Чтение 19–й страницы книги ~Любовь-морковь и третий лишний~

Телефонов в памяти оказалось немного. Бухгалтерия, бригадир, поликлиника, Зинаида Самуиловна.

Похоже, Эвелина не солгала, рассказывая мне о своем одиночестве, у бывшей заключенной совсем не было друзей.

Забыв посмотреть на часы, я набрала номер.

- Слушаю, - послышался молодой, бодрый голос.

- Извините за поздний звонок, - спохватилась я, - можно Зинаиду Самуиловну.

- Это я.

- Ваш телефон мне дала Эвелина Бурская.

- Так.

- Нам необходимо срочно встретиться, можно к вам подъехать?

- Прямо сейчас?

- Да! Я доберусь через час, может, чуть быстрее, в зависимости от дороги.

- Милочка, - ласково пропела Зинаида Самуиловна, - если Эва сказала, что я до сих пор помогаю девочкам, попавшим в щекотливое положение, то, в общем, она права. Только я сама давным-давно не берусь за всякие манипуляции, рука потеряла твердость, на данном этапе жизни я являюсь кем-то вроде диспетчера. Поэтому нестись ко мне нет никакой необходимости, сумею лишь утешить вас добрым словом. Если вам срочно требуется помощь, в двух словах изложите свою проблему, ответьте на вопрос" какой направленности специалист вам нужен? Гинеколог, венеролог иди генитальная пластика?

- Эвелину убили, - прошептала я, - только что, а вы знаете имя преступника, это сын Валентины Бурской. Пожалуйста, не отнекивайтесь, дорога каждая минута, Эвелина мне все рассказала. И еще, я не имею никакого отношения к милиции! Меня зовут Евлампия Романова, можно просто Лампа, я попала в ужасную историю и без вашей помощи из нее не выкарабкаюсь! Поверьте, нам необходимо переговорить именно сейчас, несмотря на позднее время.

- Хорошо, - спокойно ответила Зинаида Самуиловна, - записывайте адрес, я медик и призвана помогать людям в любое время суток.

* * *

Дверь мне открыла дама, по виду едва перешагнувшая пенсионный порог.

- Проходите, - кивнула она, - вон тапочки.

Я влезла в шлепки, пораженная внешностью хозяйки. Фигура как у девушки, волосы уложены в изящную прическу, на ногтях яркий лак.

Меня препроводили в комнату, усадили в кресло и разрешили изложить события. Во время моего рассказа Зинаида Самуиловна вздрагивала, потом сняла с кресла большой пуховый платок, зябко закуталась в него и пошептала:

- Ужас! Грехи прошлого часто дают злые всходы, тени оживают и начинают мстить. Эвелина не соврала вам!

- Был мальчик?

- Да, конечно, вполне здоровое дитя. Тина родила его от юноши, дачника. Его родители снимали в деревне домик. Тоня прибежала ко мне в слезах, я очень хотела помочь несчастной и нашла выход.

- И отец ребенка не возражал? С той стороны не было протестов?

Зинаида тихонько засмеялась.

- Милая моя, так называемому отцу было слишком мало лет. Когда Тоня, выбив из Валечки координаты юнца, заявилась к "сватам", те даже не пустили ее на порог. Мать проказника приоткрыла дверь и рявкнула в щель: "Ничего не знаем, мой сын честный, чистый мальчик, убирайтесь прочь к своей дочери-шлюхе, не смейте тут скандалы закатывать. Если девка в подоле принесла, это забота ее семьи. Мало ли что юная шалава сказала, наш мальчик тут ни при чем, он лишь об учебе думает". Пришлось Тоне убираться восвояси и самой решать проблему.

- Имя, - в нетерпении я засучила ногами, - скажите его скорей.

- Новорожденного? Не знаю.

- Его новых родителей!

Зинаида Самуиловна царственно кивнула, потом взяла телефонную книжку, полистала ее и, четко выговаривая слова, произнесла:

- Я медик и призвана хранить чужие тайны, нарушила это правило лишь ради того, чтобы восстановить справедливость, Тина...

Мне пришлось, ломая пальцы, ждать, пока дама закончит борьбу с собственной совестью.

- ..но теперь, когда и та и другая убиты, - заявила Зинаида, - я имею полное право, считаю своим долгом, понимаю необходимость такого поступка...

Я молитвенно сложила ладони, хотя больше всего хотелось заорать во весь голос: "Хватит идиотничать!

Назови наконец координаты семьи!"

- Жива только мать Альбина Ожешко, - все с тем же выражением на лице произнесла Зинаида Самуиловна, - записывайте аккуратно, отчество очень сложное: Фелицатовна. Альбина Фелицатовна Ожешко, проживала она в прежние годы в самом центре, в двух шагах от станции метро "Маяковская", есть и телефон, но навряд ли он чем-то вам поможет, дело-то давно происходило.

- Все же дайте и номер телефона! - воскликнула я.

- Нет проблем.

Очутившись в машине, я вцепилась в сотовый аппарат. Конечно, полное хамство беспокоить людей ночью, но нетерпение мое столь велико, что я просто не доживу до завтрашнего утра.

- Серебрякова, - прозвенел бодрый, совсем не сонный голос.

- Простите, Альбину Фелицатовну можно?

- Ошибка. Тут такой нет.

- Девушка, миленькая, не бросайте трубку, - взмолилась я, - помогите.

- Слушаю.

- Я попала в квартиру?

- Нет, это организация.

- По какому адресу вы находитесь?

- Кому надо, тот знает.

- Я совсем не хочу узнавать чужие тайны, просто ранее этот номер принадлежал Альбине Фелицатовне Ожешко, а мне срочно понадобилось ее отыскать!

- Увы, не могу вам помочь, номер принадлежит нашей организации.

- Только улицу назовите, где находитесь, а я пойму, может, вы в бывшей квартире Ожешко расположились!

- Лучше сами скажите адрес, - бдительно заявила Серебрякова. Услыхав координаты, девушка ответила:

- Нет, мы находимся в ином месте.

Я было расстроилась, но надежда вновь вспыхнула с новой силой, вполне вероятно, что телефон изменился.

- Спасибо, Серебрякова! - заорала я.

- На здоровье, - вежливо ответила девушка.

Домой я приехала, устав как водовозная кляча, бросила куртку на комод в прихожей, та моментально завалилась за него, но вытаскивать ее сил не было.

Прямо в сапогах я прошла в свою комнату, кинула обувь под кровать и заснула, не выпив чаю и не умывшись.

Утром я даже вскочила ровно в шесть, домашние и собаки мирно спали. Решив удрать из дома до того, как первый член семьи, зевая, выползет на кухню, я умылась, оделась и, оставив на холодильнике записку:

"Стая не гуляла и не ела", пошла в прихожую. В коридоре выстроились в ряд туго набитые мешки для мусора. Ну откуда у нас такое количество бытовых отходов? Не успел вопрос прийти мне в голову, как на него нашелся ответ: Юлечка вчера решила затеять генеральную уборку и со страстью принялась за дело. Однако мне повезло, что успела удрать из квартиры под предлогом похода в школу. В этой жизни есть несколько ситуаций, попасть в которые я боюсь сильнее, чем очутиться на пожаре. Одна из них - это тотальное очищение жилища от грязи под предводительством Юли. Сережкина жена обладает ярко выраженным синдромом начальника. Собственными руками она ничего не делает, Юля охотно командует, подгоняя домочадцев замечаниями типа: "Если бы не мои указания, ты бы до утра мыла окно" или "Скажи спасибо, что стою над тобой, иначе пыль за шкафом могла бы превратиться в камень, живо собери ее пылесосом".

Зато потом, оглядев сверкающую чистотой квартиру, Юлька удовлетворенно вздыхает и заявляет: "Ох и устала ж я! Тяжелое дело объяснять всем, как нужно трудиться, быстро налейте мне чаю!"

И вы, одурев от тряпки, швабры и пылесоса, отчего-то исполняете и этот приказ.

Я пошла в прихожую, не нашла свою куртку, потом вспомнила, что вчера она упала за комод, вытащила ее и встряхнула. Натягивая на себя куртку, я снова бросила взгляд на туго набитые мешки и ощутила легкий укол совести. Вообще говоря, некрасиво получилось, вчера Юля с детьми драила комнаты, а я сачканула.

Ладно, приму участие в хозяйственных делах, сейчас снесу на помойку мусор.

Черные полиэтиленовые пакеты оказались довольно тяжелыми, и я основательно запыхалась, подтягивая их сначала к лифту, а потом вынося во двор.

- Привет, Лампа! - воскликнула наша соседка Аня Григорьева, выходя из подъезда. - Куда в такую рань с добром?

- Квартиру убирали, - сообщила я, выпрямляя ноющую спину, - вот всякую дрянь выношу.

- Молодцы, - кивнула Анька, - а у меня бардак!

Страшное дело. Ты когда вечером дома будешь?

- Не знаю, - ответила я и поперла мешки к бачкам, куда как раз подкатил мусоровоз.

- В десять явишься? - проорала вслед Аня.

- Может быть!

- Приду за рецептом пирога.

- Ладно.

Григорьева побежала в сторону метро, я дотащила ставшие совершенно неподъемными кули до хмурого мужика в темно-синей куртке и сказала:

- Вот! Уж простите, сил нет поднять, чтобы в бачок положить.

- Че у те там? - нахмурился мужик и икнул, распространяя сильный запах перегара. - Строительный отход не берем. Битый кирпич, кафель, паркет ломаный, вызывай для такого спецконтейнер.

- Внутри всякая лабуда, - отдышалась наконец я, - старые шмотки, тряпки с антресолей.

- Ладно, - поверил мне на слово мужик, потом легко подхватил один мешок, швырнул его в грязное нутро машины и констатировал:

- Не соврала!

Стройотход тяжелее будет!

Страшно довольная собой, я, напевая, выкатилась на проспект, некоторое время спокойно ехала в потоке, но потом остановилась, на дороге возникла пробка. Я оперлась на руль, давно знаю, что не стоит нервничать, столкнувшись с совершенно не зависящими от тебя обстоятельствами. Ну начну я сейчас дергаться, жать на гудок, как вон тот водитель в битой со всех сторон "девятке", высовываться из окна и орать:

- Уберите гаишника, козла, от светофора, когда прибор работает в автоматическом режиме, на дороге порядок!

И чего я добьюсь? А ничего, поэтому сейчас послушаю радио, а еще можно подправить макияж, прическу, покрыть ногти лаком, много чем способна заняться женщина в свободную минуту, мы спокойней мужчин, вот сегодня ни одна дама не выскочила, красная от возмущения, на проезжую часть! А мужчин на дороге уже целая толпа, злые, размахивают руками!

Двигаясь по сантиметру в минуту, я наконец-то добралась до места затора, причиной его была авария, из-за которой перекрыли проспект, впереди замаячило почти свободное шоссе, нажав на педаль газа, я покрепче ухватилась за баранку, время близилось к десяти, будем надеяться, что Альбина Фелицаговна Ожешко в силу возраста не ходит на работу и сидит дома.

Поплутав по кривым переулкам, я еле-еле втиснула "Жигули" во двор старинного дома, стены его образовывали колодец, наверное, в окна, которые выходят во внутренний двор, никогда не проникает солнечный свет. Нужный подъезд оказался открыт, домофона не наблюдалось, и воздух в парадном соответствующий, тут невозможно было дышать.

Побоявшись сесть в лифт, больше похожий на клетку для канарейки, я стала преодолевать пешком бесконечные пролеты и на третьем этаже столкнулась с молодой женщиной, которая, закусив губу, пыталась спустить вниз коляску. Руки матери дрожали от напряжения.

- Давайте помогу вам, - предложила я.

Девушка с благодарностью посмотрела на меня.

- Ой, спасибо. Если можно, свезите колясочку вниз, а я Мишку на руки возьму.

Вынув из короба кулек в голубом конверте, она прижала его к груди, я ухватилась за скользкую ручку, толкнула коляску и сказала:

- Опасно так ребенка выкатывать, вдруг упустишь экипаж! Ступеньки-то крутые.

- А что делать? - с безнадежностью воскликнула девушка. - Бабушек у нас нет, муж на работе! С кем Мишку оставить, пока коляску вниз отвезу? И потом, ее во дворе без присмотра нельзя бросить, мигом сопрут. Вот думаю все, дом-то старый, говорят, еще при царе построен, как они своих детей гулять выволакивали? Неужели тоже мучились?

- Может, тут богатые люди жили? - предположила я, таща неповоротливую колымагу. - У них няньки имелись.

- Фу, - выдохнула девушка, открывая дверь во двор, - ну спасибо! Так мне помогли.

- Ерунда, - махнула я рукой и снова начала восхождение на "Эверест".

Оказавшись перед дверью с номером 32, я нажала на звонок раз, другой, третий... Но из квартиры не донеслось ни звука, никто не вопрошал: "Кто там?"

Либо хозяева ушли на работу, либо уехали...

Бах! Поцарапанная дверь отлетела в сторону, на пороге закачалась баба, нет мужик, а может, все же женщина, определить половую принадлежность существа с первого взгляда не представилось возможным.

- Чево звенишь? - заорало оно. - Какого хрена?

На часы глянь! Люди только с работы пришли.

- Так утро уже, - пискнула я.

- Вечер, - покачнулось непотребное создание, - ночь, мы спать легли!

Решив не спорить с монстром, я громко сказала:

- Альбина Фелицатовна дома?

- Хто?

- Ожешко!

Чудовище засопело, потом плюнуло на площадку.

- Этта хто?

- Хозяйка квартиры!

- Тута я живу.

- Альбина Фелицатовны нет? Может, она ваша мама? - цеплялась я за последнюю надежду.

Уродина повертела пальцем у виска и с треском захлопнула дверь. Я пошла вниз, глупо было надеяться увидеть Альбину Фелицатовну, дама могла переехать или умереть.

Воздух во дворе показался мне восхитительно свежим, я набрала полную грудь кислорода, ощутила легкое головокружение и услышала нежный голосок:

- Не могла бы ты мне еще разок помочь?

Я обернулась, с явным усилием толкая перед собой коляску, ко мне приближалась молодая мама.

- Пустышку дома забыла, - воскликнула она, - ну не переть же коляску наверх, покатай Мишку, я мигом сношусь!

Не надо совершать благородные поступки, потом трудно остановиться.

- Иди спокойно, - разрешила я.

Девушка кинулась в подъезд, а я стала прохаживаться с коляской между заваленными снегом скамеечками.

Юная мать словно сквозь землю провалилась, через четверть часа я стала всерьез размышлять над тем, как поступить с подброшенным мне младенцем, но тут непутевая родительница вывалилась из подъезда и заголосила:

- Господи, прости, пожалуйста. Сосед наш, Николай, страшный урод, запер дверь, а ключ в замке оставил, мне снаружи не открыть, он на игле сидит, совсем без соображения, еле-еле доколотилась, появился, перец мерзкий, зенки выкатил и давай орать: "Ночь давно! Люди с работы идут!" Ума не приложу, как от него избавиться, может, в милицию сбегать?

- Ты в какой квартире живешь? - перебила я тараторку.

- В тридцать второй.

- Давно?

- Ну.., не слишком. Меня, кстати, Ляля зовут, хочешь ириску?

Я вздрогнула, мигом вспомнив йоркшириху, почесалась и ответила:

- Очень приятно, рада знакомству, я Лампа, это имя такое, просто Лампа.

Ляля хихикнула:

- Суперское.

- Ну-ка скажи, тебе Альбина Фелицатовна Ожешко знакома?

- Нет, - удивилась Ляля, - а что?

- Эта женщина жила в тридцать второй квартире, и мне очень надо отыскать либо ее, либо каких-нибудь родственников дамы, допустим, сына.

Ляля попрыгала сначала на правой ноге, потом на левой.

- Скажи, нудное дело с ребенком гулять! Мне со всех сторон не повезло! У других балконы имеются, можно туда ребятеночка вывезти и, пока он спит, своими делами заниматься. А лучше бабушку иметь, только у нас с Николаем нет никого! Мы с ним вообще-то из Екатеринбурга, в Москву учиться приехали, он в автодорожный, а я куда попаду. В результате поженились, а жить негде, Колька пошел персональным водителем к хозяину, вот тут шоколадно получилось. Нам Иван Николаевич две комнаты выбил, настоящее счастье, теперь мы москвичи с постоянной пропиской. Сосед, конечно, урод, но ведь он и умереть может! Нам, правда, квадратные метры достались в ужасном состоянии, комнаты полгода закрытыми стояли, обои от сырости от стен отошли, кто до нас там жил - понятия не имею. Впрочем, похоже, что старуха.

- Почему? - спросила я.

Ляля толкнула туда-сюда коляску.

- А она умерла, одинокая была, все шмотки на месте остались, в шкафу платья, такие ни я, ни ты не наденем, всякие салфеточки кружевные, картины в рамах. Я думала, они ценные, потащила одну в скупку, а там меня на смех подняли, оказалось, репродукции, из журналов вырезанные. Нас сюда тетка привела из отдела, которым Иван Николаевич руководит, открыла дверь и заявила: "Лучше, ребятки, вам ничего не предложат, берите эту кубатуру, пока с соседом поживете, а там видно будет. Жилплощадь чистая, никто на ней не прописан. Прав на комнатки и скарб никто не предъявил в установленный законом срок, следовательно, вы полноправные владельцы всего будете". Но я знаю, кто тебе стопудово поможет!

- Да? - безнадежно поинтересовалась я.

- Вон видишь окошко на первом этаже?

- С белыми занавесочками?

- Ага, пошли, там Варвара Михайловна живет, она домоуправ, вернее, теперь уже нет, но про любого всю подноготную выложит. Тетя-гипноз, не хочешь, а все ей расскажешь. Давай, давай!

Вцепившись одной рукой в меня, а другой в коляску, Ляля быстрым шагом подошла к окну и постучала в стекло.

- Лялечка, ты? - донеслось из открытой форточки.

- Во, - шепнула молодая мамаша, - говорю же, гипноз, видит и чует под землей на три метра.

- Опять Мишенька соску выплюнул? - неслось из форточки. - Давай помою.

Занавеска заколыхалась, рама приоткрылась, наружу высунулась пожилая дама, которую легко можно было принять за сестру Зинаиды Самуиловны - прическа, маникюр, макияж.

- Где пустышка? - поежилась Варвара Михайловна. - Холод какой, словно в прежние времена.

- Сосочка у нас чистая, спасибо.