Чтение 2–й страницы книги ~Моя любимая стерва~

- Хорошо. Только Лилька поедет с нами.

Муж тяжело вздохнул, а Лилька скорчила в ответ злобную гримасу, хохотнула, победно вскинула голову и уплыла переодеваться.

Воспользовавшись моей беззащитностью, муж тут же ухватил меня за руку и невнятно пробормотал:

- Я тебя люблю. И не вздумай сказать, что ты меня - нет. Ни за что не поверю, это все глупость и притворство.

- Конечно, - усмехнулась я. - Глупость, что же еще? А я сама - кактус.

- О господи, - начал он скулить сквозь зубы, получалось довольно забавно. - Угораздило же брякнуть такое...

- Вот-вот, - поддержала я его. Он сжал мою руку с большим рвением, возвел очи к потолку и только собрался сказать что-нибудь в высшей степени впечатляющее, как в прихожей возникла Лилька, Максим скривился, опустил глазки и обреченно проронил:

- Поехали.

Ужин удался на славу, бирюзовое платье шло мне необыкновенно, любимые пирожные таяли во рту, Лилька трещала как заведенная, что позволяло совершенно не следить за разговором: вставить слово мне все равно не дадут. И вот тут Максим сказал:

- Продадим дом, а деньги разделим. Сообразив, что он такое заявил, я довольно отчетливо икнула, выпучила глаза и, кажется, остолбенела.

- Как это продадим? - пролепетала я где-то через минуту, Максим пил кофе, а Лилька безуспешно пыталась вернуть отпавшую челюсть на ее законное место.

- Как продать? - через минуту смогла спросить и она, после чего мы с отчаянием переглянулись.

- Очень просто, - пожал муж плечами. - Зачем мне этот дом, если я живу один? Кстати, я уже неделю ночую в гостинице. Дом навевает грустные мысли, мне тяжело в родных стенах, где все напоминает о любви, которой я лишился.

- Ты сам виноват, - насторожилась я.

- Возможно, но жить в этом доме я не собираюсь. Хочешь - живи ты.

Я нахмурилась, уловив в его словах намек на хитрость. Наш дом мне очень даже нравился, и продавать его я не собиралась. Он располагался в самом центре города, но в тихом переулке, и вдобавок ко всему имел свой, хотя и небольшой, зато самый настоящий парк. Метрах в двухстах от нашего дома находилась церковь восемнадцатого века, необыкновенно красивая, и дважды в день я могла наслаждаться колокольным звоном (что было весьма благотворно для моей души). Считалось, что в прошлом веке дом этот принадлежал губернатору, человеку образованному и не чуждому культуры, оттого дом мог похвастать редким сочетанием красоты, вкуса и благородства, который придает подобным строениям солидный возраст. Конечно, внутри дом совершенно переделали, но все равно складывалось ощущение, что живешь во дворце, а в городе мой дом так и называли - "губернаторский". Он стоил безумных денег, интриг, сплетен и завистливых взглядов, и вдруг: продать. Это что же вообще такое? Именно этот вопрос я и задала Максиму.

- Я же объяснил, - пожал он плечами. - Я не могу жить в этой громадине, когда ты теснишься у подруги.

- Я не буду тесниться, - пролепетала я.

- Тогда возвращайся и живи, где тебе положено.

- А ты?

- А я буду ночевать в гостинице.

- Тогда я не смогу тесниться, то есть жить, в то время как ты...

- Мы можем жить там вместе. Не забывай, что в доме два входа, мы даже никогда не встретимся.

Пока я обдумывала, как сказать "да" с минимальным ущербом для своей гордости, Лилька рявкнула:

- Ни за что! - Рявкать она умеет, все сидящие в зале вздрогнули, словно по команде, и испуганно повернулись, а Лилька перешла на шепот: - Ни за что...

- Тебя-то кто спрашивает? - вздохнул Максим.

- Она моя лучшая подруга, - ткнув в меня пальцем, сказала Лилька. - И я не позволю превращать ее в безропотное создание, лишенное чувства собственного достоинства... - Подружка минут десять распиналась в том же духе, а я смотрела на скатерть и думала о своем доме.

- Ты его не продашь, - сказала я, как только Лилька заткнулась.

- Продам, - нахмурился Максим. - У меня уже и покупатель есть.

- Кто? - дружно ахнули мы.

- Черноусое, - ласково ответил Максим, а я позеленела от возмущения: Черноусовы были нашими извечными недругами. Что до самого Черноусова, так мне безразлично, где он и что он, но его мадам неизменно действовала мне на нервы. Крашеная стерва, которой давно стукнуло сорок, а она все прикидывалась тридцатилетней, писала маслом дурацкие картины, которые пыталась всучить всем, кто вовремя не проявил должной бдительности, считала себя интеллектуалкой и на этом основании вечно задирала нос. А однажды назвала меня "милочка". Я в ответ стала называть ее "дорогушей", и вскоре мы стали злейшими врагами. Муж ее руководил крупным банком, и она дважды смогла нанести мне серьезный удар. Сначала явилась на прием в диадеме с двенадцатью бриллиантами, а потом муж подарил ей "Лексус", в то время единственный в городе.

Конечно, я очень быстро оправилась от удара и смогла ответить по достоинству, но все равно такое не забывают. И вот теперь эта мерзавка будет жить в моем доме.

- Ты с ума сошел? - сурово сказала я, глядя в небесно-голубые глаза мужа.

- Мне не нужен этот дом, - скривил он презрительно губы, разумеется, из чистого упрямства. - Хочешь, живи в нем, не хочешь - я его продам.

- Хорошо, - улыбнулась я, призвав на помощь все свое мужество. - Продавай.

Лилька жалобно ойкнула и съездила мне ногой по щиколотке, я улыбнулась еще шире, а Максим начал покрываться пятнами.

- И продам.

- Э-э, - вмешалась Лилька. - Давайте не будем спешить в этом вопросе. Такой дом продать нетрудно, а вот купить...

- Пусть продает, - не выдержала я, достала платок из сумки и аккуратно заплакала: - Разве ты не видишь, он нарочно мучает меня.

- Садист! - фыркнула Лилька, хватая мои руки, и тоже заплакала.

- Я не стал бы его продавать, если бы ты не мыкалась по подругам, - устыдился Максим.

- Я не мыкаюсь.

- Нет, мыкаешься.

- Хорошо, я куплю себе квартиру, то есть ты мне ее купишь.

- А сам останусь в доме? На кой он мне черт?

- Ты можешь жениться, - заявила Лилька, а я нахмурилась и взглянула на мужа с подозрением.

- Чтобы жениться, надо для начала развестись. А я этого делать не собираюсь.

Подружка усмехнулась, а я кивнула не без удовлетворения.

- Все-таки с домом спешить я бы не стала, - произнесла я примирительно.

- Хорошо, - туманно согласился он. - Я покупаю тебе квартиру и каждый месяц выплачиваю алименты до тех самых пор, пока ты не устроишься на работу. Если суд нас разведет, мы продаем дом, а деньги делим пополам. Думаю, это справедливо.

- Она обойдется без твоего пособия, - влезла Лилька, и я кивнула, хотя очень сомневалась, что обойдусь. Дома подружка сразу же взялась меня поучать.

- Где твоя гордость? - воздевая руки, повизгивала она, бегая по комнате. - Я бы на твоем месте хлопнула дверью и ни копейки не приняла от этого чудовища. Пусть бы подавился своими деньгами. Рабовладелец... Я бы лучше жила на вокзале., . - Тут Лилька малость притормозила и посмотрела на меня с сомнением.

- Я не могу жить на вокзале, - на всякий случай предупредила я. - И если по закону мне что-то положено...

- О господи! - Лилька тяжко вздохнула. - Прав твой муженек, ты совершенно... - Она махнула рукой и добавила: - Кактус.

- Сама ты кактус, - разозлилась я.

- И нечего обижаться. Возвращайся к мужу. Ты из тех женщин, что без этих волосатых мерзавцев дня не проживут.

- Еще чего. Очень даже хорошо проживу, и Максим вовсе не волосатый. Он симпатичный и, когда ведет себя прилично, просто душка, а ты моя лучшая подруга и не должна называть меня всякими обидными словами, иначе придется с тобой поссориться, хотя мне этого вовсе не хочется, потому что я тебя люблю и очень уважаю за твой характер, возможно, у меня нет твоего характера, но это дела не меняет, и ты...

- Заткнись, - нахмурилась Лилька. - Короче: квартиру берем самую дешевую, этим я сама займусь. А пособие пятьсот рублей, и пусть посылает по почте, нечего ему к тебе шастать.

- Как это пятьсот? - испугалась я. - Что за глупости ты говоришь...

- Пятьсот, - отрезала Лилька. - И ты от них откажешься, как только устроишься на работу. Будешь зарабатывать сама. Решительная женщина, способная постоять за себя...

- Лилечка, а квартира? В нее же надо мебель?

- Возьмешь все необходимое из дома, только необходимое, - насторожилась она. - К тому же я сомневаюсь, что тебе потребуется много мебели.

- Почему это? - потихоньку начала впадать я в панику.

- Приличную квартиру ты купишь потом сама. А пока берем однокомнатную "хрущевку". Это будет хорошим стимулом начать новую жизнь и взяться за себя всерьез.

- Может, не стоит? - пролепетала я.

- Стоит, - ответила Лилька. - Будем делать из тебя человека.

Не знаю, что тогда имела в виду подружка, но сейчас она взирала на меня с очень постным видом, тяжело вздыхала и время от времени хмурилась.

- Ты могла бы к нему вернуться, - заявила она наконец, сверля меня взглядом.

- Ни за что, - ответила я, и Лилька успокоилась.

- Ладно, гербалайф не очень удачная затея, позвоню Арсеньеву, может, у него есть место...

- Какое? - насторожилась я.

- Господи, да какая разница, лишь бы деньги платили.

Ободренная таким образом, я отправилась домой, с облегчением подумав, что сегодня моя судьба вряд ли решится. Я покинула Лилькин кабинет, а также здание, где он размещался, и направилась в сторону кафе, на ходу заглянув в кошелек. Его содержимое меня озадачило. Два дня назад Максим выдал мне тысячу (уже четвертую в этом месяце, знай об этом Лилька, она непременно бы меня убила, но она, слава богу, не знала), но эта самая тысяча каким-то непостижимым образом опять испарилась. Я попыталась вспомнить, что я купила: тапочки, лак для ногтей, шапочку для душа (она оказалась не очень удобной, хотя шла мне необыкновенно), сухой корм для Ромео и два килограмма мяса ему же. Больше я ничего не покупала... как будто. "Придется опять звонить Максиму, - опечалилась я, вздохнула и с горя съела пирожное и выпила молочный коктейль, хотя сидела на диете и строго-настрого запретила себе сладкое. - Максим прав, - думала я при этом с грустью. - Я кактус. И Лилька права: у меня нет характера, есть только дурные привычки. Я ни на что не годное, никчемное создание". Через полчаса мне стало так жаль себя, что пришлось покинуть кафе, дабы не расплакаться.

Я брела по улице и чувствовала себя бесконечно одинокой. Ноги сами собой вынесли меня к "губернаторскому" дому, и я буквально зарыдала, так мне стало жалко себя, а потом взяла такси и поехала к мужу в офис.

По дороге я смогла успокоиться, перестала вздыхать, а затем разозлилась на себя: следов безутешных рыданий в лице не наблюдалось, но и косметики практически не осталось, она вся была на платке. Приводить себя в порядок рядом с совершенно незнакомым мужчиной я сочла неуместным, а появляться в офисе мужа в таком плачевном виде - тем более. Поэтому на половине дороги я неожиданно передумала и отправилась домой, где выпила чаю, подкрасилась и только тогда поехала к мужу, но за это время мне в голову успело прийти столько разных мыслей, что я забыла, по какой такой нужде я к нему собиралась, и поэтому я, конечно, разозлилась.

В приемной сидела секретарша. Я подумала, что это место могло бы принадлежать мне, и с удовлетворением решила, что выглядела бы гораздо лучше этого бледного создания с неопределенного цвета волосами. Девушка хмуро посмотрела в направлении двери и тут же расцвела в улыбке.

- Здравствуйте, - пропела она, и я пропела в ответ:

- Добрый день.

- Максим Сергеевич один, проходите, пожалуйста.

- Спасибо, - скривилась я, можно подумать, если б муж был не один, я бы осталась сидеть в приемной.

Я вошла и кашлянула, а муж поднял голову от каких-то бумаг на столе.

- Привет, - сказала я и на всякий случай нахмурилась. Он поднялся, подошел, обнял меня за плечи и поцеловал, правда, вполне невинно, то есть по-братски. После чего усадил в кресло и сам пристроился рядом.

- Очень рад тебя видеть, - наконец изрек он.

- У меня почему-то кончились деньги, - вздохнула я. - Просто напасть какая-то. Только-только были в кошельке и раз... куда-то улетучились, я даже не знаю куда...

- Бог с ними, - сказал Максим. - Я рад, что ты пришла. Хочешь, куда-нибудь съездим? А можем просто погулять в парке. Сегодня хорошая погода. А потом прокатимся по магазинам.

- Я не хочу по магазинам, - запротестовала я, заподозрив мужа в намерении дать мне взятку.

- Хорошо, в магазины не поедем. Знаешь, я очень скучаю, - сказал он, а я вздохнула:

- Я тоже скучаю.

- По-моему, это глупо, - заметил Максим. - Я имею в виду скучать друг без друга, когда мы можем быть вместе.

- Ты... - нахмурилась я, но он меня перебил:

- Я знаю, что не понимал тебя. Я сожалею и приложу все старания... и мне больше в голову не придет сравнивать тебя... я имею в виду, говорить всякие глупости.

Я замерла, боясь, что он произнесет дурацкое слово и все испортит, но у Максима хватило ума вовремя прикусить язык, я перевела дух, и мы отправились в парк.

Муж был настоящей душкой, и я совсем уже решила к нему вернуться, но тут у него в кармане ожил сотовый, и я совершенно отчетливо услышала, как эта мегера из приемной назвала его Максимом. С какой стати, если для нее он Максим Сергеевич? Выяснению этого обстоятельства я и собиралась посвятить оставшееся время, а муж в очередной раз продемонстрировал все коварство своей натуры: во-первых, он нагло утверждал, что она сказала "Максим Сергеевич", а во-вторых, что у него важный разговор, именно им он и намерен заняться, а не выслушивать всякую чепуху.

Я смерила его ледяным взглядом и отправилась в сторону стоянки такси, муж бросился следом и хватал меня за руки, но делать это, одновременно разговаривая по телефону, было все-таки неудобно, и я смогла загрузиться в машину, вторично наградив его ледяным взглядом. Мне стало совершенно ясно: мы не подходим друг другу.

Размышляя об этом, я смотрела в окно и не заметила, как очутилась возле подъезда своего недавно приобретенного жилища. Расплатилась, вышла и в который раз с недоумением воззрилась на совершенно нелепое сооружение. Дом был старым, ветхим, облезлым, а еще здесь водились тараканы. Это было мне доподлинно известно, потому что три дня назад я ходила к соседям за молотком, когда у меня свалилась со стены Нефертити, и лично видела таракана, который расположился прямо над выключателем. С перепугу я забыла, зачем пришла, и попросила соли. Соль мне дали, но я сразу же выбросила ее в форточку, боясь, что в соли могут оказаться тараканьи яйца, или чем они там размножаются.

Надо сказать, что квартиру я не видела до самого своего заселения сюда. Квартирный вопрос решала Лилька и решила по своему разумению. Максим категорически возражал, что послужило веским аргументом "за", в результате мы победили, и я сюда въехала. Конечно, лучше бы мне этого не делать. Лилька хотела, чтобы у меня был стимул. Не знаю, что конкретно она имела в виду, у меня же, лишь только я переступила порог, было одно желание: сиюминутно скончаться. Однокомнатная "хрущевка", где кухня вовсе не была кухней, а прихожая прихожей. Я и одна там не смогла бы разместиться, а мои вещи - тем более. В квартире в рекордные сроки сделали ремонт, но выглядеть лучше она не стала. Ко всему прочему, находилось это чудо на пятом этаже, а так как было их всего пять, лифт отсутствовал.

Подумав об этом, я вздохнула и вошла в подъезд. Поднялась на один пролет, свирепо посмотрела на соседского кота, который не дал себя погладить, и на всякий случай заглянула в почтовый ящик. Газет я не выписывала, писем не ждала, но... В ящике лежал листок, вырванный из школьной тетради и сложенный вчетверо. Я машинально его развернула и прочитала: "Пожалуйста, в 19.00 подойди к кухонному окну". Я повертела записку в руках, скомкала, сунула в карман, потому что никогда не сорила в подъездах, и цыкнула на несчастного кота, точно он был во всем виноват. Потом стремительно поднялась на пятый этаж и вошла в квартиру, где меня, радостно виляя хвостом, встретил Ромео (Ромео - такса, ему четыре года, он ужасный трусишка и обжора, а еще он не любит гулять, что мне нем очень симпатично, потому что я гулять тоже не люблю, особенно по утрам).

- Привет, - сказала я и поцеловала его в нос. На сегодняшний день он был единственным существом мужского пола, не вызывающим у меня отвращения.

Ромео в ответ лизнул меня и немного поскулил, продолжая вилять хвостом, это могло означать все, что угодно. Сегодня это означало, что он разбил греческую вазу и стянул скатерть с кухонного стола. За такие деяния пес заслуживал хорошей взбучки, но вместо этого я села на диван, похлопала ладонью рядом с собой, приглашая Ромео присоединиться, и решила ему пожаловаться:

- Ты не знаешь, а я знаю: на самом деле я - кактус. Самое бесполезное и нелепое создание на свете.

Ромео посмотрел на меня, моргнул, лизнул руку, а потом сунул нос в карман и извлек комочек бумаги.

- Видишь, что здесь написано? - начала я к нему приставать. - В семь часов подойти к кухонному окну. Как думаешь, что за идиот написал такое?

Ромео ничего не думал. Он спрыгнул с дивана и стал играть с бумажкой, не скажу, чтобы игра его очень увлекала, он по натуре довольно ленивый, но лапой ее шевелил и вроде бы к чему-то прислушивался, а я добавила:

- Наверное, это дети.

Почерк детским не был, хотя с уверенностью утверждать это я бы не стала, то есть, может, и детский, конечно, но похож на взрослый, скорее мужской, чем женский. Может, записка адресована прежней хозяйке квартиры? Или ее по ошибке бросили не в тот ящик? Совершенно идиотская записка. Хотя, возможно, это приглашение к свиданию? Кто-то приглашает даму своего сердца подойти к окну, а он сам ровно в семь появится под балконом с гитарой... Балкона у меня не было, это я знала доподлинно, к тому же для романтического свидания место было явно неподходящее. Дело в том, что окна моей квартиры выходили на тюрьму. Не знаю, что имела в виду Лилька, заселяя меня сюда: может, она всерьез верила, что подобное соседство сподвигнет меня на свершение трудовых подвигов, а может, решающую роль сыграла цена: за однокомнатную "хрущевку" в ветхом доме просили копейки. Я поднялась с дивана, прошла в кухню и замерла возле окна, опершись ладонями на широкий подоконник.

От тюремной стены дом отделяло метров двадцать. Метров двадцать зеленой травки без единого деревца. Стена высоченная, сложенная из кирпича, сверху колючка в несколько рядов. Тюрьма была старой и славилась на всю Россию. Из моего окна мало что разглядишь: верхние этажи здания, построенного еще при Екатерине Великой, с толстенными решетками на узких окнах, да крыша, покатая, из светлого железа, ослепительно сверкающая на солнце. Рядом с центральным зданием угадывались другие, поменьше, я видела разноцветные кусочки крыш, по вечерам там горели мощные фонари и лаяли собаки. Только псих решит исполнить мне серенаду в таком месте.

- Все-таки это странно, - сказала я и даже нахмурилась, а потом добавила: - Это чья-то глупая шутка.

Вернувшись в комнату, я взяла записку, разгладила ее руками и принялась изучать почерк. Почерк как почерк, ни о чем он мне не говорил и ни о ком не напоминал.

- Глупая шутка, - с облегчением вздохнула я и выбросила записку в мусорное ведро. Накормила Ромео и устроилась в кресле с книгой, Ромео забрался ко мне на колени, закрыл глазки и принялся сопеть, а я улыбаться. Комната показалась уютной, а вечер расчудесным.

Зазвонил телефон, я насторожилась, но трубку снимать не спешила. Это скорее всего Максим, так и оказалось: автоответчик был включен, и я услышала голос мужа.

- Я знаю, что ты дома, - заявил он. - Заеду часиков в девять. Привезу деньги. Я тебя люблю. Давай мириться, а?

Шестьдесят секунд кончились, и ему пришлось заткнуться, я показала телефону язык, пропела дурашливо: "Давай мириться, а ?", подражая мужниной интонации, поцеловала Ромео и углубилась в чтение. Однако где-то через час стала поглядывать на часы. Сначала время от времени и как бы между прочим, но чем ближе стрелка перемещалась к отметке "7", тем настойчивее я за ней наблюдала.

- Глупость какая, - презрительно фыркнула я и даже попыталась читать вслух, но как только старинные часы отбили один удар из положенных семи, переложила Ромео на диван и выскользнула в кухню, осторожно подобралась к окну и выглянула.

На зеленой лужайке внизу никого не было. Я стояла, пялилась на свежую травку и стала злиться по-настоящему. Стою у какого-то дурацкого окна из-за какой-то дурацкой записки. Да надо мной просто посмеялись, никто и не думал появляться под окнами. Однако шутка довольно глупая. Что же имел в виду этот самый шутник? В конце концов, он должен был проверить, удалась его шутка или нет, то есть появиться и посмотреть, торчу ли я возле окна или совершенно не обратила внимания на записку.

Я простояла не меньше десяти минут, таращилась то направо, то налево, но никакого подобия человека не заметила. Дом наш был последним в ряду, напротив него, как я уже сказала, располагалась тюрьма, а чуть дальше старое кладбище. Хоронить там перестали еще лет сорок назад, так как кладбище уже давно оказалось в черте города. Оно было обнесено невысокой кирпичной стеной, и если шутник, к примеру, на нее взобрался, то вполне мог различить в окне мой силуэт. Должно быть, хохочет от души. А если у него есть бинокль, то он прекрасно видит выражение моего лица. Надо полагать, выгляжу я сейчас очень глупо.

Я отпрянула от окна и опустила жалюзи. Потом юркнула в комнату и отыскала театральный бинокль, не бог весть что, но все-таки. Вооружившись биноклем, я попыталась рассмотреть кладбищенскую стену. Под таким углом это оказалось нелегким делом и потребовало времени. Самое обидное, что ничего я углядеть не смогла, ну ничегошеньки. Если не считать двух ворон. Они сидели, нахохлившись, и в мою сторону даже не смотрели.

- Мальчишки озорничают, - твердо заявила я и убрала бинокль.

Вот тут и позвонили в дверь. Я вдруг испугалась и в прихожую вышла на цыпочках, посмотрела в "глазок" и увидела мужа. А может, это он так шутит? С него станется. Ромео, заметив мою нерешительность, робко выглянул из комнаты, а потом залез под стол.

- Трус несчастный, - прошипела я и открыла дверь. Муж сунул мне в руки букет и быстро вошел, пока я не передумала.

- Ты оставлял записку в почтовом ящике? - спросила я, глядя на него с подозрением.

- Я? Нет. А что за записка?

- А... Глупость, одним словом. Ужинать будешь?

- Буду, - обрадовался муж, как выяснилось, преждевременно. В доме не было даже хлеба. Я развела руками и вроде бы устыдилась. - Ерунда, - отмахнулся Максим. - Сгоняем в универсам и все купим.

Уже в машине я, понаблюдав за мужем несколько минут, спросила:

- Ты хотел приехать в девять, а приехал в начале восьмого. Почему?

- Я нарочно сказал, что заеду в девять, чтобы ты не успела сбежать.

- С какой стати мне сбегать из собственной квартиры?

- Ну... например, для того, чтобы со мной не встретиться.

- Мне нечего бояться и вообще...

- Переезжай в наш дом, - вздохнул супруг. - У тебя никуда не годная квартира. А твоя Лилька чокнутая, и не возражай. Только чокнутая могла выбрать такое место. На улице ни единого фонаря, на кладбище бомжи... Я беспокоюсь за Ромео, он ведь гуляет один...

- Ну и что? - нахмурилась я.

- Ничего. Боюсь, как бы его не сожрали.

- Кто? - выпучила я глаза.

- Бомжи. Говорю, их полно на кладбище.

- Они могут сожрать Ромео? - пролепетала я.

- Конечно. Он трус и за себя постоять не сможет. Давай хотя бы его переселим в наш дом. Ты будешь заходить и кормить его, а он будет бегать в саду, там совершенно безопасно.

- Не могу поверить, что такое возможно... - все еще тараща глаза, сказала я.

- Ну, моя дорогая... открой любую газету. Этот район крайне неблагополучный. Такой женщине, как ты, здесь совершенно не место.

- Ты думаешь? - Я нахмурилась и стала смотреть в окно. Может, стоит рассказать Максиму о записке? Нет, не стоит. Выходит, я из-за любого пустяка должна обращаться к мужу. С дуралеями, которые так непонятно шутят, я разберусь и сама.

Ужин прошел в теплой и дружеской атмосфере, чему немало способствовала моя задумчивость. Половину из того, что говорил Максим, я попросту не слышала, на вторую половину не обращала внимания, должно быть, поэтому мы так и не поругались. Муж всучил мне деньги на текущие расходы и отбыл с некоторым сожалением после неоднократных намеков, что в гостинице ему страшно одиноко, а в моей квартире, весьма неудачно расположенной, женщине опасно оставаться одной.

Проводив мужа, я устроилась в кресле и немного поразмышляла. Очень похоже, что это происки супруга. Он хочет, чтобы я к нему вернулась и... Что "и"? Вот если бы в записке содержалась угроза - тогда понятно, а там какая-то дурацкая просьба. Я вышла в кухню и немного постояла возле окна, не зажигая свет. Зеленая травка внизу была ярко освещена, да и в кухне было довольно светло из-за прожекторов на тюремной стене.

Я нахмурилась и категорически запретила себе думать о записке. Потом позвонила Лильке.

- Как ты думаешь, бомжи могут съесть Ромео? - спросила я.

- Какие бомжи? - обалдела Лилька.

- Те, что живут на кладбище.

- А что, Ромео пропал?

- Слава богу, нет, но когда он пропадет, будет поздно. Так могут или нет?

- С чего ты взяла, что они живут на кладбище?

- По-моему, это очень удобное место, - безо всякой уверенности заявила я.

- А по-моему, ты говоришь глупости. И не вздумай вернуться к мужу. Если ты уступишь, я перестану тебя уважать.