Чтение 8–й страницы книги ~Али-Баба и сорок разбойниц~

Муся подняла огорченное лицо.

- Не угодила вам? Нерасторопная я!

- Нет, нет, все чудесно, просто...

Но повеселевшая Муся не дала мне вымолвить и словечка.

- Накидывайте пальтишечко, - засуетилась она, - ща щеточкой по плечикам пройду. Дайте пуговички застегну, теперь шапочку.

- Я ее не ношу!

- Как же! - всплеснула руками Муся. - Февраль метет! Эдак менингит заработать можно!

- Я езжу в машине, понимаете? Внутри работает печка.

- Так до колес еще дойти надо, - не дрогнула Муся и водрузила на мою макушку жуткую ушанку из норки, подаренную мне на Новый год Аллой Резниковой.

Я рванулся к двери, но был остановлен железной рукой Муси.

- А шарфик?

- Он мне не нужен!

- Нельзя без шарфика, - покачала она головой, - зима стоит, еще перчатки прихватите. Счастливой дороги, будьте аккуратны, храни вас Господь в пути!

Вспотевший в слишком теплой одежде, я был доведен ею до лифта. Когда двери начали закрываться, Муся озабоченно воскликнула:

- Иван Павлович, я вам во все кармашки по чистому носовому платочку пихнула, а то у вас только один был, несвежий уже.

Не приученный к такой заботе, я вышел на улицу и сделал то, чего не совершал с самого детства. Стащил с головы шапку, с шеи шарф, а с рук перчатки.

Я с трудом переношу жару, предпочту лучше замерзнуть, чем вспотеть. Когда няня заматывала у меня на шее шарф и отправляла в школу, я, завернув за угол родного дома, мигом избавлялся от него. Впрочем, вот уже много лет никого не волнует, обул ли Иван Павлович теплые ботинки.

Ветер растрепал мои волосы. Я пошел к гаражу и по дороге столкнулся с Валерой, который, насвистывая, оглядывал свой "Лендкрузер".

- Ничего не замечаешь? - спросил меня сосед.

- Вроде нет, а что случилось?

- Кошки, заразы, облюбовали машину, всю уделали снаружи, - скривился Валера, - что их сюда притянуло! Утром рано спихнул кошаков, лег спать, а они, дряни, снова тут как тут. Вышел во двор, мама родная! На крыше, на капоте, повсюду расселись и орут, как земснаряд. В чем дело? Ума не приложу!

И он начал расхаживать вокруг машины, недоуменно покачивая головой. Я спустился в гараж, на мой взгляд, ничего странного в этой ситуации нет.

Кошки хитрые создания, им просто не хочется сидеть на ледяной земле, вот и избрали "Лендкрузер" в качестве дивана.

До деревенской больницы я добрался относительно быстро, хотя ехал на "Мерседесе" Норы медленней, чем на джипе Валеры. Коридор морга вновь оказался пуст. Я толкнул знакомую дверь и приготовился увидеть новую компанию, весело проводящую служебное время. Но за столом сидела лишь одна старуха в довольно чистом халате, трезвая и очень неприветливая.

- Вы баба Сима? - заулыбался я.

- Ну...

- Здравствуйте.

- Чаво надоть?

- Видите ли...

- Говори живей!

- Тут вчера одежда лежала.., белая юбочка, кофточка, один сапог...

- Твоя, что ль?

- Нет, нет, но...

- А коли не твоя, так о чем толковать?

- О том и речь, - воскликнул я, - подскажите мне, кому она принадлежит.

- Одежа?

- Да.

- Чья?

- Та, что лежала в чулане.

- Тама нет ничего.

- Правильно, но вчера была.

- Вчера же не я работала.

- Знаю, но юбка с кофтой появились в ваше прежнее дежурство!

- Не помню!

Чтобы освежить бабкину память, я выудил портмоне. Помяв в руках сторублевку, санитарка сменила гнев на милость.

- Ничем тебе не помогу. Не знаю, с кого одежонка. Ушла я корпус мыть, вернулась - она лежит.

Я ее не тронула. Это Зинкин доход.

- Что? - не понял я.

Баба Сима засмеялась:

- Со мной в одну смену Зинка работает, саниг тарка, она с одежды живет.

- Каким образом?

- Ну отдадут ей родственники с покойника шмотки, она их выстирает, отгладит и на рынке продаст, если вид имеют, а если рваные совсем, порченые, тогда за копейки отдаст.

- Неужели люди покупают неизвестно кем ношенные тряпки? - изумился я. - Ни за что бы не польстился на такие.

Баба Сима ощупала меня с головы до ног блеклыми глазками.

- Еще как берут! В деревнях многодетных полно! Спиногрызов нечего в хорошее одевать, вмиг уделают. Вот свадьбу сыграют, и пусть сами об одеже думают. Ступай к Зинке, она одна шмотками занимается, я брезговаю.

Не успел я раскрыть рот, как бабка заколотила по батарее палкой.

- Ща Зинка придет, - пообещала она.

И действительно, не прошло пары минут, как в комнату боком вошла женщина неопределенного возраста. Серые сальные волосы, бледное лицо, сизые губы, нос картошкой, бровей практически нет, глаза непонятного оттенка, похожие на потухшие, пыльные фонарики. Зина была болезненно худой, длинный халат болтался на ней, как мешок на лыжной палке.

- Звали? - робко обратилась она к старухе.

- С энтим потолкуй, - велела баба Сима, - только сначала денежку с него возьми. Пока не заплатит, не болтай.

Проинструктировав Зину, баба Сима подхватила эмалированное ведро и ушла. Мы остались вдвоем.

Я открыл кошелек, добыл очередные сто рублей и сунул их в узкую ладошку санитарки.

- Вам покойника причесать? - тихо осведомилась Зина. - Я могу и накрасить, только вашим гримом, своего не имею.

- Зина, - строго спросил я, - вы торгуете одеждой умерших людей?

Санитарка опустилась на стул.

- Ничего плохое я не делаю, беру лишь то, что люди дают. Я не воровка. Им не нужно, а мне в самый раз, зарплата же копеечная.

- Я совершенно не осуждаю вас, - улыбнулся я, - каждый хочет выжить. Вы мне скажите, тут в чуланчике валялась одежонка: белая юбочка, кофточка, сапог... Это чье?

Зина пожала плечами:

- Не знаю.

Я выудил еще одну ассигнацию.

- А если подумать?

Санитарка тяжело вздохнула:

- Мне такую не давали. Сама удивилась, когда ее увидела. Но раз она чужая - не тронула, оставила лежать.

- Она с утра валялась?

Зина помолчала и шепнула:

- Нет.

- А когда появилась?

- Не знаю. Я в чулан весь день не заглядывала, вечером решила на топчанчик прилечь, глядь... лежит!

Ее глаза смотрели честно, но в голосе прозвучала некоторая натянутость, и я воскликнул:

- Зина, только не обманывайте меня, дело слишком серьезно!

Лицо санитарки слегка порозовело.

- Так ей-богу...

- Зина!!! Вы стирали кофту! Почему?

Женщина стала красной, ее рот по-детски открылся, и она спросила:

- А вы откуда узнали?

- Немедленно отвечайте, где раздобыли одежду! - рявкнул я. - Иначе придется давать показания в милиции, а там с вами по-другому побеседуют.

- Да, да, - суетливо затрясла головой Зина, - я все расскажу, только не бейте!

- Никто вас и пальцем не тронет, выкладывайте!

- Так одежда в мешке валялась, велели его в контейнер бросить, а я увидела и прихватила, - зачастила Зина, - им же без надобности, а мне хороша. Не крала я, сами сунули, Настасья Михайловна попросила, там хорошо платят, много. А мне че?

Трудно? Вовсе нет. Чего не помочь, коли столько дали! Пятьсот рублей! Ну я и сбегла с работы, никто и не заметил!

Я не понял ничего из ее слов, расстегнул пальто, потом снял его, сел на стул и приказал:

- Теперь спокойно, по порядку излагайте цепь событий. Кто вам дал? Что? Кем вы приходитесь этой Настасье Михайловне? Если сейчас внятно все объясните, получите тысячу, вот она!

Зина охнула:

- Тысячу? Целую? Мне?

- Вам, при условии, что я пойму, о чем речь.

- Сейчас, сейчас, слушайте, - начала Зина, - по порядку от печки начну.

Я постарался вникнуть в ее не слишком связную речь. И через некоторое время сообразил, что к чему.

Зина живет в деревеньке Нистратово, питается с огорода, имеет тяжело больную мать и не отказывается ни от какой работы. Но образования у Зины нет, поэтому бегать ей всю жизнь с ведром и тряпкой за копейки.

Пару лет назад на окраине Нистратова вырос небольшой коттеджный поселок, вернее, всего три дома, обнесенные глухим, высоким забором. Нистратовцы на все лады крыли богатеев. Тяжелые машины, груженные кирпичом и блоками, разворотили дорогу. А когда местные мужики решили ночью сходить на стройку поживиться, их встретила охрана, без долгих колебаний повышибавшая горе-разбойникам зубы.

Но через год дорогу починили, залили асфальтом, в дома потянулись фуры с мебелью, и нистратовские бабы обрадовались. Ну не станут же денежные мешки сами стирать, гладить и носиться по этажам с пылесосами, ясное дело, захотят прислугу нанять. В Нистратове даже заспорили, как брать жалованье: в рублях или в долларах. Но время шло, а никто не обращался в деревню за поиском поломоек.

Тогда самая бойкая из женщин. Катя Ершова, сама пошла в поселок.

Вернулась она мрачнее тучи и сообщила соседкам:

- У ворот будка стоит, в ней два охранника, чистые звери с виду.

Секьюрити не пустили Катюху во двор.

- Ступай себе, - велели они, - у хозяев полно прислуги. Кто же вас, лапотных, в такой дом возьмет. Переколотите дорогую посуду, мебель поцарапаете. У нас горничные выученные, по-английски разговаривают, не чета вам.

Глава 9

Зина была, наверное, единственной бабой в Нистратове, которая совершенно не надеялась попасть на работу к богатым людям. Понимала, что те, кто платит большие деньги, хотят видеть на своей кухне человека, который умеет готовить что-то необыкновенное, а не простые щи, да и убирать дворец надо, наверное, не так, как мыли свои избы-развалюхи деревенские бабы. Но именно Зине в конце концов повезло.

Как-то раз она пришла в местный магазинчик, купила банку рыбных консервов и стала отсчитывать железные рубли. Продавщица Нинка недовольно заворчала:

- На паперти, что ль, стояла? Где вы только эту дрянь берете? Понасобирали копеек, мне, между прочим, все потом в банк сдавать.

Зина, втянув голову в плечи, мусолила мелочь.

Зная противный характер Нинки, она испугалась, что та откажется брать монеты. Руки у Зины затряслись, рубли раскатились по полу, она бросилась их подбирать, и тут в сельпо вошла шикарно одетая дама. На ней была шубка из натурального меха, роскошные кожаные сапоги, в руках незнакомка держала красивую, явно дорогую сумку. В воздухе разлился аромат французских духов.

- Хлеб свежий? - резко спросила женщина. - Он московский, надеюсь?

Нинка, только что презрительно морщившаяся при виде Зины, опрометью бросилась к полке, где лежали батоны.

- Не сомневайтесь, - зачастила она, - с хлебозаводу час назад привезли.

Когда дама, купив сайку, ушла, Зинка спросила:

- Кто ж это такая?

- А из коттеджей, - ответила Нинка, - иногда за хлебом приходит, забывает в Москве купить и сюда идет, не хочет, чтоб хозяева ругались.

- Чьи хозяева? - не поняла Зина.

Нинка хмыкнула.

- Этой куклы разодетой. Ты думаешь, она кто?

- Ну, - затруднилась с ответом Зина, - не знаю... Хозяйка, вон в какой шубе ходит!

- Простота наивная, - захихикала Нинка, - она твоя товарка.

- Почему?

- Да потому, что тоже полы моет, - окончательно развеселилась Нинка, - домработницей служит, ясно?

Зина вышла на улицу в легком обалдении. Поломойка, а так одета! Сколько же она получает? Ясно, что не пятьсот рублей в месяц, как Зина! Везет же некоторым, а тут в кармане последняя десятка, не на что матери купить лекарство.

Вздыхая, Зина шла по дороге и вдруг увидела в снегу кошелек, красивый, кожаный, дорогой. Зиночка подняла его, раскрыла и ахнула. Все три отделения были набиты деньгами: российскими рублями и американскими долларами. Зина сразу поняла, кто потерял состояние: баба в шубе. В их деревне никто не владел такими сокровищами, а если даже и была у местных богатеев подобная сумма, то ходить с ней по улицам они не станут, спрячут в избе или сарае от беды подальше.

Ноги понесли Зину к коттеджам. Она показала охранникам находку, те, покачав головами, велели ей подождать, и спустя пару минут перед Зиной вновь оказалась дама в мехах.

Оглядев оробевшую селянку, она демонстративно пересчитала бумажки и с легким недоумением констатировала:

- Все на месте, до копейки.

Затем экономка вытащила пятьсот рублей и сунула их Зине.

- Бери.

- Спасибо, - пробормотала та, - дай вам Бог здоровья.

Потом, решив, что приключение закончилось, Зина повернулась, хотела было уйти, но ее остановил окрик:

- Ступай со мной.

Женщина привела ее в роскошно обставленную кухню и устроила ей форменный допрос. Зина покорно отвечала на вопросы. Работает в больнице, мужа и детей не имеет, ухаживает за парализованной мамой... В конце концов лицо дамы посветлело, и она заявила:

- Меня зовут Анастасия Михайловна. Станешь приходить сюда каждый день, в девять вечера.

Зина кивнула.

- Надеюсь, - продолжала Анастасия Михайловна, - никому ни о чем не будешь рассказывать!

Вот так Зина оказалась при новой службе. Хозяев она никогда не видела, внутрь дома ее не пустили ни разу. Анастасия Михайловна давала ей работу лишь на кухне: почистить серебро, вымыть тамбур и лестницу черного хода, надраить санузел, расположенный возле кухни, протереть в ней окна и подоконники. Раз в неделю приходилось вынимать из всех шкафов посуду, полировать полки и запихивать кастрюли назад. Нудная, тягомотная работа, частенько Зина орудовала до полуночи. Но она была счастлива.

Каждый раз после того, как она заканчивала уборку, Анастасия Михайловна давала ей сто рублей, громадные деньги за такую ерунду. В больнице Зина за куда меньшую сумму должна была пахать намного больше. Впрочем, потом в коттедже ей начали платить сто двадцать рублей. К хозяевам частенько прибывали гости, и Зина находила на заднем крылечке пакеты, набитые бутылками, коробками из-под тортов, конфет и всяческих деликатесов.

- В контейнер не бросай, - предостерегала ее Анастасия Михайловна, - снеси на вашу свалку.

Незачем наш мусорник забивать.

Зина кивала и перла мешки на деревенскую помойку. Жители Нистратова, особо не мучаясь, сваливали отходы в овраг, за деревней. Раз в году туда прибывала машина, и парни в оранжевых комбинезонах, отчаянно матерясь, перекидывали лопатами в кузов мусор.

В коттеджном же поселке отбросы укладывали в тщательно закрывающийся железный ящик. Мусорщик прибывал раз в неделю и менял полный контейнер на пустой, но частенько машина не приезжала, короб стоял переполненный, Анастасия Михайловна злилась, наверняка ее ругали хозяева, вот Зина один раз и предложила:

- Вы положьте грязь в мешки, я их на нашу свалку отопру!

Анастасия Михайловна обрадовалась, и с тех пор основная часть мусора на Зиночкином горбу переезжала в овраг. Зина была очень довольна, во-первых, к ее зарплате прибавилось двадцать рублей, во-вторых, в мешках, которые выставляла на задний двор Анастасия Михайловна, попадались чудные вещи.

Зина всегда вытряхивала содержимое пакетов на краю оврага и тщательно рылась в нем. Безалаберность и глупость богатых людей ее поражали. Зине частенько попадались продукты: целые упаковки йогуртов, паштетов, соков, отправленные в утиль лишь потому, что им истек срок годности. Посмеиваясь, Зина забирала еду с собой, она-то знала, что все даты на пакетах ерунда. Они с мамой едят такое и очень довольны. А вещи! Если бы вы только знали, какие хорошие, нерваные и абсолютно не сношенные тряпки выбрасывали порой богатей. То, что не подходило ей по размеру, Зина стирала и продавала на рынке.

В общем, жизнь налаживалась... Кончилось все так же, как и началось, совершенно внезапно. Вчера Зина, как всегда, явилась к Анастасии Михайловне и наткнулась на охранника, который мрачно сказал: