Чтение 13–й страницы книги ~Бандиты, баксы и я~

Давным-давно маленьким мальчиком он ходил среди талых весенних сугробов провинциального Владимира, облизывал ядовито-розового леденцового петушка на палочке, считал копейки в кармане - хватит ли у него денег, чтобы прокатиться на такой карусели. И набрать денег на карусель казалось ему таким счастьем, таким блаженством! Как изменились у него с тех пор представления о счастье! Да полно, тот ли это человек? Как мало связывает Петра Степановича Вахромеева, влиятельного могущественного чиновника, одного из отцов города, с тем сопливым, вечно простуженным владимирским мальчишкой!

Вахромеев шел среди аттракционов, выискивая нужный, тот, где ему была назначена встреча, тот, где он собирался нанести свой последний удар. Наконец он увидел ее - самую простую, старую как мир, детскую карусель: деревянные лошадки, машины, самолеты, расставленные по кругу, всегда готовые к своему бесконечному путешествию... Яркая, вульгарная и жизнерадостная раскраска карусели не была видна в темноте, но угадывалась, подразумевалась.

Петр Степанович медленно, тяжело ступая, поднялся по ступенькам на неподвижный деревянный помост. Здесь он затаится и будет ждать шантажистку, здесь он встретит ее. Он не верил в ее басни о спрятанных в надежном месте показаниях - эту сказку рассказывают все шантажисты, чтобы обеспечить свою безопасность, а на самом деле редко удается найти по-настоящему надежную страховку. Да если она и сумела надежно припрятать какие-то показания и после ее смерти они попадут, допустим, в прокуратуру, Вахромееву хватит власти, чтобы изъять эти документы и притушить любой скандал... Конечно, придется делиться и деньгами, и влиянием, но в сложившейся ситуации это неизбежно.

Вдруг он вздрогнул: на дальнем конце помоста в деревянном игрушечном автомобиле кто-то сидел.

Вахромеев задохнулся, сердце его неистово и тоскливо забилось. В редеющем предрассветном мраке четко вырисовывалась хрупкая женская фигура в куртке с капюшоном. Выходит, эта девка перехитрила его, тоже приехала на место встречи раньше назначенного времени? Но это ей не поможет!

Вахмистр вытащил из кармана тяжелый тупорылый пистолет. Несколько лет назад он на всякий случай велел Палычу купить для него оружие, не замешанное ни в каком криминале. На всякий случай. И вот этот случай наступил.

Холодная тяжесть оружия успокаивала, внушала уверенность в своих силах. Он поднял пистолет, снял с предохранителя, нажал на спусковой крючок... В утренней тишине выстрел прогремел оглушительно, отдача сильно качнула Вахромеева, он еле устоял на ногах. Кажется, он промахнулся, во всяком случае фигура в машине не шелохнулась.

Зато сразу после выстрела, как по команде невидимого режиссера, заработала карусель. Медленно набирая обороты, деревянная платформа начала вращаться. Одновременно под крышей аттракциона загорелись гирлянды разноцветных лампочек, осветив ярко раскрашенных резных деревянных зверей, игрушечные автомобили... Заиграла веселая, бравурная музыка, отблески вращающихся зеркал замелькали по темной площадке дикими фантастическими огоньками.

Вахромеев схватился за шею деревянной лошади, чтобы удержаться на ногах, не упасть с вращающейся платформы. Его взгляд был прикован к женской фигуре на другом конце карусели. Снова подняв пистолет, он выстрелил, но ускоряющееся вращение не давало тщательно прицелиться, и пуля снова прошла мимо. Женщина в капюшоне даже не пошевелилась - неужели она так уверена в своем везении и так спокойна за свою жизнь, что не уворачивается от пуль?

С трудом переставляя ноги по движущейся платформе, Вахромеев пошел к ней.

Стреляя на ходу раз за разом в эту ужасную женщину, сломавшую его жизнь и даже не боящуюся его. Он подходил к ней все ближе и ближе, с трудом удерживая равновесие на вращающемся полу, уходящем из-под ног.

Голова кружилась все сильнее, и сердце с отвратительной тоскливой болью билось где-то в горле. Он подошел к ней уже совсем близко и наконец, уже почти в упор наведя пистолет, разглядел ее лицо.

Это было лицо старухи, давно и безнадежно мертвой старухи. Лицо было покрыто трупными пятнами. Мертвые глаза, которые никто не удосужился закрыть заботливой рукой, смотрели на Вахромеева белесой тусклой пустотой смерти. Уже начиная понимать, что он попался в расставленную кем-то ловушку, Петр Степанович выстрелил в мертвое лицо - раз и еще раз... Карусель вращалась все быстрее, и бравурная мелодия била его по барабанным перепонкам, сводила с ума...

И вдруг, приглушив и перекрыв яркое мелькание разноцветных лампочек, площадку залило сияние мощных прожекторов, а музыку перекрыл звонкий женский голос:

- Мы ведем репортаж из Приморского парка, куда наша группа выехала в такое необычное время по звонку человека, пожелавшего остаться неизвестным. Мы еще не знаем, свидетелями какого события стали, но мы видим, как на наших глазах пожилой человек, удивительно похожий на начальника Государственного строительного управления Петра Степановича Вахромеева, застрелил из пистолета неизвестную женщину...

Петр Степанович, вы хотите сделать какое-нибудь заявление?

Петр Степанович с тяжелым стоном отвернулся от мертвой старухи и посмотрел на площадку перед каруселью. Карусель вращалась так быстро, что он едва смог разглядеть яркий автобус с надписью "Телевидение", людей с осветительной техникой и камерами и девушку в спортивной куртке Вахромеев снова поднял пистолет и выстрелил в этот женский силуэт, в котором для него воплотились в эту секунду и девушка-шантажистка, подло перехитрившая его, и мертвая старуха, которая сумела так его напугать, и сама эта телеведущая, которая из его трагедии хочет сделать развлечение для тысяч тупых обывателей... Боек пистолета сухо щелкнул, но выстрела не последовало - он уже расстрелял все патроны в мертвую старуху, ни в чем перед ним не провинившуюся, но телевизионщики сумели заснять и этот кадр - попытку выстрелами заткнуть рот средствам массовой информации.

Тяжелая тупая боль сдавила грудь Петра Степановича. В глазах его потемнело, он широко разевал рот, пытаясь вдохнуть, но воздух стал вдруг твердым и кололся, как стекло, и только разрывал легкие, не наполняя их... Деревянная платформа окончательно ушла из-под ног, в груди Вахромеева что-то взорвалось, и он без сознания упал на доски карусели.

* * *

Два дня я провалялась дома - колено распухло, и на ногу было не ступить. Мама делала мне примочки и компрессы и строго-настрого запретила выходить из дому - когда кто-то в нашей семье болеет, она становится совершенным деспотом. Но я и сама никуда не собиралась, потому что позвонила Андрею, и он сказал, что главный редактор зарядил его на срочное задание, так что наше расследование придется отложить.

Вечером второго дня отец позвал меня к телевизору.

- Смотри, что показывают! Наши-то власти совершенно с ума сбрендили!

Я пришла и не поверила своим глазам.

Показывали городок аттракционов в парке Культуры и отдыха. Там бегал какой-то человек, стрелял, потом вдруг упал, да так и остался недвижим. Ведущая довольно сухо и лаконично сообщила, что неизвестный устроил на рассвете стрельбу в парке и даже пытался стрелять в сотрудников группы теленовостей, но никого не ранил, поскольку к тому времени пистолет был разряжен. После того как неизвестный понял, что обойма расстреляна, он упал и был отправлен в больницу с диагнозом - обширный инфаркт.

- Ничего непонятно, - я пожала плечами. - Кто такой этот псих? И как там оказалась ведущая теленовостей? Как она могла заранее знать, что он будет стрелять?

- Вроде бы она сказала, что их вызвали, - неуверенно заговорил отец.

Я похромала было к себе, но по дороге сняла трубку зазвонившего телефона.

- Ты смотрела новости?

От голоса Андрея я мгновенно приободрилась, и даже нога перестала болеть.

- Смотрела, но не поняла, какое это имеет ко мне отношение, - ответила я тоном, совершенно недопустимым для делового разговора. Мне хотелось ласково шептать в трубку его имя и называть дорогим и милым, а вместо этого нужно было обсуждать какие-то дурацкие новости. Но Андрей ничего не заметил, он просто кипел от возбуждения.

- К нашему расследованию это имеет самое прямое отношение! - крикнул он, и я порадовалась местоимению "нашему" - значит, у нас с Андреем уже есть что-то общее... - Ведь тот человек, который устроил стрельбу в городке аттракционов, - это Вахромеев!

- Вахромеев, начальник Строительного управления? - ахнула я. - Да зачем ему это было нужно? Он что, совсем сбрендил?

- Похоже на то...

- А как ты узнал, что это он? - спохватилась я. - Ведь в новостях сказали - неизвестный...

- Ребята знакомые с телевидения сказали. Им накануне звонок был именно про Вахромеева. Стали бы они группу просто так гонять, если бы какой-то неизвестный придурок позвонил!

- Что же это? - недоумевала я.

- Самая натуральная подстава! Интрига!

А вообще-то по телефону лучше про такое не говорить. Ты как, завтра можем встретиться?

Нога получше?

Он еще спрашивает! Да к нему я прибежала бы на костылях!

Мы условились встретиться завтра в час дня, и опять я совершенно забыла, что телефон мой прослушивается.

* * *

Около подъезда, где жил Валерий, специализирующийся на подготовке Вовы и ему подобных к деловым операциям, стояли два автобуса - один маленький, похоронный, с траурной полосой на боку, и второй побольше - голубой "лиазовский" "пенсионер". Возле автобусов толпились люди в том особенном двусмысленном возбуждении, какое бывает на похоронах и поминках, - с одной стороны, только что простились с человеком и положено хранить на лице постное выражение дежурной скорби, с другой - прошлись по свежему воздуху, нагуляли аппетит, а наверху уже накрыт стол, и запотевшие бутылки вынуты из холодильника, и селедочка изнывает в маслице среди колечек ядреного лука, и салат оливье пока девственно сияет майонезными склонами, и кто-нибудь уже готов прочувствованно сказать, высоко подняв налитую выше краев рюмку, что покойник очень любил жизнь, а еще кто-то шепотом рассказывает соседке анекдот, и она тихонько смеется, но потом вспоминает, что похороны, и стирает с лица улыбку, возвращая на него постное выражение.

- Вот всегда так, - раздался над самым моим ухом негромкий голос.

Я обернулась. Рядом стояла высокая сухопарая тетка в лиловом мохеровом берете, с любопытным фокстерьером на поводке.

- Что - "всегда"? - спросила я тетку с интересом.

- Да вот, живет человек один, никому не нужен, никому не интересен, вроде и родственников нет, а как хоронить - слетятся... Вон их сколько! Ники, прекрати! - Она дернула за поводок фокстерьера, который, заглядывая в глаза Андрею выразительным взором обаятельного хулигана, под шумок попытался поднять лапу на его штанину.

Андрей нервно отшатнулся.

- Вы не бойтесь, я за ним слежу, он такой хулиган - глаз да глаз! - В голосе тетки звучала материнская теплота. - Вот ведь, - продолжила она, - вроде у Виктора Павловича и не было родни, а тут понаехали. Ну как же, квартира-то хорошая, отремонтированная. Я-то, конечно, не была, - поторопилась она предупредить возможные подозрения, - а Володька из двадцать седьмого номера заходил один раз за дрелью, так говорил - прямо евроремонт! - Последнее слово тетка произнесла со сложной смесью осуждения и восхищения. - Теперь будут разбираться, кому квартира достанется, - продолжила она монолог, одновременно посматривая, не хулиганит ли Ники. - Хотя, может, это и с работы его...

Вы-то не с работы? - осведомилась тетка с проснувшимся здоровым любопытством.

Люди у подъезда дождались наконец какого-то распоряжения и начали потихоньку втягиваться в дверь. Курильщики поспешно затаптывали окурки, с внезапно проснувшейся преувеличенной галантностью пропуская женщин.

- Нет, мы не... - начала было я, но Андрей опередил меня:

- Это какой Виктор Павлович? Который в ГАИ работал, майор?

- Да нет, - тетка посмотрела на него с недоумением, - штатский он, Виктор Павлович Копылов. Совсем еще нестарый был мужчина...

Я просто физически почувствовала, как напрягся Андрей.

- Да, болезнь не выбирает, - с полагающимся печальным вздохом проговорил он, - сердце, что ли? Или печень?

- Да какая печень! - Тетка слегка обиделась. - У него же машина была!

Я хотела было спросить, какая связь между машиной и печенью, но тетка сама раскрыла мне глаза:

- В жизни я его выпившим не видела!

Какая уж тут печень! Очень был аккуратный мужчина... На машине-то и разбился... Так вы не с работы, значит? - В глазах у нее сверкнуло было законное любопытство, но она увидела, что Ники пытается сожрать какую-то дрянь, забыла про нас и потащила упирающегося фокстерьера в подъезд.

Я обернулась к Андрею. У него на лице было хорошо знакомое мне выражение взявшей след ищейки.

- Копылов! - произнес он с живейшим интересом. - Виктор Павлович...

- А в чем дело? Кто такой этот Копылов?

- Сейчас, - отмахнулся он, притушив охотничий огонек в глазах, - сейчас, только одну вещь проверим.

Он вошел в подъезд вслед за "родными и близкими покойного". Я, как верная собачонка, тащилась следом, стараясь скрыть хромоту.

Редеющий поток скорбящих взбирался на пятый этаж и сворачивал в квартиру номер двадцать девять. Лысый бодрячок, докуривающий возле открытых настежь дверей, сбросив пепел в бумажный кулек, жизнерадостно махнул нам рукой:

- Вы из бухгалтерии? Поминки здесь!

- Спасибо, мы по другому вопросу, - буркнул Андрей и прошел мимо.

Выразительно указав мне глазами на дверь в другом конце лестничной площадки, он поднялся еще на один марш, оглянулся, убедился, что поток иссяк, и пошел вниз.

На улице я потребовала объяснений. Поглядев на меня, как на двоечницу и второгодницу, Андрей сказал:

- Ты помнишь, в какой квартире живет Валерий - тот, который отмывает и одевает бомжей перед визитом к нотариусу?

- Ну, помню, - обиженно ответила я, - в тридцать первой.

- Правильно, в тридцать первой, а в двадцать девятой, на том же самом этаже жил до недавнего времени Виктор Павлович Копылов, сотрудник Государственного строительного управления. Не рядовой, между прочим, сотрудник, а референт начальника Управления Вахромеева, референт по общим вопросам. А знаешь, что это за должность такая - референт по общим вопросам?

- Не знаю, - сердито буркнула я, - и прекрати мне экзамены устраивать! Мы не в школе. Рассказываешь, так рассказывай.

- Референт по общим вопросам - это человек, который решает для своего начальника разные сложные проблемы, в основном, не связанные с работой. Допустим, начальнику кто-то мешает, - Андрей участливо покосился на меня, - или, скажем, нужно квартиру снять под чужим именем.., для всяких, так сказать, внеслужебных встреч. Ну этот референт и обращается по-соседски к нашему Валерию - Валерий как раз и занимается тем, что предоставляет чисто вымытых бомжей для подобных нужд, - и Копылову привозят Милютенко. То есть Копылова ему не показывали, но квартиру оформили. Так что квартира на улице Ландау впрямую завязана на начальника Строительного управления Вахромеева.

- Послушай! - Я остановилась вдруг как громом пораженная. - А как этот Копылов выглядел? Ты его никогда не видел?

- Да видел как-то, - равнодушно ответил Андрей. - Немолодой такой дядька, лицо бульдожье.., а что?

- Челюсть тяжелая, глубокие морщины у крыльев носа, - пробормотала я тоскливым невыразительным голосом.

- Ну да, а в чем дело?

- А в том, что это твой Копылов пытался сбить меня три дня назад на углу Энгельса и Мориса Тореза.., но не сбил. А сам разбился насмерть. Как нам только что любезно сообщила дама с собачкой.

- Так-так, - протянул Андрей, - ты, стало быть, свидетель... И они про это знали... Значит, квартиру снимал референт Копылов для нужд своего начальника. Потому что ему самому квартира эта без надобности.

Жил он один, и все свои личные вопросы мог решать у себя дома - не было у него ревнивой жены и кучи детей. И вот пригласили туда профессора Шереметьева... И что-то там случилось...

- Похоже, этот Вахромеев действительно с катушек сошел, сам профессора убил! - перебила я Андрея.

- Все может быть... Или случайно как-то дело обернулось... Слушай, ты извини, у меня со временем очень туго...

Глаза Андрея отливали горячим блеском, он посмотрел на часы и заторопился.

Я приуныла и побрела домой, к маминым примочкам и компрессам. Настроение было отвратительное, несмотря на то что все мои враги приказали долго жить.

Действительно, "черного киллера" мы успокоили на пару с тем плотненьким мужичком в доме с башней. Правда, ловушку придумала я, но мужичок тоже поработал.

Референт Копылов, который пытался сбить меня машиной, сам погиб в аварии.

И тот, кто его послал, теперь находится в больнице в тяжелом состоянии. А я жива и, если не считать больного колена, здорова.

И хотя мне полагалось бы сейчас радоваться свободе и безопасности, я почему-то совсем не радуюсь. То есть совершенно ясно, почему. Во-первых, Андрей теперь потеряет ко мне всяческий интерес и у меня не будет причины с ним встречаться. А во вторых, как ни была я расстроена первой причиной, где-то в глубине души возникла мысль, что больно уж все гладко. Все, кто хотел мне зла, - мертвы, но уж очень вовремя.

Все случившееся напоминало хорошо поставленный спектакль, и режиссер его остался неизвестным.

* * *

Отец с матерью рано утром уехали на дачу, я долго валялась в постели, потом выползла на кухню и пила кофе, вяло подумывая о том, что надобно взять себя в руки и заняться устройством собственной жизни.

Учиться, что ли, пойти, либо же приглядеть какую-нибудь работу. Но я ничего не умею.

Или на бандитские деньги открыть свое дело, к примеру, небольшой магазин электротоваров.., и пригласить директором Аллу Федоровну... Тьфу, гадость какая лезет в голову!

Зазвонил телефон. Я ринулась к нему, как кенгуру, огромными прыжками, потому что надеялась в глубине души, что это звонит Андрей. Но звонил ненаглядный. Господи, что еще ему от меня нужно?

Голос у ненаглядного был какой-то особенный:

- Я.., ты.., ты читала сегодняшнюю газету?

- Какую еще газету? - пробурчала я не очень любезно.

- Газету "Накануне", ту, в которой работает Андрей Чепцов.

- Что там случилось?

- Там его статья, очень большая.., про профессора Шереметьева... - мялся ненаглядный.

- Какая статья? Да говори ты толком! - прикрикнула я. - Про меня там что-нибудь есть? Хотя, что ты там скажешь.., я сама схожу за газетой.

- Ты ее не найдешь, уже весь тираж, наверное, расхватали. Я вообще-то тут недалеко, - нерешительно добавил ненаглядный, - может, я приеду? Хотя, конечно, родители...

- Да какая разница! - вскипела я. - Что ты все мнешься! Приезжай немедленно, а родителей нету.

Он явился через десять минут, я еле успела убрать постель и натянуть длинную юбку и свободный свитер - что попалось под руку. На этот раз ненаглядный был в коричневом костюме. И галстук был другой, который так же не подходил к костюму, как и в прошлый раз.

Я выхватила у него газету, которая была развернута на нужной странице. Статья называлась: "Кто стоит за смертью профессора Шереметьева?" Моя фамилия там не мелькала, просто говорилось, что имеется свидетель, который видел, как профессор в ту злополучную среду входил в квартиру номер пятнадцать в доме восемь по улице Ландау.

И подробно и даже скрупулезно было описано все наше с Андреем расследование.

Андрей вытащил за ушко да на солнышко и бедного владельца квартиры Арнольда Гавриловича Чеботарева, и голубоглазого пьяницу Вову Милютенко со своей Люськой, а ?также их работодателя Валерия, причем, вчитываясь в строки о нем, я поняла, что Андрей несомненно с этим Валерием разговаривал, возможно даже припугнул его, и тот подтвердил все, рассказанное Люськой, и то, что квартиру на улице Ландау он договорился снять по просьбе своего соседа Виктора Павловича Копылова, то есть фактическим съемщиком был Копылов.

"Копылов, хоть он и не сможет уже ничего рассказать, потому что погиб очень кстати в дорожно-транспортном происшествии, - писал далее Андрей, - несомненно снимал квартиру по приказу своего шефа Вахромеева".

Дальше пересказывалась история с подземными водами, радиоактивными контейнерами и зараженной речкой Суйдой. И в заключении читателям предлагалось самим сделать вывод, кто же все-таки стоял за смертью профессора Шереметьева, и задавался традиционный, но в этой статье вовсе не риторический вопрос: "Куда смотрит милиция, если вместо того, чтобы поинтересоваться совпадением смерти профессора Шереметьева и тем, что буквально через несколько дней он должен был выступать на комиссии по строительству Центра, она почему-то так вцепилась в свидетельство пьяницы сторожа из деревни Нелидовки".

Вот и все. Я медленно свернула газету.

Вот итог расследования. Собрал материал и написал. Очень своевременная статья. Теперь милиция просто не может не заинтересоваться этим делом. Еще бы, такой шум поднялся! И это совершенно ничего не значит, что в статье нет моего имени. Рано или поздно милиция от Андрея это имя узнает.

И пойдет разбирательство...

- Нам нужно объясниться, - нарушил ненаглядный продолжительное молчание. - Почему ты раньше мне ничего не сказала?

- Чего не сказала?

- Того, что здесь написано! - Он размахивал газетой. - Это правда?

- Все правда, до последнего слова, - подтвердила я. - Я видела профессора в среду, когда ты принимал душ. Он ошибся квартирой.

- Но это значит...

- Это значит, что Каролину убили вместо меня, что ты, приведя в квартиру незнакомую девку, спас мне жизнь.

- А ты ругалась, - протянул он, и я мгновенно озверела.

- Премного благодарна вам, гражданин Стебельков, за спасение моей жизни! - заорала я и сделала реверанс. - По гроб жизни благодарна, век не забуду! И за любовь вашу и ласку тоже спасибо! И за Камасутру, будь она проклята! И за полуфабрикаты!

И за теткину квартиру!

- Я подозревал, что в наших отношениях не все гладко, - серьезно заметил ненаглядный, - все хотел с тобой поговорить... Вот прямо в ту субботу собирался...

- Что? - Я прямо задохнулась от возмущения. - Не все гладко? Я тебя ненавижу!

Меня трясет от твоего вида, от синего костюма, а от этого коричневого просто воротит. Прямо как в анекдоте: пришел в коричневом, сел в углу и испортил весь праздник!

А от твоей чистоплотности просто тошнит!

- Чем плох синий костюм? - Ненаглядный смотрел растерянно. - Нет, конечно, насчет коричневого я согласен, он мне самому не очень нравится, но зачем придавать такое большое значение одежде?

- Слушай, - сдавленным от злости голосом произнесла я, - если ты немедленно не исчезнешь, я за себя не отвечаю. Уходи, и чтобы больше я тебя никогда не видела!

- Но послушай, Катя... - Он нерешительно топтался на месте.

- Если не уйдешь, я сама спущу тебя с лестницы!

Я бросилась в коридор, чтобы открыть входную дверь, но по дороге зацепилась за сбившийся половик и шлепнулась снова на ту же многострадальную коленку. Слезы полились ручьем. Я сидела на полу и причитала, а ненаглядный пытался меня поднять, я сопротивлялась и отталкивала его. Так продолжалось минут десять, пока я случайно не бросила взгляд на зеркало в прихожей. В зеркале отражалось отвратительное зрелище: я растрепанная, с красной физиономией сижу на полу, и рот некрасиво кривится от крика.

Увидев такую картину, я отвернулась от зеркала и встала, опершись на услужливо подставленную ненаглядным руку.

Когда я вышла из ванной, ненаглядный глядел участливо и не думал уходить, а мне уже стало все равно.

- Скажи, ты так расстроилась из-за статьи? - начал ненаглядный, когда я, нахохлившись как воробей, села в кухне на стул. - Но ведь ты сама просила меня познакомить тебя с Андреем. На что же ты рассчитывала? Ведь он журналист. Катя!

В кои-то веки ненаглядный был прав: я сама пришла к Андрею, сама рассказала ему обо всем, а теперь расстраиваюсь из-за статьи. Но почему же он хотя бы не позвонил и не предупредил меня, что статья выйдет? Он посчитал, что раз Вахромеев и Палыч выбыли из игры, то опасность мне больше не угрожает, ведь он же не знал всего, что еще со мной произошло! Хотя не нужно себя обманывать. Ему просто нужно было написать статью как можно скорее, пока не забылась смерть профессора Шереметьева.

Я вспомнила, как счастлива была, когда мы с Андреем ехали в машине в деревню Хаврино. Вряд ли такое повторится.

Я посмотрела на ненаглядного:

- Скажи, тебе никогда не бывает скучно?

- Бывало иногда, - он смущенно хмыкнул, - и с тобой... Раньше я старался как-то тебя отвлечь, в разговор втянуть, а ты сидишь, как...

- Как кто? - вкрадчиво спросила я. - Как кто я сидела?

- Нет, я не могу, - открестился ненаглядный, - мне неудобно такое говорить.

- Нет уж, говори как есть, давай раз и навсегда разберемся!

- Я, конечно, зануда, - признался ненаглядный, - но ты, знаешь, тоже раньше была неинтересная, то есть не то чтобы, но, в общем...