные очки.

Приглядываясь к Доронину, Эраст Петрович по всегдашнему обыкновению выстроил дедуктивно-аналитическую проекцию. Возраст - сорок семь, сорок восемь. Женат, но бездетен. Умен, желчного склада, склонен к насмешливости, отличный профессионал. Что еще? Имеет вредные привычки. Круги под глазами и желтый оттенок кожи свидетельствуют о нездоровой печени.

А Йокогама молодому чиновнику по первому впечатлению и правда не понравилась. Он надеялся увидеть картинку с лаковой шкатулки: многоярусные пагоды, чайные домики, снующие по воде джонки с перепончатыми парусами, а тут обычная европейская набережная. Не Япония, а какая-то Ялта. Стоило ли ради этого огибать половину земного шара?

Первым делом Фандорин избавился от дурацкого шлема - самым простым способом. Сначала снял, будто жарко сделалось. А потом, поднимаясь по лестнице к набережной, незаметно положил изобретение колонизаторов на ступеньку, да и оставил там - кому надо, пусть забирает.

Омурасаки не пожелала расставаться с титулярным советником. Покинув шлем, заполоскала крылышками над широким плечом молодого человека, но так и не села - заметила посадочную площадку поинтересней: на плече у рикши пестрела, посверкивая капельками пота, красно-сине-зеленая татуировка в виде дракона.

Легкокрылая путешественница коснулась ножками бицепса и успела уловить нехитрую бронзово-коричневую мысль туземца ("Каюй! Щекотно! (яп.)"), после чего ее коротенькая жизнь завершилась. Рикша не глядя шлепнул по плечу ладонью, и от прелестницы остался лишь пыльный серо-голубой комочек.

Не беречь красы

И не бояться смерти:

Бабочки полет.

Старая курума

- Господин титулярный советник, я ожидал вас с пароходом "Волга" неделю назад, первого мая, - сказал консул, останавливаясь у красной лакированной одноколки, явно знававшей лучшие времена. - По какой причине изволили задержаться?

Вопрос, хоть и произнесенный строгим тоном, но в сущности простой и естественный, отчего-то смутил Эраста Петровича.

Молодой человек кашлянул, переменился в лице:

- Виноват. Когда пересаживался с корабля на корабль, п-простудился...

- Это в Калькутте-то? На сорокаградусной жаре?

- То есть, нет, не простудился, а проспал... В общем, опоздал. Пришлось ждать следующего п-парохода...

Фандорин вдруг покраснел, сделался почти такого же оттенка, что повозка.

- Те-те-те! - с радостным удивлением воззрился на него Доронин, сдвигая очки на кончик носа. - Покраснел! Вот тебе и Печорин. Не умеем лгать. Это превосходно.

Желчное лицо Всеволода Витальевича смягчилось, в тусклых, с красноватыми прожилками глазах блеснула искорка.

- В формуляре не описка, нам и в самом деле всего двадцать два года, просто мы изображаем из себя романтического героя, - промурлыкал консул, чем еще больше сконфузил собеседника. И совсем разойдясь, подмигнул:

- Держу пари, какая-нибудь индусская красотка. Угадал?

Фандорин нахмурился и отрезал: "Нет", но более не прибавил ни слова, так что осталось непонятным - то ли красотки не было, то ли была, но не индусская.

Консул не стал продолжать нескромный допрос. От его прежней неприязненности не осталось и следа. Он взял молодого человека за локоть и потянул к одноколке.

- Садитесь, садитесь. Это самое распространенное в Японии транспортное средство. Называется курума.

Эраст Петрович удивился, отчего это в коляску не запряжена лошадь. В голове на миг возникла фантастическая картина: чудо-повозка, несущаяся по улице сама по себе, с оглоблями, выставленными вперед наподобие алых щупальцев.

Курума с видимым удовольствием приняла молодого человека, покачав его на потертом, но мягком сиденье. Доронина же встретила негостеприимно - вонзила сломанную пружину в его и без того тощую ягодицу. Консул поерзал, устраиваясь поудобнее, проворчал:

- Скверная душа у этой колесницы.

- Что?

- В Японии у каждой твари и даже у каждого предмета имеется собственная душа. Во всяком случае, так веруют японцы. По-научному это называется "анимизм"... Ага, вот и наши лошадки.

Трое туземцев, весь гардероб которых состоял из обтягивающих панталон и скрученных жгутом полотенец на голове, дружно взялись за скобу, крикнули "хэй-хэй-тя!" и загрохотали по мостовой деревянными шлепанцами.

- "Вот мчится тройка удалая по Волге-матушке реке", - приятным тенорком пропел Всеволод Витальевич и засмеялся.

Фандорин же приподнялся, держась рукой за бортик, и воскликнул:

- Господин консул! Как можно ехать на живых людях! Это... это варварство!

Не удержал равновесия, упал обратно на подушку.

- Привыкайте, - усмехнулся Доронин. - Иначе придется передвигаться пешком. Извозчиков здесь почти нет. А эти молодцы называются дзинрикися, или, как произносят европейцы, "рикши".

- Но почему не использовать для упряжки лошадей?

- Лошадей в Японии мало, и они дороги, а людей много, и они дешевы. Рикша - профессия из новых, лет десять назад про нее здесь не слыхивали. Колесный транспорт считается тут европейским новшеством. Этакий бедолага пробегает за день верст шестьдесят. Зато плата по местным понятиям очень хорошая. Если повезет, можно пол-иены заработать, это по-нашему рублишко. Правда, долго рикши не живут - надрываются. Годика три-четыре, и к Будде в гости.

- Это чудовищно! - передернулся Фандорин, давая себе зарок никогда больше не пользоваться этим постыдным средством передвижения. - Так дешево ценить свою жизнь!

- К этому вам придется привыкнуть. В Японии жизнь стоит копейку - и чужая, и своя собственная. А что им, басурманам, мелочиться? У них ведь Страшного Суда не предусмотрено, лишь долгий цикл перерождений. Сегодня, то бишь в нынешней жизни, тащишь на себе тележку, но если будешь тащить ее честно, то завтра в куруме повезут уже тебя.

Консул засмеялся, но как-то двусмысленно, молодому чиновнику в этом смехе послышалось не издевательство над туземными верованиями, а, пожалуй, нечто вроде зависти.

- Изволите ли видеть, город Йокогама состоит из трех частей, - стал объяснять Доронин, показывая тростью. - Вон там, где скученные крыши, Туземный город. Здесь, посередине, собственно Сеттльмент: банки, магазины, учреждения. А слева, за рекой - Блафф. Этакий кусочек доброй старой Англии. Все кто посостоятельней селятся там, подальше от порта. Вообще же в Йокогаме можно существовать вполне цивилизованно, по-европейски. Имеется несколько клубов: гребной, крикетный, теннисный, скаковой, даже гастрономический. Кстати говоря, недавно открылся и атлетический. Полагаю, вам там будут рады.

При этих словах он оглянулся назад. Следом за красной "тройкой" тянулся целый караван повозок с фандорийским багажом. Тащили их такие же желтокожие кентавры, какую по двое, какую в одиночку. Замыкала кавалькаду тележка, нагруженная атлетическими снарядами: там были и чугунные гири, и боксерская груша, и связка эспандеров, а сверху сверкал полированной сталью уже поминавшийся велосипед - патентованный американский "Royal Crescent Tricycle".

- Все иностранцы кроме посольских сотрудников стараются жить не в столице, а у нас, - хвастался йокогамский старожил. - Тем более что до центра Токио по железной дороге всего час езды.

- Здесь и железная дорога есть? - уныло спросил Эраст Петрович, лишаясь последних надежд на восточную экзотику.

- Преотличная! - с энтузиазмом воскликнул Доронин. - Современный йокогамец теперь живет так: по телеграфу заказывает билеты в театр, садится в поезд и через час с четвертью уже смотрит спектакль Кабуки!

- Хорошо хоть К-Кабуки, а не оперетку... - Новоиспеченный вице-консул мрачно разглядывал набережную. - Послушайте, а где японки в кимоно, с веерами и зонтами? Я не вижу ни одной.

- С веерами? - усмехнулся Всеволод Витальевич. - Сидят по чайным домам.

- Это такие туземные кафе? Там пьют японский чай?

- Можно, конечно, и чаю попить. Заодно. Но ходят туда за другой надобностью. - Доронин изобразил пальцами циничную манипуляцию, которой можно было ожидать от прыщавого гимназиста, но никак не от консула Российской империи - Эраст Петрович от неожиданности даже сморгнул. - Желаете наведаться? Сам-то я от подобных чаепитий воздерживаюсь, но могу порекомендовать лучшее из заведений - называется "Девятый номер". Господа моряки им чрезвычайно довольны.

- Нет-нет, - заявил Фандорин. - Я п-принципи-альный противник продажной любви, а публичные дома почитаю оскорблением как для женского пола, так и для мужского.

Всеволод Витальевич с улыбкой покосился на вторично покрасневшего спутника, но от комментариев воздержался.

Эраст Петрович поскорее сменил тему:

- А самураи с двумя мечами? Где они? Я столько о них читал!

- Мы едем по территории Сеттльмента. Из японцев здесь дозволяется жить только приказчикам да прислуге. Но самураев с двумя мечами вы теперь нигде не увидите. С позапрошлого года носить холодное оружие запрещено императорским указом.

- Какая жалость!

- О да, - осклабился Доронин. - Вы много потеряли. Это было незабываемое ощущение - пугливо коситься на каждого ублюдка с двумя саблями за поясом. То ли мимо пройдет, то ли развернется, да и рубанет наотмашь. У меня до сих пор привычка - когда иду по японским кварталам, всё назад оглядываюсь. Я, знаете ли, приехал в Японию во времена, когда здесь считалось патриотичным резать гайдзинов.

- Кто это?

- Мы с вами. Гайдзин значит "иностранец". Еще нас тут называют акахигэ - "красноволосые", кэтодзин, то есть "волосатые", и сару, сиречь "обезьяны". А пойдете гулять в Туземный город, детишки будут вас дразнить, делая вот так. - Консул снял очки, оттянул пальцами веки кверху и книзу. - Это значит "круглоглазый", считается очень обидно. Ничего, зато больше не режут почем зря. Спасибо микадо, разоружил своих головорезов.

- А я читал, что меч у самурая - предмет б-благоговейного поклонения, как шпага у европейского дворянина, - вздохнул Эраст Петрович, на которого разочарования сыпались одно за другим. - Неужели японские рыцари так легко отказались от старинного обычая?

- Очень даже не легко. Весь прошлый год бунтовали, до гражданской войны дошло, но с господином Окубо шутки плохи. Самых буйных истребил, прочие присмирели.

- Окубо - это министр внутренних дел, - кивнул Фандорин, демонстрируя некоторую осведомленность в туземной политике. - Французские газеты называют его Первым консулом, японским Бонапартом.

- Сходство есть. Десять лет назад в Японии произошел государственный переворот...

- Знаю. Реставрация Мэйдзи, восстановление императорской власти, - поспешил вставить титулярный советник, не желая, чтобы начальник считал его полным невеждой. - Самураи южных княжеств свергли власть сёгунов и объявили правителем микадо. Я читал.

- Южные княжества - Сацума и Тёсю - это вроде французской Корсики. Нашлись и корсиканские поручики, целых трое: Окубо, Сайго и Кидо. Его императорскому величеству они презентовали почет и обожание подданных, а власть, как и положено, забрали себе. Но триумвираты, особенно если в них целых три Бонапарта, штука непрочная. Кидо год назад умер, Сайго поссорился с правительством, поднял мятеж, но был разгромлен и по японскому обыкновению сделал харакири. Так что министр Окубо теперь остался единственным петухом в здешнем курятнике... Правильно делаете, что записываете, - одобрительно заметил консул, видя, что Фандорин строчит карандашом в кожаной тетрадочке. - Чем скорее вы вникнете во все тонкости здешней политики, тем лучше. Кстати говоря, вам нынче же представится случай посмотреть на великого Окубо. В четыре часа состоится торжественное открытие Дома для перевоспитания падших девиц. Это совершенно новая для Японии идея - прежде тут никому не приходило в голову перевоспитывать куртизанок. Средства на это святое начинание выделил не какой-нибудь миссионерский клуб, а благотворитель-японец, столп общества, некий Дон Цурумаки. Соберется creme de creme йокогамского бомонда. Ожидают и самого Корсиканца. На торжественную церемонию он пожалует вряд ли, а вот на вечерний Холостяцкий бал - почти наверняка. Мероприятие это абсолютно неофициальное и с перевоспитанием блудниц никак не связанное, совсем напротив. Скучать не будете. "Он возвратился и попал, как Чацкий, с корабля на бал".

Доронин снова, как давеча, подмигнул, однако холостяцкие радости титулярного советника не привлекали.

- Посмотрю на господина Окубо как-нибудь в другой раз... Я несколько утомлен путешествием и предпочел бы отдохнуть. Так что, если п-позволите...

- Не позволю, - с напускной строгостью оборвал его консул. - На бал - непременно. Рассматривайте это как первое служебное поручение. Увидите там много влиятельных людей. Будет и наш морской агент Бухарцев, второй человек в посольстве. А пожалуй, что и первый, - со значительным видом присовокупил Всеволод Витальевич. - Познакомитесь с ним, а завтра повезу вас представляться его превосходительству... Однако вот и консульство. Томарэ! <Стой! (яп.)> - крикнул он рикшам. - Запомните адрес, голубчик: набережная Банд, дом 6.

Эраст Петрович увидел каменный дом в виде буквы "П", повернутой ножками к улице.

- В левом флигеле моя квартира, в правом ваша, а вон там, посередине, присутствие, - показал Доронин за ограду - в глубине двора виднелось парадное крыльцо, увенчанное российским флагом. - Где служим, там и живем.

Дипломаты спустились на тротуар, причем Эраста Петровича курума любовно качнула на прощанье, консула же брюзгливо зацепила кончиком пружины за брюки.

Всё ноет, клянет

Злые ухабы

Пути Моя курума.

Глаза героя

В приемном покое навстречу вошедшим поднялся молодой японец, очень серьезный, при галстуке, в железных очочках. На столе, среди папок и стопок бумаги, были установлены два маленьких флажка - российский и японский.

- Знакомьтесь, - представил Доронин. - Сирота. Служит у меня восьмой год. Переводчиком, секретарем и бесценным помощником. Так сказать, мой ангел-хранитель и письмоводитель. Прошу любить и жаловать.

Фандорин немного удивился, что консул с первой же минуты знакомства счел нужным сообщить о печальном семейном положении своего сотрудника. Должно быть, прискорбное событие произошло совсем недавно, хотя в наряде письмоводителя не было ничего траурного за исключением черных сатиновых нарукавников. Эраст Петрович сочувственно поклонился, ожидая продолжения, но Доронин молчал.

- Всеволод Витальевич, вы забыли назвать имя, - вполголоса напомнил титулярный советник. Консул рассмеялся.

- Сирота - это имя. Когда я только-только приехал сюда, ужасно тосковал по Родине. Все японцы были для меня на одно лицо, их имена казались тарабарщиной. Я сидел тут один-одинешенек, еще и консульства никакого не было. Ни звука русского, ни русского лица. Вот и старался окружить себя туземцами, имена которых звучали бы породнее. Лакей у меня был Микита. Пишется тремя иероглифами, означает "Поле с тремя деревьями". Переводчиком стал Сирота, это по-японски "Белое поле". А еще у меня есть обаятельнейшая Обаяси-сан, с которой я познакомлю вас позже.

- Значит, японский язык не так уж чужд для русского уха? - с надеждой спросил Эраст Петрович. - Мне бы очень хотелось поскорей его выучить.

- И чужд, и труден, - расстроил его Всеволод Витальевич. - Первооткрыватель Японии святой Францискус Ксавериус сказал: "Сие наречие замыслено синклитом диаволов, дабы истязать ревнителей веры". А сходные созвучия иной раз могут сыграть дурную шутку. Например, моя фамилия, по-нашему вполне благозвучная, доставляет мне в Японии немало хлопот.

- Почему?

- Потому что "доро" значит "грязь", а "нин" - "человек". "Грязный человек", каково для консула великой державы?

- А что по-японски значит "Россия"? - встревожился за отечество титулярный советник.

- Ничего хорошего. Пишется двумя иероглифами: Ро-коку, "Дурацкая страна". Наше посольство уже который год ведет сложную дипломатическую борьбу, чтобы японцы использовали в документах другой иероглиф "ро", означающий "роса". Тогда получилось бы красиво: "Страна росы". Пока, увы, не удается.

Письмоводитель Сирота в лингвистической дискуссии участия не принимал, просто стоял с вежливой улыбкой.

- Всё ли готово для обустройства господина вице-консула? - обратился к нему Доронин.

- Так точно. Казенная квартира подготовлена. Завтра утром придут кандидаты на должность камердинера. У всех очень хорошие рекомендации. Где вам угодно столоваться, господин Фандорин? Если у себя, я найду для вас повара.

Японец говорил по-русски правильно и почти без акцента, только кое-где путал "р" и "л" - например, в трудном слове "проверил".

- Мне, собственно, всё равно. Я употребляю самую простую п-пищу, так что в поваре нужды нет, - принялся объяснять титулярный советник. - Самовар поставить, в лавку за припасами сходить - с этим справится и слуга.

- Хорошо-с, - поклонился Сирота, обнаруживая знакомство и со словоерсами. - А ожидается ли прибытие госпожи вице-консульши?

Вопрос был сформулирован несколько витиевато, и Эраст Петрович не вмиг уяснил его смысл.

- Нет-нет, я не женат.

Письмоводитель кивнул, как если бы был готов к такому ответу.

- В этом случае могу предложить вам на выбор двух кандидатов... то есть двух кандидаток на место супруги. Одна за триста иен в год, пятнадцати лет, прежде замужем не была, знает сто английских слов. Вторая немолодая, двадцати одного года, дважды была замужем. Рекомендации от прежних мужей превосходные, знает тысячу английских слов и стоит дешевле - двести пятьдесят иен. Вот фотографические карточки.

Эраст Петрович заморгал длинными ресницами, в растерянности оглянулся на консула.

- Всеволод Витальевич, я что-то...

- Сирота предлагает вам выбрать конкубину, - объяснил Доронин, с видом знатока рассматривая снимки, на которых были запечатлены куклоподобные барышни с высокими замысловатыми прическами. - Супругу по контракту.