Даниэль ДЕФО
ДАЛЬНЕЙШИЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ РОБИНЗОНА КРУЗО СОСТАВЛЯЮЩИЕ ВТОРУЮ И ПОСЛЕДНЮЮ ЧАСТЬ ЖИЗНИ И ЗАХВАТЫВАЮЩЕЕ ИЗЛОЖЕНИЕ ЕГО ПУТЕШЕСТВИЙ ПО ТРЕМ ЧАСТЯМ СВЕТА, НАПИСАННЫЕ ИМ САМИМ
полное оправдание в истории моей жизни. Если принять в расчет мои
тридцатилетилетние испытания, множество пережитых мною разнообразных
невзгод, какие выпадали на долю, наверное, лишь очень немногих, семь лет
жизни, проведенных мною в спокойствии и довольстве, наконец, мою старость, -
если вспомнить, что я изведал жизнь среднего сословия во всех ее видах и
узнал, который из них всего легче может доставить человеку полное счастье, -
то, казалось, можно было бы думать, что природная склонность к
бродяжничеству, как я уже говорил, с самого появления моего на свет
овладевшая мной, должна была бы ослабеть, ее летучие элементы испариться
или, по крайней мере, сгуститься, и что в 61 год у меня должно было явиться
стремление к оседлой жизни и удержать меня от похождений, угрожающих
опасностью моей жизни и моему состоянию.
обыкновенно отправляться в дальние странствия: мне не к чему было добиваться
богатства, нечего было искать. Если б я нажил еще десять тысяч фунтов
стерлингов, я не сделался бы богаче, так как я уже имел вполне достаточно
для себя и для тех, кого мне нужно было обеспечить. При том же, капитал мой
видимо возрастал, так как, не имея большого семейства, я даже не мог
истратить всего своего дохода, - разве что стал бы расходовать деньги на
содержание множества слуг, экипажи, развлечения и тому подобные вещи, о
которых я не имел никакого представления и к которым не чувствовал ня
малейшей склонности. Таким образом мне оставалось только сидеть себе
спокойно, пользоваться приобретенным мною и наблюдать постоянное увеличение
моего достатка.
во мне стремления к странствованиям, которое развилось во мне положительно в
хроническую болезнь. Особенно сильно было во мне желание взглянуть еще раз
на мои плантации на острове и на колонию, которую я оставил на нем. Каждую
ночь я видел свой остров во сне и мечтал о нем по целым дням. Мысль эта
парила над всеми другими, и мое воображение так усердно и напряженно
разрабатывало ее, что я говорил об этом даже во сне. Одним словом, ничто не
могло выбить из моей головы намерение съездить на остров; оно так часто
прорывалось в моих речах, что со мной стало скучно разговаривать; я не мог
говорить ни о чем другом: все разговоры сводились у меня к одному и тому же;
я всем надоел и сам замечал это.
россказни и привидениях и духах возникают вследствие пылкости воображения и
усиленной работы фантазии, что никаких духов и привидений не существует и т.
д. По их словам, люди, вспоминая свои былые беседы с умершими друзьями, так
живо представляют их себе, что в некоторых исключительных случаях способны
вообразить, будто видят их, разговаривают с ними и получают от них ответы,
тогда как в действительности ничего подобного нет, и все это им только
чудится.
другим после своей смерти и бывают ли у таких рассказов более серьезное
основание, чем нервы, бред вольного ума и расстроенное воображение, но я
знаю, что мое воображение часто доводило меня до того, что мне казалось,
будто я опять на острове близ моего замка, будто передо мной стоят старик
испанец, отец Пятницы и взбунтовавшиеся матросы, которых я оставил на
острове. Мне чудилось, что я разговариваю с ними и вижу их так же ясно, как
если б они на самом деле были у меня перед глазами. Часто мне самому
становилось жутко - так живо рисовало мое воображение все эти картины.
Однажды мне приснилось с поразительной яркостью, что первый испанец и отец
Пятницы рассказывают мне о гнусных поступках трех пиратов, о том, как эти
пираты пытались варварски перебить всех испанцев и как они подожгли весь
запас провианта, отложенного испанцами, чтобы умерить их голодом. Ни о чем
подобном я не слыхал, а между тем все это было фактически верно. Во сне же
это представилось мне с такой отчетливостью и правдоподобием, что вплоть до
того момента, когда я увидал мою колонию на самом деле, меня невозможно было
убедить, что все это не было правдой. И как же я во сне негодовал и
возмущался, слушая жалобы испанца, какой суровый суд я учинил над виновными,
подверг их допросу и велел всех троих повесить. Сколько во всем этом было
правды - выяснится своевременно. Скажу только, что, хотя я и не знаю, как я
добрался до этого во сне и что мне внушило такие предположения, в них было
многое верно. Не могу сказать, чтобы сон мой был правилен во всех
подробностях, но в общем в нем было так много правды, гнусное и низкое
поведение этих троих мерзавцев было таково, что сходство с действительностью
оказалось поразительное, и мне на самом деле пришлось строго наказать их.
Даже если бы я их и повесил, то поступил бы справедливо и был бы прав перед
законом божеским и человеческим. Но возвращаюсь к моему рассказу. Так я
прожил несколько лет. Для меня не существовало никаких других удовольствий,
никакого приятного препровождения времени, никаких развлечений, кроме
мечтаний об острове; жена моя, видя, что моя мысль занята им одним, сказала
мне однажды вечером, что, по ее мнению, в моей душе звучит голос свыше,
повелевающий мне отправиться снова на остров. Единственным препятствием к
этому были, по ее словам, мои обязанности перед женой и детьми. Она
говорила, что не может допустить и мысли о разлуке со мной, но так как она
уверена, что, умри она, я бы первым делом поехал на остров и что это уже
решено там наверху, то она не желает быть мне помехой. А потому, если я
действительно считаю необходимым и уже решил ехать... - тут она заметила"
что я внимательно прислушиваюсь к ее словам и пристально смотрю на нее; что
ее смутило, и она остановилась. Я спросил ее, отчего она не досказала, и
просил продолжать. Но я заметил, что она была слишком взволнована и что в
глазах ее стояли слезы. - "Скажи мне, дорогая", начал я, "желаешь ли ты,
чтоб я поехал?" "Нет", ответила она ласково, "я далека от того. чтобы желать
этого. Но если ты решился поехать, то я уж лучше поеду с тобой, чем буду
тебе помехой. Хотя я и думаю, что в твои годы и в твоем положении слишком
рискованно думать об этом, - продолжала она со слезами на глазах, - но раз
уже так суждено, я не оставлю тебя. Если такова воля неба, противиться
бессмысленно. И если небу угодно, чтобы ты поехал на остров, то оно же
указывает мне, что мой долг ехать с тобой или устроить так, чтобы я не
послужила для тебя препятствием".
действий, я обуздал свою страсть к путешествиям и начал рассуждать с самим
собой, какой смысл имело для шестидесятилетнего человека, за которым лежала
жизнь, полная стольких лишений и невзгод и закончившаяся столь счастливо, -
какой смысл, говорю я, могло иметь для такого человека снова отправляться в
поиски приключений и отдавать себя на волю случайностей, навстречу которым
идут только молодые люди и бедняки?
что у меня есть жена и ребенок и что моя жена носит под сердцем другого
ребенка, - что у меня есть все, что могла дать мне жизнь, и что мне нет
надобности рисковать собой ради денег. Я говорил себе, что я уже на склоне
лет и мне приличнее думать о том, что скоро мне придется расстаться со всем
приобретенным мною, а не об увеличении своего достатка. Я думал о словах
моей жены, что такова воля неба и что поэтому я д_о_л_ж_е_н ехать на остров,
но лично я вовсе не был уверен в этом. Поэтому после долгих размышлений я
стал бороться с своим воображением и кончил тем, что урезонил себя, как это
может сделать, наверное, и каждый в подобных случаях, если только захочет.
Одним словом, я подавил свои желания; я поборол их при помощи доводов
рассудка, которых, в моем тогдашнем положении, можно было привести очень
много. Особенно же я старался направить свои мысли на другие предметы и
решил начать какое нибудь дело, которое могло бы отвлечь меня от мечтаний о
поездке на остров, так как я заметил, что они овладевали мною главным
образом тогда, когда я предавался праздности, когда у меня не было никакого
дела вообще или, по крайней мере, неотложного дела.
переселиться туда. Там был небольшой удобный домик, и в хозяйстве можно было
произвести существенные улучшения. Такое занятие во многих отношениях
соответствовало моим наклонностям, притом же местность эта не прилегала к
морю, и там я мог быть спокоен, что мне не придется видеть корабли, матросов
и все то, что напоминало о дальних краях.
тележку, фургон, лошадей, коров, овец и серьезно принялся за работу. Через
полгода я сделался настоящим сельским хозяином. Мой ум всецело был поглощен
надзором за рабочими, обработкой земли, устройством изгородей, посадкой
деревьев и т. п. И такой образ жизни мне казался самым приятным из всех,
какие могут достаться, в удел человеку, испытавшему в жизни одни только
невзгоды.
меня не стесняли никакие условия, я мог строить или разрушать по своему
усмотрению; все, что я делал и предпринимал, шло на пользу мне и моему
семейству. Отказавшись от мысли о странствиях, я не терпел в своей жизни
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Адамов Григорий
Афанасьев Роман
Роллинс Джеймс