Чтение 11–й страницы книги ~Ашхабадский вор~

Джумагуль наклонилась к Карташу и прошептала не то чтобы испуганно, но интонации в ее голосе заставили Алексея похолодеть:

- Это вождь одного из кочевых племен. Миф, легенда. Никто не видел его... а если и видел, то уже никому не смог рассказать об этом...

- А теперь вы должны отдать нам оружие и ехать с нами, - потребовал главарь.

- Мы поедем с вами, - смиренно сказал Карташ, - но оружие не отдадим. Пока мы с оружием, у вас не появится желания ничего выпытывать у нас, как предлагал твой человек. Если вы попытаетесь отнять оружие силой, мы начнем стрелять. Мы погибнем, но и вы останетесь без товара.

Старшой покачал головой. И - почему-то так подумалось Карташу - усмехнулся под повязкой.

- Таких, как ты, русский, у нас зовут яланчы. На ваш язык это можно перевести как "пройдоха, ловкач, увертливый человек". Если ты останешься жив и мне придется за чем-то обращаться к тебе, я так и буду звать тебя: яланчы...

Повинуясь приказу предводителя, двое кочевников споро ускакали вперед - не иначе, чтобы предупредить хана о случившемся и скором прибытии гостей, еще двое двинулись обратно, к городу - наверняка чтобы проверить искренность означенных гостей, а заодно и постараться отыскать товар.

Оружие у пленников все-таки не отобрали и даже не стали связывать, что было добрым знаком: по крайней мере, расправа отложена на некоторое время, за которое, глядишь, что-нибудь да произойдет. Например, появятся правительственные войска, конкурирующее племя, талибы, Хоттабыч на ковре-самолете, черт в ступе короче, завяжется перестрелка, начнется суматоха, а в суматохе всякое может случиться... Однако ничего не происходило, сколько Алексей Карташ, трясясь на жестком и потном лошадином хребту позади одного из бедуинов и цепко держась за его бока, не всматривался в однообразие окружающих их Каракум. Быстрым аллюром кони цепочкой огибали барханы, взлетали на гребни песчаных хребтов, поднимая тучи песчаной пыли соскальзывали в распадки между ними и уносили четверых беглецов все дальше и дальше от мертвого города, в самое сердце пустыни. Смена транспорта и манеры движения положительным образом на самочувствии отнюдь не сказались: спина и задница уже не ныли и даже не болели - спина и задница вообще потеряли всякую чувствительность, одеревенели и атрофировались.

Бедная Машка, ей, наверное, еще более паршиво... Но что он мог поделать? Сверзиться с коника вместе с бедуином, наглотаться песку, ткнуть стволом ему в бок и...

И что? Требовать встречи с российским консулом? Везти их немедленно к Дангатару? Щас тебе. Шмальнут в спину - и дальше поскачут, делов-то...

Цели путешествия они достигли к вечеру, когда Алексей окончательно утвердился во мнении, что эта гонка в никуда через пески не закончится никогда. Они поднялись на очередную из бесконечного числа песчаных гряд и вдруг остановились на ее пологой вершине. Лошадки прядали ушами и возбужденно пофыркивали, почуяв близость роздыха.

Красиво это было, что ни говори, хотя ничего этакого в открывшейся им картине не наблюдалось. На относительно ровном участке пустыни площадью с квадратный километр, залитый красным светом садящегося солнца, раскинулся лагерь пустынных бродяг или как это правильно у них называется, стойбище, кочевье? - около пятидесяти шатров, над которыми вьются струйки дыма, между шатрами по своим кочевничьим делам снуют люди, брехают собаки, горят костры... Пустынная пастораль, одним словом. Отряд спустился вниз, тут же подбежали чумазые мальчишки в рванье, подозрительно напоминающие цыганят, перехватили поводья и, бросая на четырех мушкетеров откровенно любопытствующие взгляды, перебрасываясь отрывистыми фразами, несомненно, напрямую касающимися их внешности, повели лошадок в глубь лагеря. Женщины поднимали головы от исходящих паром котлов и провожали незнакомцев хмурым взглядом.

Спешились наконец - возле грязно-зеленого шатра, расположенного в центре стойбища, который вовсе даже шатром не был, а являлся армейской походной палаткой производства США, и не самой устаревшей модели, насколько разумел Карташ. Старшой на мгновенье сунул голову за полог, сказал что-то и вынырнул обратно.

- Ты, - его палец указал на Алексея. - Хан будет говорить с тобой. Остальные будут ждать.

- Но... - начал было Алексей.

- Хан будет говорить с тобой, - жестко перебил предводитель отряда, откидывая полог. - С твоими друзьями ничего не случится. Пока не закончится беседа. Отдай оружие и заходи.

Карташ посмотрел на спутников, пожал плечами, скинул с плеча автомат, вынул из-за пояса "глок" и, мысленно перекрестившись, шагнул внутрь палатки.

Глава 10

ЛЕГЕНДА ВО ПЛОТИ

Пятнадцатое арп-арслана 200* года, 22.32

Мифический хан Неджметдин оказался невысоким, но плотно сбитым азиатом лет пятидесяти, с аккуратно подстриженной бородкой, разделенными на прямой пробор черными волосами и глазами такой небесной, прозрачной голубизны, что иные фотомодели отдали бы за них все свое состояние. Когда Карташ вошел в "шатер", хан грел руки над жаровней, каковая являлась здесь единственным источником света и тепла. И вообще, американский дух был скрупулезно из палатки изгнан: все технические достижения штатовской военной мысли, призванные облегчить солдатику житье-бытье в условиях пустыни - типа обогревателя, походной плитки, гамаков и светильников, были безжалостно выдраны с корнем, зато приподнятый над землей пол устилали в беспорядке набросанные ковры, пледы, кошмы и шелковые подушки, повсюду стояли чаши, вазы, блюда с мясом и фруктами. Не оборачиваясь, хан сказал на чистейшем русском:

- Мир тебе, путник.

- Мир и вам, повелитель Неджметдин, - вежливо сказал Карташ. Поколебался и добавил нерешительно, пока еще не представляя себе, как строить беседу с этим царем бедуинов:

- Я Алексей, из России. Двое моих друзей - девушка с короткими волосами и блондин - мои друзья. К тому, что произошло в Уч-Захмете, они не имеют никакого отношения...

Хан обернулся, поморщился. Облачен он был в роскошный шелковый халат до колен на манер китайского, расшитый желтыми драконами.

- Я буду звать тебя так, как окрестил мой помощник: Яланчы. А ты можешь называть меня Недж. Неджметдин - слишком коряво для русского языка, а повелитель - слишком выспренне, - он отошел от жаровни, сел по-турецки на подушки, отщипнул виноградину от кисти (глухо брякнул о край блюда большой безвкусный перстень), задумчиво кинул в рот.

"А ведь он не туркмен, - вдруг понял Карташ. - Мусульманин - наверняка, но не туркмен... Кто же тогда?

И как это нам поможет?"

- Садись, путник, в ногах правды нет. Если хочешь есть - ешь, если хочешь пить - пей. И ничего не бойся.

Пока ты в моем доме, ты мой гость. Ты мой гость, пока я не решу, как с вами поступить... А решение, должен сказать, принять непросто. Садись и расскажи все сначала, что произошло в Уч-Захмете.

И Алексей рассказал. Все, начиная от их прибытия на станцию Буглык и заканчивая боем во время песчаной бури. О платине он, разумеется, умолчал, равно как и о том, что Дангатар жив, однако на рассказе об истинной цели их приезда в Туркмению Неджметдин и не настаивал. Когда Карташ закончил, хан некоторое время молчал, глядя в огонь жаровни. На его груди таинственно поблескивал огромный кулон на толстой, в два пальца, золотой цепи. Кулон был усыпан разноцветными камушками: Карташ искренне сомневался, что стразами.

- Странное положение, - медленно сказал хан. С одной стороны, если, конечно, ты говоришь правду, вы всего лишь защищались от людей Садуллы, который, откровенно говоря, всегда сначала хватался за оружие, а уж потом думал. И защищались успешно, как и подобает настоящим воинам... Я знал и Дангатара, и хотя наши пути никогда не пересекались, я уважал его. И если вы его друзья, то, значит, вы достойные люди. Это с одной стороны, - еще одна виноградина исчезла во рту Неджметдина. - С другой же стороны, вы сломали звено в цепочке, которую я выстраивал не один год. Караван Садуллы вез очень дорогой товар, этот товар ждут очень большие люди, и если он не прибудет вовремя... а вовремя он уже не прибудет. Я теряю не только деньги, я теряю уважение больших людей. Как, спросят они, мы можем доверять Неджметдину, когда он не держит слово и задерживает поставку? И в этом виноваты вы.

А это плохо.

- Я могу указать место, где спрятан товар, - осторожно сказал Карташ.

Твои люди могут взять его и отправить заказчику...

- В обмен, конечно же, на вашу свободу? - усмехнулся хан. - Поверь, у меня и так найдутся средства развязать тебе язык. А потом убить.

- Недж... - сказал Алексей, лихорадочно прокачивая ситуацию. Если этот пустынный король не сразу распорядился вырвать им ногти и порезать на ремни, если он еще поболтать хочет, есть шанс, как минимум, выторговать жизнь. А как максимум, и свободу. - Недж, мы просто оказались не в то время и не в том месте.

Поверьте, у нас и в мыслях не было мешать вашей... работе. Мы хотим помочь вам исправить то, что испортили не по своей вине, и пойти своей дорогой.

- Однако вы помешали... Ты хорошо держишься, Яланчы, клянусь пророком Нухом. Но все дело в том, что ваша жизнь сейчас дешевле воздуха, которым мы дышим... Допустим, я найду товар и доставлю его большим людям. Допустим, большие люди простят мне задержку. Но что дальше? Садулла, хоть и был дурак, но был очень хорошим проводником. Он возил товар из Афганистана, и всегда успешно, без потерь, без обмана, без проволочек. А возил он, как ты наверняка уже проверил, не ковурму какую-нибудь на базар, а мак. Опий.

Это был один из самых больших каналов, и я очень дорожил им, поскольку через Пакистан и Иран доставлять товар в Европу стало трудно, там усилили границы, там борются с Аль-Каедой и наркоторговлей, поставщикам понадобились новые пути, пути через Туркмению. Садулла знал один такой путь. И он знал продавца. Я продавца не знаю. Я не знаю, какими тропами он вел караван через границу. И теперь Садулла мертв, и мертвы все караванщики. Их убили вы.

- И что ты собираешься делать? - спросил Алексей напрямик, чувствуя, как по спине поползли струйки пота. - Убить и нас в отместку? Запытать до смерти?

Только вряд ли это вернет караванщиков, Недж...

Неужели придется сдать ему платину? Ай-ай-ай, как нехорошо-то...

- Я еще не решил, - признался хан Неджметдин.

И совершенно неожиданно добавил:

- Вы очень необычная компания, Яланчы, самая необычная из всех, что я встречал. Ты - наверняка военный, у тебя выправка офицерская, а твоя подруга - городской житель, в пустыне ей делать абсолютно нечего. Твой приятель не так давно с зоны, и я не удивлюсь, если узнаю, что покинул он ее по собственной воле, супротив воли Хозяина...

Что же вас объединяет, а? Что вы здесь делаете?

Алексей ничего не ответил, подумал лишь: "Интересно, а когда это ты сумел нас разглядеть? В щелку подглядывал, как мы подъезжаем, что ли?.."

Хан опять ухмыльнулся, поняв его мысли по-своему.

- Не удивляйся, я с детства жил в России... в Ленинграде. Я сидел в России. В восемьдесят девятом, когда моя... родина начала борьбу за независимость от Большого Брата. Тогда модно было выходить на демонстрации протеста, тогда модно было сидеть за убеждения.

Я был молод, и я сидел. И тоже ушел с зоны по своей воле. Потому что понял, что Россия - это не мое. Поэтому я сразу почувствовал твоего приятеля...

"Ага, ностальжи поперло, - подумал Карташ. - И ведь скучает, бай фигов, по России-матушке..."

- Теперь у нас все по-другому, - сказал он проникновенно, изо всех сил стараясь, чтобы его слова ни в едином звуке не звучали фальшиво. - Россия стала другой...

И это было ошибкой.

- Другой?! - гаркнул хан, едва не опрокидывая блюдо с виноградом. - Другой, ты говоришь? Дурак. России как было наплевать на себя, так наплевать и сейчас.

Я вожу мак из Афганистана. Талибы запрещают выращивать мак, поэтому я покупаю его у Северного Альянса, а Северный Альянс поддерживает Россия. Значит, Россия поддерживает и мой бизнес? Я вожу мак через Туркмению, потому что я купил здешних чиновников.

Здешних чиновников покупают все, даже американцы.

Почему же Россия не может купить их, если не в состоянии договориться, почему позволяет маку и исламистам расползаться по вашей Азии? Мало вам небоскребов в Америке?!. - Он вдруг успокоился - видать, выплеснул, что накипело. - Иди, Яланчы. Я завтра подумаю, что с вами делать.

Смешавшись, Карташ поднялся.

- А мои друзья...

- Ты завтра с ними увидишься. Я не хочу, чтобы вы общались, пока я не принял решение. Иди, Ахмед покажет тебе твой кара-ой, - и он звонко хлопнул в ладоши.

Кара-ой, оказалось, называлась кочевничья юрта, которая по внутреннему убранству мало чем отличалась от жилища философствующего хана, разве что ковры были победнее, да подушки не шелковые. Карташ, как был в одежде, растянулся на коврах и стал смотреть в дырку в потолке юрты, куда лениво уплывал дым из жаровни. Так же лениво клубились мысли и в голове Алексея. Поразмыслить было о чем, но думать не хотелось совершенно. За матерчатыми стенами юрты кто-то смеялся, кто-то наяривал ритмичное "дум-дум-дум" то ли на барабане, то ли на тамбурине, периодически пламя костров взвивалось к небу разбрасывающими искры столбами, словно бензину плеснули - сквозь щель в пологе он видел отсветы оранжевого огня. Праздник у них, что ли? Ага, конечно, - по случаю гибели каравана с наркотой, сиречь с заработком... Он закрыл глаза, и тут же полог откинулся, внутрь кто-то проскользнул.

Карташ приподнялся на локте:

- Кто тут?..

- Т-с-с-с... - Голос женский, незнакомый. - Меня зовут Айджахан. Меня прислал Неджметдин.

- Зачем? - тупо спросил Алексей.

- Ты - гость, - непонятно ответила женщина и приблизилась. В неверном свете жаровни Карташ разглядел ее - симпатичная юная азиат очка, гибкая и тонкая, в невесомом платьишке, напоминающем сари.

- А там у вас праздник, что ли?

- Да.

- По поводу?

- Наступила ночь, и все живы...

Она присела рядом, и Алексей уловил аромат свежего сильного тела - что, согласитесь, было странно для кочевников: ни тебе запаха пота, ни вони костра...

- Человеку одиноко среди незнакомых людей, а если одиноко, значит грустно. Я хочу развеселить тебя, - Айджахан легонько коснулась губами его губ, и сари со' скользнуло на ковер.

"Любопытно, а к Машке тоже такой развлекатель заглянул?" - появилась дурацкая мысль, но потом исчезла, когда ловкие пальчики освободили его от рубашки и взялись за пряжку ремня.

Откровенно говоря, секс был не самой важной вещью, необходимой ему в этот момент, но сопротивляться сил не было. Да и какого черта, спрашивается? Вот как ударит ханчику завтра в башку, что чужаков лучше закопать живьем в песке, чем требовать с них выкуп за покрошенный караван...

Когда девичья головка склонилась над его естеством, уже освобожденным от плена джинсов, мелькнула еще одна мыслишка, последняя: "А ханчик все-таки не такой мудак...", - но потом и она была вымыта волнами наслаждения.

* * *

...Утром предводитель кочевого племени вновь призвал Карташа к себе - на этот раз в палатке присутствовали Маша и Гриневский с Джумагуль, а также несколько других официальных лиц - вида исключительно злодейского.

- Хорошо ли ты провел ночь, Яланчы? - приветствовал его Неджметдин.

Карташ вспомнил кое-что из того, что вытворяла с ним смугленькая Айджахан, и сдержал зевок: выспаться ему практически не дали.

- Великолепно, Недж...

- Рад. А я за ночь решил, что мне с вами делать, друзья мои. Да вы садитесь, разговор у нас долгий... Итак, прошу слушать внимательно, не перебивать, с кулаками на меня не бросаться - не допрыгнете... Итак, мои люди обыскали Уч-Захмет и доложили, что все происходило именно так, как вы и рассказали. Более того: вашу захоронку они обнаружили, изъяли и доставили сюда... Я сказал - не перебивать! Сей факт ничего не меняет. Я потерял деньги, вы нарушили мои планы, вы встали у меня на пути и должны вину искупить.

Теперь в его голосе и повадках появилось что-то неуловимо знакомое, и прошло еще несколько минут, прежде чем Карташ вдруг понял: именно таким тоном говорят блатные, когда собираются развести лоха за какое-нибудь мелкое прегрешение. И насторожился.

В воздухе отчетливо запахло угрозой, и это почувствовали все.

- Недалеко от границы с Афганом, - продолжал хан отрывисто, глядя на Алексея и Гриневского, - по ту сторону, разумеется, обитает некий мелкий князек, некий шах Мансуд. Вы о нем, разумеется, и не слышали даже, зато у меня он уже - как это говорится? - в печенках сидит. Он мешает мне. Он перехватывает мои караваны с товаром, он настраивает против меня людей, с которыми я работаю, он пытался убить меня. Словом, он мой злейший враг, и я поклялся на Коране, что вместе нам по одной земле не ходить. Поэтому я дам вам оружие, дам проводника, который доведет до границы. Вы пойдете в Афганистан и убьете шаха. Сроку вам - пять дней, спустя это время я прикажу сниматься с места, и меня вы уже не найдете. А в качестве залога того, что вы не сбежите по дороге, ваши женщины останутся здесь. Когда вы вернетесь, я верну их вам и отпущу на все четыре стороны. Если вы не вернетесь, я буду считать себя вправе поступать с женщинами так, как пожелаю.

Повисла напряженная тишина, а потом побледневшая Маша спросила ледяным голосом:

- Это, я надеюсь, шутка?

Вместо ответа Неджметдин выволок откуда-то из-за спины ствол, в котором Карташ мигом признал снайперский автомат СВУ-АС. Он непроизвольно сглотнул.

Какие уж тут шутки...

- Вот и обещанное оружие, - улыбнулся Недж. - Вопросы?

- Куча вопросов, - тут же откликнулся Гриневский.

Джумагуль удивленно посмотрела на полюбовника похоже, он уже смирился и теперь просчитывал в голове варианты. Или задумал какую-то свою игру?.. Погранцов, которые нам встретятся, мочить или сначала в плен брать?

Типа, пошутил, ур-род...

- Пограничников не будет, - серьезно сказал хан. Это мои заботы - обеспечить вам доставку на место и отход. Дальше?

- Как ты узнаешь, что мы его грохнули?

- Резонный вопрос. У шаха на шее есть медальон.

Снять его можно только с головой... Вы принесете мне этот медальон. Голову не прошу, цените.

- Премного благодарны, - сказал Карташ.

- Как мы попадем в его дворец? - спросил Гриневский.

- Дворца тоже не будет... Итак, насколько я вижу, мое предложение принято единогласно, возражений нет.

Тогда идем дальше и переходим собственно к плану.

Глава 11

ГОСПОДА КИЛЛЕРЫ

Семнадцатое арп-арслана 200* года, 11.27

...А дальше были горы. Горы уже по ту сторону границы - фиктивной, как выяснилось, имеющейся исключительно на бумаге, каковую они пересекли совершенно беспрепятственно, не встретив ни единой живой души. Дальше лошадкам было не пройти, они оставили проводника и лошадей у подножья гор и дальше пошли вдвоем. Так называемая тропа петляла среди камней, над уступами, под уступами, проходила по узким карнизам, свалиться с которых и загреметь вниз по камням до самого дна было легче, чем удержаться на них. Тропа взбегала крутыми склонами, тропа вела их пологими склонами и снова петляла, забирая все выше и выше. Нередко доводилось проходить по-над пропастью, борясь с извечным искушением шагнуть туда, в звенящий провал, в манящую бездну.

Снизу вверх полюбовались на подвесной мост, о наличии присутствия которого их предупреждали на инструктаже. Недж честно сказал, что по мосту выходит намного короче, но на том пути велика возможность встреч, поэтому идите-ка в обход. И они с Гриневским даже не обсуждали тему - а не рискнуть ли им, не пробежать ли по мостику. Раз обойти спокойнее, будем обходить. Нормальные герои, как известно, всегда идут в обход.

Иногда открывались соблазнительные виды: долины, на которые горы отбрасывали причудливые тени, мелкие, бурлящие и каменистые горные потоки, возле которых промелькнет то кабан, то архар, то шакал, видели они даже и пришедшего на водопой леопарда. Хватало в долинах и всякой растительности: островков леса, зарослей кустарника, зачастую довольно протяженных, почти альпийских при взгляде сверху лугов. На одном из таких лужков, зеленеющем вдоль берега горной реки, они углядели пасущуюся отару овец и чабана, дремлющего на пригорке. Сущая пастораль. Будь они мирными альпинистами, обязательно бы поумилялись. Но они не были альпинистами и цели их были далеки от мирных. Лучше гор могут быть только горы - это сказано для тех, кто лезет вверх по доброй воле. А вот ежели не по доброй, то эмоции одолевают диаметрально противоположные: да в гробу я эти горы видал! Раскатал бы их ядреной бомбой в равнину с превеликой радостью! А этих альпинистов непуганых, романтиков хреновых, лично бы заставил Эверест по камушкам разобрать и утопить в океане, чтоб навсегда отбить у них и им подобных извращенную любовь к скалолазанью!

- Стоп, начальник, перекур, - Гриневский шумно выдохнул, тяжело опустился на землю, запустил ладонь под рубаху и принялся энергично растирать шею и грудь.

- Часто стопорить начал, - Карташ опустился рядом, снял рюкзак, расстегнул клапан, в котором лежала фляга. - Таксерская болезнь одолела? Забываешь, что ноги у тебя не только чтоб педали давить?

- Какие ноги, едрить-переедрить! Воздуху нет, а ты про ноги. Кстати, это мы еще поглядим, кто из нас какой ходок. Вон в тебе тоже килограммов десять верных лишнего весу.

- Было десять, - признал старлей. - В начале удивительных странствий. Теперь не больше пяти. А так пойдет дальше - и щеки ввалятся. На, держи фляжку, глотни.

Карташ переносил высокогорье лучше. Он, ясное дело, тоже ощущал недостаток кислорода, но пока не задыхался. Особенности разных организмов, не более того, и отнюдь не повод гордиться своим богатырским здоровьем. Скажем, его, Карташа, всегда укачивало на горных "серпантинах", а может, тому же Таксисту езда по петляющей по горам горной дороге будет до лампочки, а то и в кайф.

- Когда же будет этот блинский перевал? - спросил Гриневский, отмахнувшись от протянутой Алексеем сигареты.

- Если верить собственным глазам, то скоро. Если вспомнить, какие петли выписывала порой тропа, то уж и не знаю. Но до ночи, думаю, доберемся. До ночи, я надеюсь, мы будем уже по ту сторону. Желательно, конечно, спуститься как можно ниже.

- Пошли, что ли?

- Пошли.

Ночь застала их черт знает где, но уже за перевалом. По плану Неджметдина, они должны были заночевать в каком-то жилище отшельника, выбитом в камне. Но такового им не попадалось. Вроде бы, по прикидкам, они не дошли до него приблизительно километра два. А может, и вообще умотали не в ту сторону.

Шайтан тут разберет, где они, где жилище, где этот храм судьбы. Что тут поймешь без нормальной карты!

То, что нарисовал якобы грамотный сын Неджметдина, могло сойти за карту разве что у народов, не знакомых с топографией, а то и с письменностью вообще. Какие-то наскальные рисунки, скопированные на бумагу. Ну что это, скажите на милость, за обозначение - обведенное в кружок рогатое чучело! Как это прикажете привязывать к местности?! Хорошо хоть, со слов этого, прости господи, художника Алексей подписал: "Отдельно стоящая скала, видом напоминающая голову оленя". Но и то было слабым подспорьем в одолении незнакомых местностей. И потом, там где восточному человеку видится рогач, западный усмотрит инопланетянина или фаллос...

Вдобавок хан Неджметдин явно переоценил их скороходческие качества. Друг Неджметдин, строя расчеты, держал в уме не иначе кого-нибудь вроде маленького Мука, сигающего через горы и долины в волшебных сафьяновых туфлях. Они же с Гриневским так не могут, они обуты в тяжелые армейские ботинки, от которых волшебства фиг дождешься.

Короче говоря, пришлось заночевать, где застала рухнувшая с неба ночь. Не идти же на ощупь, чтоб свалиться друг за другом в пропасть, как слепцы на известной картине.

Насчет того, можно или нельзя разводить костер, инструкций не поступало. Здравый смысл подсказывал, что лучше бы этого не делать, мало ли кого принесет на огонек, но не разводить было смертоубийственно вместе с ночью пришел холод гораздо сволочнее равнинного, холод, от которого и под бушлатами не спрячешься.

Поскольку они понимали, к чему дело идет, хворосту насобирали по дороге. Да и под стоянку присмотрели местечко, где торчало невысокое и корявое засохшее деревце. В общем, на ночь сушняка должно хватить.

На костре разогрели банки тушенки. Вскипятили в алюминиевой кружке чай. Кипятили и пили из единственной кружки по очереди, потому как напитки они употребляли разные: Карташ - нормальный крепкий чай с сахарком, Гриневский - чифирек...

А вокруг вздымались черные громады гор, накрытых холодным и прозрачным, как хрусталь, небосводом, с которого таращились среброглазые звезды. Горный мир спал, но тишина здесь господствовала совсем другая, не та, что в мертвом городе Уч-Захмет до появления наркокурьеров. Там стояла затхлая могильная тишь, если ее нарушит какой-либо звук, то он прозвучит столь же зловеще, как скрипы и шорохи на ночном кладбище. Здесь же тишина была живая, осязаемая, густая и, черт побери, величественная. Вот внизу взвоет или разразится ревом какая-нибудь зверюга, хлопая тяжелыми крыльями, пролетит слившаяся с мраком птица, обрушатся камни - и камнепад еще долго-долго громыхает, дробясь на мелкие звуки. Романтика, блин...

Карташ сказал негромко:

- Ты видел такой фильм про двух англичан-авантюристов, которые полезли за золотом в горы Афганистана? То есть вот сюда же, - он вытянулся возле костра, положив голову на рюкзак, закурил. - В начале века дело происходит. Пронюхали они каким-то образом, что там имеется маленькая, но очень недоступная страна, где пока ни один белый человек не бывал, зато полно желтого металла. Шон Коннери там играл, и еще один, английский актерик, не помню, как кличут. Названия тоже не помню. А заканчивается кино плохо, прямо скажем, не по-голливудски, без всякого хеппиэнда. Но очень жизненно: Шон Коннери ласты склеивает, а его дружок еле оттуда ноги уносит, возвращается ни с чем. Не смотрел? Ну, неважно. Так вот, те горячие английские парни пробирались так же, как мы, горными тропами. Правда, им приходилось еще хуже, они там от безнадеги даже собрались ручонки на себя наложить, так все было плохо. Ну, утешил я тебя хоть ' немного? Ведь обычно, когда кому-то сложнее, чем тебе, это утешает. Ну да ладно. Вспомнил я этих англичашек вообще-то по другому поводу. Вспомнил я, что когда глядел тот фильм, то чуть ли не жалел, что нет уже на земле подобных уголков...

- Уже тогда мечтал о карьере авантюриста? - хмыкнул Гриневский.

- Возможно, мин херц, возможно. Но я о том, как же я все-таки ошибался насчет заброшенных уголков.

В Сибири, блин, обнаружил, что все не так уж плохо по этой части. В той же тайге еще полным-полно мест, где не ступала нога человека. Или ступала, но наследить, слава богу, не смогла... а то и не успела. Азия, она умеет оберегать свои секреты. А вокруг нас тоже, между прочим, Азия. Вдобавок дикая, не облагороженная западной цивилизацией. Так что заброшенные города, а уж тем более какие-то руины, хранящие захоронки ушедших веков, на Шоне Коннери не закончились ...

- Думаешь, там, куда мы пехаем, есть рыжевье? лениво поинтересовался Гриневский, не спеша прихлебывая чифирек.

Карташ поморщился.

- Не-а, не думаю. Увы, не стоит переоценивать религиозное величие аборигенов. Слишком хреново им здесь жилось, слишком долго... - какое там долго! - сто с лихвой лет непрерывно воюют! Не один хан, так другой выскреб бы все золото и махнул на оружие и жрачку...

А вот то, что, по их мнению, продать нельзя, но за что археологи и музеи отсыплют немалые денежки в твердой валюте, вполне могло сохраниться до нынешних дней и в наилучшем виде. Например, какая-нибудь каменная баба эпохи иранских Ахеменидов. Или обломок забора, на котором лично Магомет матерное слово вырезал. В тутошних местах, знаешь ли, история бурлила.

И кого тут только не было, кто тут только не паханствовал. И Саша Македонский, и Парфянское царство, и арабы всех видов, и вездесущие татаро-монголы, и Тимур небезызвестный, и турки-сельджуки, и... и до дури кого еще. Так что есть дополнительный стимул для нашего путешествия. Это я к тому, что вдруг других стимулов не хватает...

- Давай ничего не брать, не трогать и не ломать, серьезно сказал Гриневский. - Не хватало нам еще банды мстительных религиозных фанатиков, уперто прущих по следам. Это тебе не греки, у которых из-под носа твои же, заметь, англичане вывезли по частям Акрополь или Парфенон, уж запамятовал что именно, а греки - эллины, заметь, мать их! - мало того что не воспрепятствовали, так и до сих пор лишь изредка поноют: "Отдайте, отдайте", - их пошлют, они и заткнутся... А вот укради кто или разрушь мусульманскую святыню, земля у того под ногами будет гореть. Найдут, под землей достанут. На перо поставят, семью вырежут. Или всю жизнь будешь по норам ховаться, с места на место переползать, как этот, Салман... не Радуев, а другой... как его там... который Коран обстебал...

- Салман Рушди, - подсказал Карташ.